Все эти годы подле него будто бы находилась пара глаз, что пристально следила за каждым шагом. По спине его пробежал холодок. Цзин Ци спокойно опустил чашу с вином и сказал:

– Господину очень повезло обрести счастье и взаимную любовь в семейной жизни. Будучи чиновником императорского двора, вы располаете толпой служанок, но все еще можете отведать сладости, собственноручно приготовленные уважаемой госпожой в день жертвоприношения богу кухни и очага перед малым новогодним сочельником [1]. Действительно завидно.

[1] Жертвоприношение богу кухни и очага приходится на 23 число 12 месяца по лунному календарю. Малый новогодний сочельник – на 24-е число 12 месяца по лунному календарю.

Малый новогодний сочельник… прошел вчера вечером.

Цзин Ци с некоторым волнением вздохнул:

– Вы вместе пьете чай за чтением книг, любите и почитаете друг друга – все это обычные женские мелочи, но зачем гнаться за такой славной жизнью? Разве не чтобы, пережив холодные ветра и злые дожди на чужбине, иметь место, где можно остановиться, и человека, который будет ждать тебя с зажженной лампой? Скажите, так ли это, господин Ли?

Ли Яньнянь уставился на него немигающим взглядом, на его неизменно привлекательном улыбающемся лице выступил смутный страх. Цзин Ци невозмутимо повторил вопрос:

– Скажите… так ли это?

На короткое время между ними повисло молчание. Даже Цзи Сян, что стоял в стороне, не осмелился издать ни звука, почувствовав, что эта согретая пламенем от древесного угля беседка вдруг стала холодной и пустой. Улыбка Цзин Ци никуда не делась, но страх Ли Яньняня таял капля за каплей, пока не осталась одна лишь неописуемая решимость вместе с почти бесстрашным молчанием.

– Да, князь верно говорит, – кивнул он.

Цзин Ци наконец спрятал свою испытывающую улыбку. Когда она исчезла, показалось, будто с его лица сошел слой тумана. Он встал, заложил руки за спину и прислонился к перилам, вглядевшись в даль. Десятки тысяч ли белого снега напоминали безбрежное море песка, далекое от необъятной земли, огромное и пышное, способное своей чистотой смыть всю грязь людского мира.

Лишь долгое время спустя он снова заговорил:

– С тех пор как этот князь сюда прибыл, господин Ли особенно прилежно бегает по делам. Это наместник Ляо выдвинул господина Ли в качестве доверенного лица. Насколько этому князю известно, способности господина Ли весьма хороши, ровно как и его методы, и не должны использоваться в подобном месте.

Ли Яньнянь низко опустил голову и продолжил хранить молчание.

– Наместник Ляо в близких отношениях с Его Высочеством старшим принцем, – продолжил Цзин Ци. – Все, что он сделал ради последнего, тебе тоже известно. Этот князь спрашивает тебя вот о чем: сколько воинов Ляо Чжэньдун самовольно взял себе в подчинение? Сколько купцов на землях Лянгуана давали ему взятки? Сколько постов было продано? Сколько человеческих жизней было скошено, будто трава? Сколько людей со своими скрытыми мотивами вмешались в беспорядки в Лянгуане?

Ли Яньнянь, не изменившись в лице, совершенно спокойно сказал:

– Отвечаю князю: в подчинении Ляо Чжэньдуна шестьдесят тысяч частных воинов и несметное количество незаконного оружия, которое хранится на четырех складах. Если не считать мелких дельцов, все четыре крупные купеческие семьи некогда были с ним связаны. Количество проданных чиновных должностей, с тех пор как этот скромный слуга ведет учет, составляет восемьсот шестьдесят четыре штуки. Все дела, где не считались с человеческой жизнью, задокументированы в реестре. Что до этого случая… – он остановился, слегка улыбнувшись. – Князь, небо знает, земля знает, он знает и я знаю. Вы притворяетесь глупым, но в душе тоже все понимаете.

Цзин Ци спокойно ответил, стоя спиной к нему:

– Ли Яньнянь, ты совершенно позабыл о добре, сделанном тебе, и презрел долг. Этот князь понял это с первого взгляда. Ты привык обдумывать желания человеческих сердец и умеешь невольно вызывать в других симпатию. Никто не способен справиться с таким непомерным честолюбцем, как Хэлянь Чжао, лучше тебя. Ляо Чжэньдун долго выстраивал связи в столице. Очевидно, что если бы ты захотел, то уже стал бы столичным чиновником и последовал за Хэлянь Чжао, чтобы обеспечить Ляо Чжэньдуну большую безопасность. Думается мне, господин Ли на самом деле очень скромен. В столь прекрасных обстоятельствах ты не проявил желания взобраться вверх по карьерной лестнице. Вероятно, Ляо Чжэньдун даже не подозревает, что сам вскормил белоглазого волка, который думает лишь о том, как бы собрать побольше всевозможных улик против него.

Ли Яньнянь спокойно опустился на колени, снял головной убор и отложил его в сторону, обнажив голову:

– Этот чиновник действовал во имя справедливости. Я родился в семье простолюдинов и был воспитан старшими земляками. Я искал справедливости для них. Этот подчиненный плел интриги, но помилуйте называть меня белоглазым волком. Князь Наньнина не должен ничего говорить в таких обстоятельствах. Я, Ли Яньнянь, заслужил наказание, но вел себя достойно и умру за благородное дело.

С этими словами он опустил глаза, будто бы не желая смотреть на Цзин Ци вновь. Цзин Ци повернул голову и коротко взглянул на него; лицо его постепенно смягчилось. Затем он наклонился и лично помог ему подняться, с улыбкой сказав:

– Если я накажу господина Ли, кто же поможет мне выловить Ляо Чжэньдуна с его сообщниками и отдать их всех под суд?

Ли Яньнянь вдруг поднял глаза и недоверчиво посмотрел на Цзин Ци, заставив того от души рассмеяться.

Лазурное небо очистилось от снежных туч. После ста с лишним ненастных дней земли Лянгуана наконец осветили лучи солнца.

Цзин Ци и Ли Яньнянь обсудили совместные планы, после чего Хэ Цзи проводил последнего. В это же время промелькнувшая на заднем дворе тень проникла внутрь  через открытое окно – очевидно, ее беззвучные движения были заслугой знания цингуна. Лян Цзюсяо радостно поклонился Цзин Ци:

– Князь!

Цзин Ци кивнул ему и протянул руку. Лян Цзюсяо поспешно достал письмо:

– Это ответ генерала Цуя. К счастью, он не провалил свою миссию.

Генерала Цуя звали Цуй Иншу. Некогда он находился под непосредственным командованием Фэн Юаньцзи. Сейчас же войска семьи Фэн пришли в упадок, и он на долгие годы лишился удачи вместе с ними. Ему поручали только дела, подобные этому восстанию беженцев.

Цзин Ци пробежался глазами по письму и усмехнулся:

– Прекрасно. Мы можем просто сидеть и наблюдать, как кое-кто сам загонит себя в ловушку.

После этих слов он предусмотрительно сжег ответ генерала Цуя в пламени свечи. Едва он присел, как Цзи Сян подал чай.

Цзин Ци кивнул пылающему нетерпением Лян Цзюсяо:

– Садись.

Лян Цзюсяо уставился на него большими глазами, полными надежды. Умение этого человека изменять свою внешность было действительно исключительным. После того как он смыл с себя все снадобья, лицо его стало выглядеть здоровым и слегка простодушным. Даже Цзин Ци, обладающий обширными познаниями, поддался удивлению. Вспомнив, что та изумительная красавица, напоминающая прекрасную орхидею средь горной долины, оказалась вот этим сбродом, он почувствовал сильное разочарование, хоть и понимал, что все это было подделкой.

– Князь, позвольте мне снова разыскать генерала Цуя! – сказал Лян Цзюсяо. – Мы схватим Ляо Чжэньдуна одним махом!

– Если ты осмелишься помешать моим планам, я сломаю… я позову твоего шисюна, чтобы он сломал тебе ноги, – ответил Цзин Ци.

Лян Цзюсяо обиженно уставился на него, но Цзин Ци с редким терпением принялся объяснять:

– Ляо Чжэньдун за долгие годы прочно укрепился в Лянгуане. Его влияние сложно и велико. Многие торговцы наговаривали на него и тайно ставили подножки, но при этом оставляли себе запасные пути для отступления. Никто не выступит вперед, все предпочтут смотреть на огонь с другого берега, чтобы увидеть, куда дует ветер в императорском дворце. Кто в шайке этих старых хрычей осмелится высунуть голову? Как без стоящего предлога генерал Цуй прижмет Ляо Чжэньдуна к стенке? Кроме того, если шестьдесят тысяч личных войнов Ляо Чжэньдуна возьмутся за оружие, разве сможем ты или я позаботиться об этом?