Наконец, Хэ Юньсин вздохнул:
– Если император действительно лично поведет войска, Хэлянь Чжао наверняка поднимет восстание. Это трехсторонняя осада столицы. Князь, я не умею говорить красиво. Вы круглый год находитесь в столице и, вероятно, не совсем понимаете, что на поле боя в одно мгновение происходит десять тысяч изменений. Помощь далека, а беда на носу [1]. Мы не можем оставить вопрос с этим столичным участком земли. Если восстание Хэлянь Чжао не увенчается успехом, это будет чудо.
[1] 远水解不了近渴 (yuǎn shuǐ jiě bù liǎo jìn kě) – дословно «вода вдалеке жажду не утолит», обр. «отдаленные планы не решат насущную проблему; запоздалая помощь – не в срок».
Цзин Ци покачал головой, не отрывая взгляда от плана обороны. Он одновременно и думал, и медленно говорил:
– Чжоу Тяньи – вот кто действительно трава на верхе стены. Иначе он не принимал бы всех, кто приходит… Юньсин, ты не знаешь, но он принял не только шесть красавиц от старшего принца, но сияющую жемчужину [2] вместе с резиденцией от меня.
[2] 夜明珠 (yèmíngzhū) – мифическая жемчужина, светящаяся в темноте; лучистый жемчуг.
Хэ Юньсин даже не подозревал об этой тайной сделке и невольно вытаращил глаза от удивления.
Хэлянь И пристально уставился на Цзин Ци:
– Недавно страны южных морей заплатили дань в виде нескольких таких жемчужин. Кроме тебя, никому не выпала честь даже взглянуть на них. Какая великая щедрость с твоей стороны – мгновенно передарить ее.
По правде говоря, после болезни Хэлянь Пэй начал странно хорошо относиться к Цзин Ци. Все вкусные или занимательные вещи отправлялись в княжескую резиденцию в обход всех его сыновей. Цзин Ци улыбнулся, подумав, с чего бы Его Высочество наследный принц вдруг заговорил таким спокойным тоном?
Хэлянь И искоса взглянул на него и многозначительно улыбнулся:
– Знаю, княжеская резиденция настолько богата, что ты можешь позволить себе дарить даже бесценный Хэтяньский нефрит.
Цзин Ци промолчал. Хэлянь И говорил так обманчиво нежно из-за их частых встреч с У Си и его привязанности к нему. Даже Пин Ань подружился с шаманом. Вещи, отданные другим, причиняли боль его сердцу, но если это был один У Си, он оставался спокоен.
Лу Шэнь поспешно вернулся к теме, которая чуть было не отклонилась от курса:
– Чжоу Тяньи и Му Тун – оба ненадежные люди. Один на юге, другой на севере, а между ними зажата рабская душа Те Жу. Этому слуге кажется, будто императорский двор окружили два белоглазых волка и злая собака с алчным взором.
Цзин Ци, услышав это, улыбнулся и взглянул на Чжоу Цзышу.
– Господин Лу, – произнес тот. – Генерал Му – ненадежный человек, но он не сможет принять сторону старшего принца.
– Почему? – удивленно спросил Лу Шэнь.
– Помните старого министра Цай Цзяньсина, которого когда-то подставил первый принц? Супруга господина Цая тоже носит фамилию Му.
– Раньше Му Тун был простым военачальником в Южном лагере, – продолжил Цзин Ци. – Изначально он должен был стать отложенной в сторону пешкой, но неожиданно смог угодить начальству и за эти годы поднялся до звания генерала императорской гвардии Южного лагеря. Можно считать, мы с братом Цзышу разглядели его способности в то время.
– Тогда госпожа Цай Му Туну… – сказал Хэ Юньсин.
– Родная старшая сестра, у них один отец, но разные матери, – Цзин Ци неторопливо отпил чай. – Му Тун был рожден наложницей. У главной жены не было сыновей, одна лишь дочь. Больше детей она иметь не могла из-за травмы во время родов. Тогда у нее зародились другие мысли: убить женщину, что носила под сердцем Му Туна. Однако та женщина неожиданно сумела сбежать. Му Тун, узнав о своем происхождении, тайно вернулся, однако его отец рано умер, а в доме всем заправляла злая старуха. Только старшая сестра, узнав обо всем, хорошо обращалась с ним наедине.
– Настолько хорошо, что это буквально противоречило определению нормальных отношений, – холодно усмехнулся Чжоу Цзышу.
Лу Шэнь и Хэ Юньсин одновременно ахнули и переглянулись, поняв, что недооценили уровень развращенности столицы.
– Тогда все будет зависеть от завтрашней аудиенции, – кивнул Хэлянь И. – Тем не менее, нужно сделать еще несколько приготовлений. Нельзя допустить беспорядки и хаос в столице.
На следующий день споры в зале императорского дворца продолжились. Хэлянь Чжао говорил бойко. Слова выступающих за войну звучали более броско, чем слова сторонников мира. Побуждающие императора лично возглавить войска звучали убедительнее, чем побуждающие императора оставаться в безопасности и спрятать голову в панцирь, как черепаха.
Сын неба, лично возглавляющий огромную армию в несколько сотен тысяч, император, усмиривший мятеж на северо-западе – это звучало столь величественно, что кровь закипала в жилах. За эту эпоху великого спокойствия и благополучия не произошло ничего, что заставило бы кровь забурлить в жилах. Хэлянь Пэй чуть было не рассыпался в восторгах, но, взглянув на чиновников внизу, все-таки промолчал.
Цзин Ци посмотрел на мужчину, что восседал на императорском троне: седина уже тронула его волосы, годы безвозвратно прошли, но он все еще оставался безжалостно наивен. Семья Хэлянь владела всей страной. Три горы и шесть рек принадлежали одному человеку. Народ мог лишь возносить молитвы богам и кланяться Будде в надежде, что небеса пошлют им просвещенного государя и добродетельных чиновников и избавят от бедствий.
Жаль только, что бедствия случались часто, а просвещенные государи встречались редко.
Цзин Ци вдруг вспомнил свое детство, которое прошло более трехсот лет назад. Он думал, что эти вещи уже давно исчезли, как дым, но сейчас они неожиданно снова всплыли в памяти. Тогда Хэлянь Пэй поднял его на руки и лично повез в княжескую резиденцию, чтобы повидаться с его отцом.
Лица всех были размыты, но Цзин Ци помнил, что отец, взглянув на него, словно на мгновение погрузился в мириады мыслей, но затем все испарилось. Он слегка поклонился императору и больше не смотрел в сторону сына. А когда наступило время уходить, императорский дядя вздохнул, похлопал его по спине теплой ладонью и тихо сказал: «Он тяжело переживает и очень несчастен. Не нужно… ненавидеть его».
Сейчас, в приемных покоях, этот вздох и эти слова отдавались в ушах Цзин Ци странным эхом. Вдруг он вспомнил чувство искренней любви, которое испытывал в юные годы. Когда-то он считал Хэлянь Пэя родным отцом, но все это оказалось лишь иллюзией детства.
Хэлянь Пэй был императором, а он – слугой. Банальным чувствам не было места в императорской семье.
Цзин Ци потерял концентрацию, голос Хэлянь Чжао раздавался в ушах на втором плане.
Хэлянь Пэй вдруг взглянул на него и сказал:
– Мы помним, как Бэйюань сказал Нам: «Как можно думать о семье, если гунны еще не истреблены?». Почему же ты сейчас проглотил язык?
Цзин Ци опустил взгляд. В глубине души он знал, что Хэлянь Пэй ждал одобрения еще большего числа людей: он планировал стать героем, а не воинственным, эгоистичным, невежественным правителем. Также он знал, что неважно, насколько велики были амбиции Хэлянь Пэя, способности его оставались весьма скудны. Где он найдет средства к существованию за пределами Запретного города?
В этот момент Цзин Ци принял решение. Слегка наклонив голову, он посмотрел на Хэлянь И невыразимо холодным и непреклонным взглядом. Хэлянь И все понял. Он открыл было рот, но в итоге проглотил все слова, согласившись тем самым с решением Цзин Ци.
– Этот слуга считает, что все, сказанное Его Высочеством, очень верно, – произнес Цзин Ци. – Надеюсь, император проявит самоотверженность и усмирит северо-запад.