А Синьлай долго стоял, разинув рот.
– Юный шаман…
У Си снова закрыл глаза, словно погрузившись в медитацию, и более не заговаривал с ним.
…Были ли поступки князя неизменно правильными? По крайней мере, сам он в своей правоте был уверен. Он всегда считал, что у него все распланировано, все логично. Свои действия, чужие действия, пути к спасению, смертельные опасности – все это он тщательно продумал и расписал строчка за строчкой, никогда ни с кем не обсуждая.
Цзин Бэйюань в любое время мог небрежно признать свои ошибки, но лишь потому, что не хотел спорить с людьми. Если же он действительно сам что-то решал, то не давал другим вмешиваться и не просил советы. Кем он был в его голове? Ребенком? Кем-то, за кем нужно присматривать, кто нуждался в обучении и на кого нельзя было положиться… таким же, каким он сам считал А Синьлая?
Спустя три шичэня У Си взял быструю лошадь и галопом помчался вперед.
Он заставлял себя не думать о Цзин Бэйюане, не думать о ситуации в столице и фокусировался лишь на том, что было перед глазами. Его лицо казалось спокойным, словно гладь мертвой воды.
Ему удалось пройти оставшийся месяц пути за шесть дней. Он один загнал до смерти трех лошадей.
За эти короткие шесть дней он с невообразимой скоростью научился подавлять свои эмоции, подавлять выражение лица, подавлять свою суть. Он научился держать все внутри себя, а другим показывать лишь то, что хотел сам. Он словно вогнал в собственное сердце недвижимый столб, и теперь, даже если бы прямо перед ним рухнула гора Тай, он смог бы справиться с этим.
Впервые его жизнь преобразилась, когда Наньцзян потерпел поражение, и он в одиночку приехал в столицу в качестве заложника. Второй раз произошел, когда он целое десятилетие был гостем в чужой стране, лично увидев и испытав тайные убийства, вынужденные поклоны, сказочно роскошную жизнь, интриги, от которых волосы вставали дыбом, и глубочайшую тоску. Сейчас он претерпел огромные перемены в последний раз, окончательно завершив свое превращение.
Он въехал в Наньцзян с толпой встревоженных воинов так быстро, словно по дороге за ними гналась смерть. Раньше У Си думал, что испытает множество чувств, вернувшись на эту землю, но сейчас не чувствовал ничего. Он подавил свои эмоции слишком резко, и они затаились, ожидая подходящего момента.
Он спрыгнул с лошади. Даже не смахнув дорожную пыль и не сделав и глотка воды, он первым делом схватил за воротник подошедшего поприветствовать его человека.
– Я должен увидеть Великого Шамана! Немедленно!
Великий Шаман очень постарел. Его волосы полностью побелели, и бессчетное количество морщин расползлось по худощавому лицу, словно их вырезали ножом.
Лишь увидев его, У Си вдруг понял, что Великий Шаман больше не выглядел таким, каким он его помнил, и потому на мгновение невольно замер в дверях.
Великий Шаман поджег трубку, медленно выдохнув струю дыма. Взмахнув тонкой рукой, он приказал всем выйти и наконец остался наедине с У Си. Они оба оценивающе осмотрели друг друга. Замóк на сердце У Си вдруг ослабел. Всевозможные эмоции – обида, боль, гнев, тоска – сквозь трещины рвались наружу, но он крепко стиснул зубы и сдержал их. Уверенно войдя внутрь, он опустился на колени и поклонился Великому Шаману.
– Учитель, я вернулся.
Великий Шаман вздохнул, встал, оперевшись на стол, и медленно обнял уже взрослого ребенка за плечи. Почувствовав под руками юное, сильное тело, переполненное энергией, он устремил взгляд на далекий горный хребет за открытой дверью.
– Ох, У Си, У Си… – пробормотал он.
У Си закрыл глаза, думая о том, что его тело вернулось домой, но сердце все еще было потеряно где-то далеко.
По этой причине он осторожно высвободился из объятий Великого Шамана.
– Учитель, мне нужно вас кое о чем попросить, – низким голосом сказал он.
Великий Шаман молча поднес трубку к губам и затянулся. Его глаза были такими же ясными, как и много лет назад, словно он мог беспрепятственно видеть мысли каждого. В детстве, натворив что-нибудь, У Си всегда боялся этого всезнающего взгляда, но теперь вдруг понял, что страха больше нет. Оказалось, что во всем мире количество вещей, которые действительно вызывали у него страх, было не таким уж и большим.
– Учитель, по пути сюда я видел, что войска на границе Великой Цин и Наньцзяна отступают. Северное племя Вагэла сейчас воюет с Великой Цин. Уверен, Вы знали об этом.
Великий Шаман снова сел, скрестил ноги и кивнул.
– Что ты хочешь, дитя? – спросил он, окруженный клубами дыма.
– Я хочу взять Ваше войско и вернуться в столицу Великой Цин.
Выражение лица Великого Шамана совсем не изменилось, словно это не было чем-то неожиданным. После краткого момента тишины он спокойно сказал:
– Целое десятилетие мы с Великой Цин жили в гармонии и вели торговлю на границе. Их шелка и фарфор довольно хороши. Когда у нас случается свадьба, юноши дарят девушкам подарки на помолвку, и многие из них используют красивые шелка и безделушки из Великой Цин, дабы сыскать благосклонность любимой. Однако неужели ты забыл, что Великая Цин – все еще наш враг?
У Си покачал головой.
– Не забыл. Я помню, что перед отъездом поклялся божествам обязательно вернуться и вечно помнить своих людей. Поклялся, что помогу нанести ответный удар, что буду помнить, кто притеснял нас, и что заставлю их всех умереть ужасной смертью – но помню и то, что тогда Вы не ответили мне, наказав лишь помнить о моих соплеменниках и родине.
Великий Шаман затянулся, ничего не ответив.
– Я помню и то, как Вы сказали, что главное божество Цзя Си наблюдает за всем из другого мира, – продолжил У Си. – Для многих дел наша жизнь слишком коротка, и мы не видим их, если они не у нас под носом. Тогда я не понимал этого, но сейчас осознаю, сколь неправильными были мои мысли.
– И что же ты понимаешь сейчас? – спросил Великий Шаман, не моргнув и глазом.
– Десять лет назад мне казалось, что мы должны собрать силы, нанести ответный удар, отомстить и свести счеты со всем своим гневом и ненавистью. Но что даст нам месть? Наши братья в самом расцвете сил погибнут, их жены и родители останутся скорбеть, а их ненависть унаследуют следующие поколения? Я видел, что многие наши соплеменники используют вещи из Великой Цин. Они, может, и помнят, что тогда произошло, но уже не злятся. Разве не мучительно враждовать с кем-то в течении всей жизни? Разве долг Великого Шамана не в том, чтобы его люди жили лучшей жизнью? Зачем сковывать их прошлым гневом?
Великий Шаман немного помолчал.
– Ты хочешь сказать… что мы должны забыть о прошлом?
У Си покачал головой.
– Не нужно забывать. Мы станем сильнее и с помощью влияния Великой Цин преумножим свое могущество. Находясь в соседстве с нами, больше ни один злой человек не осмелится позариться на наши земли. Так мы подчиним их.
Великий Шаман с минуту оценивающе смотрел на него и вдруг рассмеялся. Его смех становился все громче и громче, пока облачко дыма в горле не заставило его закашляться.
– Кхэ-кхэ… хорошо, хорошо… У Си, тогда я сказал, что тебе нужно увидеть внешний мир. Ты умен, но слишком упрям. Сначала я очень волновался, но сейчас вижу, что ты многому научился в Великой Цин.
У Си мягко улыбнулся.
– Меня было кому научить.
Великий Шаман несколько удивленно посмотрел на него.
– О? И кто же это?
У Си покачал головой. Сейчас он должен был сосредоточиться. Не думая об этом человеке, он вернулся к прошлой теме:
– Учитель, Вы так и не ответили мне, разрешите ли взять войска.
Великий Шаман с серьезным видом отложил трубку.
– Мне нужно знать твои причины.
– Великая Цин понесла тяжелые потери и не сможет оправиться от них еще два десятилетия. Мы можем воспользоваться этой возможностью, чтобы стать сильнее, но, по моему мнению, прежде мы должны освободиться от статуса вассального государства Великой Цин. Великая Цин сейчас находится в критическом положении и нуждается в срочном подкреплении; это неплохой шанс для переговоров. Я поведу туда войска, и если ситуацию в столице удастся разрешить, то город в нужный момент будет полон воинов Наньцзяна. Я немного знаю их наследного принца. Он не станет отказываться, не разобравшись в вопросе.
