«Ужасное известие, только что нами полученное, повергло нас в глубокое горе. Одновременно сожалею и восхищаюсь энергией, которую проявил император Максимилиан, решив собственными силами бороться с партией, победившей только вследствие измены. Не могу утешиться в том, что с лучшими намерениями способствовал столь печальному исходу. Прошу Ваше Величество принять самое искреннее выражение моего глубокого сожаления»²³⁸.

Таким образом завершилась полная трагизма история, к которой приклеили ярлык бессмысленной авантюры. Но, по большому счету, практически все колониальные предприятия того времени носили авантюрный характер. Если попытка удавалась – происходило расширение владений той или иной империи. Например, удачными оказались попытки Франции в Северной Африке, Сирии, Индостане. Так почему же было Наполеону III, который так верил в свою звезду, не попробовать закрепиться в Мексике? К несчастью, попытка не удалась…

После мексиканской экспедиции Наполеон III вынужден был изменить свою внутреннюю политику, состоявшую в том, чтобы постоянно занимать общественное мнение французов военными предприятиями. Мексиканская экспедиция встретила явное непонимание нации. Эта рискованная попытка была задумана не вследствие необходимости, всеми единогласно признанной, а с целью осуществления личных честолюбивых устремлений. Когда все обстоятельства сложились так, что уже больше невозможно было сомневаться в неудачном исходе дела, французское правительство продолжало упорно настаивать на однажды принятом решении – исключительно для того, чтобы не уступить общественному мнению прямым осознанием своего провала. К этому присоединился неблагоприятный результат попытки покупки у короля Голландии Великого герцогства Люксембургского и завоевания Бельгии, и, в конечном итоге, правительство все же решилось обратить все свое внимание на внутренние проблемы государства.

Впрочем, неудачи во внешней политике отразились и на политике внутренней. Понятно, что строго монархическая конституция в стране, пережившей столько революций, могла держаться, только опираясь на суровый полицейский гнет. Но общественное мнение выражало свое недовольство, и уже после 1860 года Наполеону III пришлось пойти на некоторые уступки: были расширены права парламента, появился более либеральный закон о печати.

Усиление оппозиции на выборах 1869 года повлекло за собой новые уступки, а 2 января 1870 года было образовано либеральное министерство Оливье-Эмиля Олливье, которое должно было реформировать конституцию, восстановив ответственность министров и расширив пределы власти Законодательного собрания.

В мае 1870 года выработанный министерством проект был одобрен плебисцитом, но он не успел вступить в жизнь. Летом 1870 года произошли «осложнения» в отношениях между Францией и Пруссией. И Наполеон III отчасти под влиянием императрицы, а отчасти просто уверенный в военном могуществе Франции и надеявшийся очередной победой загладить все ошибки своей политики, вдруг стал действовать таким вызывающим образом, что довел дело до войны, которая привела к краху Второй империи.

19 июля 1870 года французское правительство официально объявило войну Пруссии, а 28 июля Наполеон III отбыл в действующую армию, возложив регентство на императрицу Евгению.

Пруссаки выставили против Франции до 380 тысяч человек с 1175 орудиями, разделенных на восемь прекрасно снаряженных армий под общим командованием прусского короля и начальника штаба Хельмута фон Мольтке.

По свидетельству русского генерала М. Н. Анненкова, во Франции «ни для наступательных, ни для оборонительных военных действий <…> ничего почти не было приготовлено несмотря на то, что опыт прошлого времени и заявления компетентных в этом отношении лиц своевременно указывали правительству на необходимость принятия рационального плана мобилизации»²³⁹.

По сути, у французов мобилизация встретила огромные затруднения из-за того, что на бумаге все значилось в полном порядке, а в действительности же все было расхищено.

Французская Рейнская армия насчитывала около 250–265 тысяч человек. Но, по свидетельству все того же генерала М. Н. Анненкова, «в первых сражениях, данных пруссаками французам, силы первых почти втрое превосходили силы их противников»²⁴⁰.

В результате французы потерпели ряд чувствительных поражений. В частности, в первом же столкновении пруссаки взяли Вейсенбург. 6 августа корпус маршала Мак-Магона был разбит при Вёрте, а корпус генерала Фроссара – на Шпихернских высотах. После поражений при Марс-ля-Туре (16 августа) и Сен-Прива (18 августа), где французы потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести более 26 000 человек, маршал Базен был лишен возможности отступить для соединения с Мак-Магоном, и он заперся со своей армией в Меце, где его осадили 134 000 прусских солдат. По сути, маршал Базен и его армия «попали в положение, весьма похожее на то, в которое генерал Бонапарт поставил Вурмзера в Мантуе в 1796 году и Мака при Ульме в 1805 году»²⁴¹.

Французы не могли поверить, что их блестящая Рейнская армия, надежда и оплот Франции, оказалась поставленной на грань капитуляции. И все искали этому хоть какое-то объяснение: например, что Базен специально жертвует собой, чтобы выиграть время для маршала Мак-Магона и Парижа. Якобы «пока Базен удерживает две из трех германских армий у Меца, Париж может организовать свою оборону, а Мак-Магон получит время для создания новой армии»²⁴².

И Наполеон III вместе с Мак-Магоном, который, несмотря на свою неудачу в начале кампании, все еще пользовался популярностью в войсках и имел репутацию наиболее способного французского полководца, действительно поспешно сформировал новую армию и выступил с ней на помощь осажденному Мецу. Причем император лично возглавил армию. Общая численность этих войск достигала примерно 120 000–150 000 человек, но по качеству (там было очень много необученных новобранцев) эту новую армию нельзя было сравнить со старой Рейнской армией.

При этом как только выяснилось, что армия маршала Базена окончательно отступила в укрепления Меца, тотчас же прусская кавалерия была двинута по направлению к Шалону, чтобы непосредственно следить за формируемой там армией.

Говорят, что Хельмут фон Мольтке не мог поверить, что противник мог совершить столь крупную ошибку.

Генерал М. Н. Анненков пишет:

«Надо заметить, что из изданной ныне французским правительством <…> секретной переписки Второй империи видно, что маршал Мак-Магон не хотел произвести движение, которое кончилось для его армии седанской катастрофой; только настояния тогдашнего французского военного министра Паликао и регентства заставили его идти по этому пути, оказавшемуся для него столь гибельным»²⁴³.

Но у маршала не хватило независимости, чтобы отстоять свое мнение, и его движение было, по сути, навязано ему императорским правительством. И вот за эту-то свою уступчивость Мак-Магон и был страшно наказан, сгубив окончательно французскую армию. При этом, как утверждает генерал М. Н. Анненков, «первое известие о движении маршала Мак-Магона из Шалона на север, для выручки из блокады Базена, граф Мольтке узнал из бельгийских газет»²⁴⁴.

Лишь только в главной квартире германских армий были получены достоверные известия о предприятии Мак-Магона, как тотчас же были приняты все меры для противодействия ему, и уже 14 августа все корпуса обеих армий были направлены на север для преграждения пути французам. В результате маршал Мак-Магон, двигавшийся непостижимо медленно, был настигнут и окружен в Седане.

Нет смысла подробно описывать детали этой операции, но факт остается фактом: 30 августа маршал Мак-Магон, идя на выручку маршалу Базену, потерпел поражение при Бомоне. При этом целый французский корпус, находившийся под командованием генерала Фальи, был застигнут врасплох и истреблен почти что до последнего солдата. Генерал Пьер-Луи Фальи был заменен на генерала Вимпфена.