Сейчас все согласились, что господину Цзян просто не повезло.

Император не нашел способа придраться к нему, поэтому господин Лу сам мудро и тактично указал ему на дверь.

Однако, вопреки ожиданиям, Хэлянь Пэй выслушал речь Лу Шэня полностью, задумался на некоторое время, но затем не только не ответил ему с присущей драматичностью, но еще и помедлил, в итоге спустив все на тормозах:

– Господин Лу сказал более чем достаточно.

Таким образом, он отбросил это дело, не став поднимать вопрос.

Это ошеломило каждого, кто находился в зале, заставив широко распахнуть глаза и внутренне занервничать. Они не знали, что значило для императора «стать мудрым правителем», но кое-кто в душе уже выстроил предположения. Независимо от того, действительно ли император собирался наказать Второе Высочество, прихвостни Хэлянь Ци сначала слегка встревожились, но затем успокоились и начали строить планы, повсюду используя свои связи.

Даже Хэ Юньсин, который с самого начала был встревожен и боялся причинить вред господину Цзян, удивленно прищелкнул языком. У наследного принца действительно был талант; эта речь была действительно хороша. Заставив Лу Шэня написать подобный манифест, он лишил императора возможности выместить гнев на Цзян Чжэне. Кроме того, это позволяло подданным понять определенную логику в его мыслях, а поскольку все они привыкли приспосабливаться к ситуации, никто больше не осмелился бы опрометчиво отправить другой манифест. Даже если бы когда-нибудь император действительно захотел бы предъявить Цзян Чжэну какие-либо обвинения, у него, скорее всего, не было бы для этого никакого основания.

По этой причине Хэ Юньсин внутренне восхитился, подумав, что в этот раз господин Цзян будет в безопасности.

По-правде говоря, благодаря манифесту Лу Шэня, независимо от того, насколько Хэлянь Пэй был зол на Цзян Чжэна за то, что тот стал причиной всех беспорядков, он больше не смог бы использовать это как основание для обвинения. Причина этого была проста – именно император был тем, кто повысил его до этой должности, и Цзян Чжэн был единственным чиновником, который заслуживал уважения в глазах этого «несказанного могущественного мудреца», что сидел на троне.

Лу Шэнь с полной уверенностью утверждал, что Цзян Чжэн «льстил и пользовался благосклонностью тех, кто был выше его», но император не был в этом уверен. Цзян Чжэн был не из тех, кто не понимал людскую хитрость. Он всегда знал, что их правящий император был никчемен и постоянно ходил с кислой миной. По этой причине все советы, что он давал императору об управлении, никогда не произносились в общественных местах, а давались наедине. Если его раздражала болтовня чиновника, Хэлянь Пэй просто закрывал дверь и отказывал в аудиенции.

Он мог наказать Цзян Чжэна по любому, пусть необоснованному поводу, но только не за «бесполезность» и «лесть», иначе это означало бы, что он сам не умел разбираться в людях и назначил на службу подобострастного подонка.

Хэлянь Пэй всю жизнь больше всего заботился о репутации. В свое время он командовал сотнями тысяч солдат во время нападения на Наньцзян из-за репутации. Он разозлился на Цзян Чжэна из-за репутации. В этот раз он смог сдержать себя и не наказать Цзян Чжэна… тоже из-за репутации.

Он посмотрел на Лу Шэня, который был одновременно растерян и ошеломлен, стоя на коленях в главном зале. Зная, что за спиной этого «чжуанъюаня» Лу стоял наследный принц, он взглянул на возмущенное выражение лица Хэлянь И.  То, что его младший сын все еще придает значение чувствам, немного утешило его. Обычно он равнодушно наблюдал за происходящим, но в решающий момент понял, что должен защитить своих отца и братьев.

Затем он вспомнил вчерашний день. Слушая, как Хэлянь Ци горько плакал, говоря о «злодее», что причинил ему вред, и каждой фразой намекая на наследного принца, у него появилось несколько  мыслей. Он подумал, что его второй ребенок, хоть и достоин жалости, все же был бессердечен и беспощаден. Испытав несправедливость, он не стал искать истинного виновника, а сразу подумал, что зачинщиком был его собственный кровный брат.

С некоторой грустью он понял, что все еще должен задержать его в темнице на какое-то время. Дать ему проявить сдержанность и усвоить урок было бы неплохо.

Расследование тянулось все дальше и дальше, и вскоре уже пост подошел к концу. Все это время люди изо всех сил старались что-то делать в попытке понять мысли старого императора. Они одновременно пытались очистить себя от связей с Хэлянь Ци и переманить своих врагов на его сторону.

Расследование по делу Хэлянь Ци с самого начала не отличалось большой активностью, но Чжао Чжэньшу и остальные быстро выступили козлами отпущения; вытянув из земли редиску, за ней потянулась нить грязи. Разного рода изобличители перекладывали ответственность с одного на другого, и никто не знал, на какой стороне реки окажутся их собственные Бодхисаттвы [2]. Когда все следят друг за другом, чувства отходят на второй план.

[2] Бодхисаттвы – бессмертные, спасающие людей. Они сделаны из глины, поэтому если поместить их на один берег реки, они не смогут помочь кому-либо на другом берегу, так как растворятся.

Хэлянь Пэй никак не показывал свое отношение к ситуации, наблюдая за тем, как они поднимают шум.

Чем больше по этому поводу будет волнений, тем больше людей в итоге забудут об этом.

Главный зачинщик неприятностей, Чжан Цзинь, никогда не был оптимистом и хорошо знал о своем конце. В тот же вечер, когда его задержали и заключили в тюрьму, он выпил заранее приготовленный яд. Смерть одним движением положила конец его бедам, безболезненно забрав его жизнь.

Паразиты всех мастей на северо-западе были уволены в общей сложности за десять дней. Сколько их было и насколько велик был масштаб, заставило всех ахнуть от удивления. В народе шутили, что если рубить головы северо-западных чиновников  последовательно, то кто-то будет убит ошибочно, но если рубить головы по одной, то множество из них ускользнет от наказания.

Эти люди превратили живописный пейзаж Великой Цин в пустышку.

Но в итоге императорская казна была вновь наполнена, наследный принц получил устную похвалу, несметное число коррумпированных чиновников было уволено, а прихвостни второго принца разбежались. Что касается самого Хэлянь Ци, после его заключения вопрос в конечном счете отложили в долгий ящик: старые хитрецы из Министерства по делам двора продолжали ходить вокруг да около. Второй принц был наказан лишением годового жалования за «распущенность во время поста», и Хэлянь Пэй отправил его на домашний арест подумать о своем поведении.

Его Высочество второй принц хоть и понес катастрофические потери, но был больше напуган, чем ранен.

Наконец настало время сводить счеты.

Глава 52. «Пустые домыслы*»

* 无中生有 (wú zhōng shēng yǒu) – сделать [дело] из ничего, измышлять небылицы (ср.: высосать из пальца).

Пост закончился, промелькнула холодная зима. Столица, погруженная в молчание на три месяца, снова наполнилась радостью и весельем, народ праздновал, любуясь пейзажами реки Ванъюэ сквозь теплые цветастые пологи. Ночной дождь вымыл прохладу, по воздуху разлился сильный аромат цветов абрикоса, безбрежный голубой туман покрыл ветви ив, и все вокруг расцвело.

Прохожие подходили к подножию Запретного города и уходили, ни о чем не думая, лишь следуя за теплым ветром, слушая нежное пение незнакомых девушек и пьянея без вина.

Вся столица наполнилась спокойствием. Спустя три месяца поста Хэлянь Пэй словно выдохнул, оставил свое стремление стать «мудрейшим правителем» и перестал рано вставать для утренней аудиенции. Второй принц, разумеется, не имел возможности создать неприятности. Хэлянь Чжао и наследный принц вели себя еще более сдержанно, мало говорили и целыми днями следовали за своим стариком.

Это напоминало затишье перед бурей.

И гром разразился в апреле, когда отцвели цветы.

Неизвестно, ни откуда появился этот человек, ни что его так разозлило, но он стал автором рукописи под названием «Семь страхов, восемь заблуждений», которая мгновенно распространилась в народе и приобрела тысячи копий. Только когда она добралась до провинций  Хунань и Хубэй, чиновники обратили на нее внимание. Под псевдонимом «Мастер смуты» [1] он изобразил истинные обличья императора, генералов и министров с такой точностью, словно в Ханьлиньской академии имелась пара скрытых глаз, что безмолвно наблюдала, как все суетятся и притворяются мертвыми.