Цзин Ци потер переносицу. Вздохнув, он вышел и прислонился к дверному косяку,  равнодушно посмотрев на У Си.

У Си на мгновение вздрогнул под его взглядом, но потом снова выпрямился.

– Ты поднимаешь шум с самого рассвета. Что такое ты не сможешь сказать мне через несколько дней? От этого шума у меня болит голова.

Цзин Ци уже привык начинать разговор с бессмысленных слов.

У Си замер на месте. Так и не оценив старания Цзин Ци, который придумал удобный способ избежать этого разговора для них обоих, он произнес:

– Вчера я перепил, но помню все, что сказал тебе. Я правда так думаю.

На какое-то время Цзин Ци замолчал. Он до сих пор не мог привыкнуть к его прямолинейности в выражении мыслей и чувств, что превышала всякий здравый смысл. Долгое время спустя он очень спокойно поднял голову, но больше не смотрел на У Си.

– Скажи всем отступить, – обратился он к Цзи Сяну. – Ты тоже уходи. Если… хоть слово из того, что было сказано сегодня, просочится наружу, то не обвиняйте потом этого князя в безжалостности.

По его тону Цзи Сян понял, что он не шутит, немедленно отпустил всех и удалился сам.

Собравшись с мыслями, Цзин Ци повернулся к У Си:

– Будем считать, я никогда не слышал всего сказанного вчера. Теперь уходи.

– Сказанные слова уже сказаны, – взволнованно ответил У Си. – Ты же их слышал, как ты можешь делать вид, что нет?

– Это уже мое дело, – тихо сказал Цзин Ци. – Юный шаман, мы друзья и не должны… усложнять друг другу жизнь.

У Си на долгое время застыл без движения и лишь затем с трудом спросил:

– Я… я совсем тебе не нравлюсь?

Он никогда не скрывал своих чувств, а в эту минуту облик его пропитался такой печалью, что даже слепой заметил бы. Цзин Ци внезапно вспомнил прошлую ночь и то, как выглядел юноша, что обессиленно сидел на полу и звал его по имени. Сердце его смягчилось, и всевозможные мягкие и тактичные оправдания закружились в голове, но он ничего не сказал.

Он верил, что спустя столько времени знает, какой У Си человек. Этот ребенок с рождения был не тактичным, а прямолинейным и резким, потому с ним тоже нужно было быть откровенным и не давать ложной надежды, иначе это помешает ему образумиться.

– Не воображай себе неизвестно что, – кивнул он тогда.

С этими словами он развернулся, чтобы вернуться в комнату. У Си стиснул зубы и крикнул ему в спину:

– Однажды ты захочешь уехать со мной!

Цзин Ци резко повернул голову и четко сказал:

– Юный шаман Наньцзяна, ты открыто побуждаешь этого князя связаться с чужим кланом?

У Си содрогнулся всем телом и начисто побелел. Цзин Ци взмахнул рукавами и сказал, не оглядываясь:

– Прости, провожать не буду.

У Си долго смотрел на плотно закрытую дверь, после чего сказал пустому двору, словно обращаясь к самому себе:

– Однажды ты захочешь уехать со мной.

Ответа не последовало. Неизвестно, услышал ли его Цзин Ци.

После этого дня Цзин Ци больше не видел У Си. Тот продолжал приходить в его поместье каждый день после полудня и какое-то время сидел во дворе. Цзин Ци не принимал гостей, а он больше не пытался ворваться внутрь. Словно во времена, когда Цзин Ци уехал в Лянгуан, У Си ждал его в любую погоду, а затем возвращался.

Однако период домашнего ареста князя Наньнина прошел быстрее, чем можно было подумать. Менее чем через месяц он был освобожден, потому что на горе Тайшань в уезде Дунпин провинции Шаньдун произошло землетрясение.

Золотые ветви скрыли беспорядки в храмах Бися [3]. Нефритовая печать Цин-ди [4] сдерживала грязевые оползни. Почтенные пять священных пиков [5], где издревле союзные государства совершали подношения небу и земле для мирного существования, обрушились.

[3] Бися Юаньцзюнь, или Госпожа Лазоревых облаков, – в древнекитайской мифологии богиня деторождения и покровительница детей, а также лис, живущая на горе Тайшань, поэтому в основном она носит имя «матушки горы Тайшань». По наиболее распространенной версии, Бися Юаньцзюнь – дочь повелителя горы Тайшань. Ее появление обычно сопровождается ураганным ветром и ливнем, как символом слияния неба и земли, которое дает жизнь всему на земле.

[4] Цин-ди, или Зеленый император, – один из пяти верховных божеств в мифах Древнего Китая. По некоторым (нашим) предположениям, покровитель горы Тайшань.

[5] Пять священных пиков (гор) Китая (Восточный – Тайшань; Западный – Хуашань; Южный – Хэншань; Северный – Хэншань; Центральный – Суншань). Считается, что ритуалы жертвоприношений способны как бы запечатать гору и помочь избежать обрушений, оползней, землетрясений и прочего. В этом абзаце, вероятно, речь идет о том, что печать разрушена – и в этом причина бедствия.

Все при дворе и в народе пришли в смятение.

Заговорщики каждой партии начали точить ножи под удобный случай.

Глава 47: «В мире* поднялась метель»

*Используется слово 世道 (shìdào – «путь мира»), обозначающее политический режим, нравы общества.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: в главе присутствуют упоминания сексуальных связей с несовершеннолетними (без детального описания).

Хэлянь Ци в последнее время был недоволен. Он постоянно был недоволен с тех самых пор, как этот вредитель, князь Наньнина Цзин Бэйюань, вернулся из Лянгуана.

Особенно он был недоволен всякий раз, когда нечаянно сталкивался с Цзин Ци при дворе: то, как тот смотрел на него с фальшивой улыбкой и почтительно одаривал пожеланиями, болезненно сжимало его грудь.

Он не задумывался об этом раньше, но, с подачи даоса Ли оглянувшись назад, вспомнил, что множество закулисных событий будто бы на самом были проделками этого юного князя.

Когда-то он считал, что этот человек выглядит неплохо, и его распутное сердце даже немного встрепенулось. Видя его сейчас, он чувствовал, что в глубине этих сияющих улыбкой персиковых глаз пряталась тьма. Их пристальный взгляд, прикованный к нему, всегда вызывал чувство тревоги.

Он подослал к наследному принцу Су Цинлуань, но это не принесло своих плодов – похоже, младший брат спрятал эту женщину, и вытащить ее оказалось непосильной задачей. Кроме того, наследный принц весьма неохотно общался с ней: лишь изредка равнодушно разговаривал, пил вино и слушал ее пение. Действительно важные вещи в присутствии певицы не обсуждались.

Если Хэлянь Чжао сосредоточил свои силы на юге и держал под контролем Лянгуан, то Хэлянь Ци управлял северо-западом. Чжао Чжэньшу из Бэйтуна был проницательным и льстивым человеком, непохожим на Ляо Чжэндуна, чей успех вызывал зависть. Он еще ни разу не забыл почтительно преподнести своему начальнику ежегодные дары и хладнокровно подкупал всех в верхах и низах.

Все эти годы Цзян Чжэн и его шайка престарелых чиновников неотрывно следили за северо-западом, но Чжао Чжэньшу был настоящим талантом, и вывести его на чистую воду они так и не смогли. Когда старший принц из ниоткуда достал этого демонического танцующего кота, у Хэлянь Ци появилась идея. Северо-запад считался пограничной зоной: его ландшафт сильно отличался от столичного, потому там водилось множество необычных существ, которых Хэлянь Ци приказал Чжао Чжэньшу переправить контрабандой.

Они позволили ему втереться в милость Хэлянь Пэя, и тогда появился удобный случай, чтобы очернить Цзин Бэйюаня.

Кроме того, даос Ли и Хэлянь Ци обсуждали, что наследный принц был довольно непримечательным, и их главным врагом все еще оставался Хэлянь Чжао. Однако спустя столько лет принц вырос, а его крылья словно расправились еще шире. Лу Шэнь был молод, но уже вступил в Военный совет. Тем же летом Хэ Юньсин, младший сын хоу Цзинцзе, тоже был выдвинут Хэлянь Чжао для работы в Военном министерстве.

Хэлянь Чжао будто спелся с наследным принцем, и Хэлянь Ци, окруженный врагами со всех сторон, постоянно чувствовал давление. Его собственная власть над частью территорий постепенно исчезала. Тем не менее, даос Ли утверждал, что эти люди лишь выглядели влиятельными, но на деле их союз ничем не отличался от бессмысленного союза Шу и У [1]. Тем человеком, кого действительно нужно было убрать, был князь Наньнина Цзин Бэйюань.