Как по образу жизни, так и по своим привычкам Луи-Филипп очень походил на буржуа. В нем не было того честолюбия, что так часто встречается у людей, стоящих близко к трону. Своих детей он отдал в общественную школу, а сам, выходя на улицу, всегда держал под мышкой зонтик. Он знал цену деньгам и времени, был известен как образцовый супруг и заботливый отец.

За все эти буржуазные добродетели он и был вознагражден в 1830 году, когда Июльская революция окончательно низвергла с французского трона Бурбонов.

30 июля собралась Палата депутатов (или, правильнее сказать, ее либеральные члены) и провозгласила Луи-Филиппа наместником королевства. Опасаясь республики, буржуазия желала сохранения монархии, но рассчитывать на благоразумную уступчивость прежнего правительства она не могла, и Луи-Филипп оказывался для нее, по выражению Лафайетта, «лучшей из всех возможных республик».

В ночь на 31 июля Луи-Филипп прибыл в Париж и на следующий день ходил пешком по городу, братаясь с рабочими, пожимая руки национальным гвардейцам. Неорганизованные, не имевшие вождя республиканцы уступили без борьбы.

Вообще-то президентом республики должен был стать генерал Лафайетт. Но он передал Луи-Филиппу трехцветное знамя. Луи-Филипп развернул его, вместе с Лафайеттом подошел к открытому окну, обнял и поцеловал генерала. Этим он выиграл дело: к восклицаниям «Да здравствует Лафайетт!» присоединились «Да здравствует герцог!»

Карл X послал Луи-Филиппу свое отречение от престола в пользу своего внука, герцога Бордосского, и назначение Луи-Филиппа наместником королевства. 3 августа Луи-Филипп, открывая заседание Палаты тронной речью, объявил об отречении короля, но предусмотрительно умолчал о том, в чью пользу оно сделано.

Новая Конституция была выработана к 7 августа 1830 года, и Луи-Филиппа провозгласили королем французов «волей народа». 9 августа он принес торжественную присягу.

Новая Конституция признавала суверенитет народа. Право короля издавать ордонансы было ограничено. Законодательная инициатива, прежде принадлежавшая одному королю, была распространена на обе палаты, а Палата депутатов получила право избирать своего президента. Цензура была уничтожена, и была гарантирована свобода печати. Католицизм перестал считаться государственной религией, исключительные и чрезвычайные суды были запрещены, была восстановлена национальная гвардия. Избирательный ценз понизили до 200 франков, вследствие чего число избирателей увеличилось более чем вдвое и дошло до двухсот тысяч.

Своим возникновением Июльская монархия была обязана революции. Это наложило неизгладимый отпечаток на ее суть и на ее внешний облик. В отличие от Бурбонов, которые основывали свою власть на Божественном праве, Луи-Филипп получил королевские регалии от Палаты депутатов. Конституция рассматривалась в качестве договора между французским народом и свободно избранным им королем, который был обязан теперь уважать права и свободы граждан. Самой трудной задачей правительства в первые дни было обуздать и успокоить народный дух. Сначала все были довольны падением старшей линии Бурбонов, и новый король пользовался огромной популярностью.

С первых дней Луи-Филипп вполне вошел в роль короля-гражданина и отлично выполнял ее: как и прежде, он запросто разгуливал по улицам Парижа со все тем же зонтиком под мышкой и при встрече с тем или иным участником Июльской революции останавливался, ласково протягивал руку и простодушно разговаривал с ним, как обычный французский буржуа. Всякий придворный блеск и великолепие были уничтожены, не стало придворного церемониала и королевской гвардии, а сыновья короля продолжили учиться в общественных учебных заведениях.

В это время Луи-Наполеон жил во Флоренции. Там 22-летнего молодого человека представили графине ди Баральини. Эта особа, которую все звали «преддверием рая» (anticamera del paradiso), отличалась столь яркой красотой, что принц, с тринадцати лет проявлявший поразительную романтическую активность, сразу влюбился.

Буквально на следующий день он передал графине записку, в которой просил ее о свидании. Естественно, ответа он не получил. И тогда молодой человек надел женское платье, шаль и шляпку, попудрил лицо, подкрасил румянами щеки, взял корзину с цветами и отправился в особняк Баральини. Придя в дом, он сказал, что он – флористка графини, доставившая ей заказанные цветы. Ничего не подозревавшая горничная проводила «флористку» к хозяйке. Как только служанка вышла, Луи-Наполеон бросился к ногам графини и стал умолять уступить ему. А потом, для пущей убедительности, он даже выхватил кинжал и воскликнул:

– Я решил принять смерть у ваших ног, если вы отвергнете меня, и моя гибель станет для вас вечным укором!¹⁰⁴

Напуганная дама позвонила в колокольчик, и в комнату вбежали слуги, а за ними – муж. Охваченный страхом влюбленный вынужден был под градом ударов ретироваться.

На другой день вся Флоренция обсуждала выходку Луи-Наполеона, и он послал двух секундантов к оскорбленному мужу. Молодой человек явно надеялся, что тот откажется от дуэли, и таким образом он хоть немного восстановит свою репутацию. Однако разгневанный граф ди Баральини принял вызов и на поединок явился. В результате Луи-Наполеон бежал из Флоренции, заявив, что это любящая мать не позволила ему явиться на поединок чести.

Надо сказать, что в любовной сфере юный Луи-Наполеон, вне всякого сомнения, был настоящим корсиканцем. Уже в 12 лет он влюбился в юную соседку и выложил ее имя на грядке зернами кресс-салата. Но это были только цветочки, а ягодки появились, когда спустя год, то есть в 13-летнем возрасте, принц углубил изучение этого вопроса и приобрел первый любовный опыт с горничной матери. Ее звали Элиза. Очень гордый собой, Луи-Наполеон рассказал о своих подвигах приятелям. Потом были другие любовные приключения, и множество юных крестьянок из окрестных селений при желании могли это подтвердить.

А в 14 лет Луи-Наполеон не стал ограничиваться мимолетными связями и завел настоящий роман с некоей мадемуазель Кюммих. Позже, уже став императором, он все еще продолжал вспоминать ее с волнением в сердце.

Единственным недостатком любовных занятий подростка было то, что они «очень быстро съедали его карманные деньги, и ему приходилось все чаще и чаще заимствовать их из кошелька матери»¹⁰⁵.

Уже в Италии Гортензия поручила верному Филиппу Леба следить за тем, чтобы принц вовремя ложился спать. Но наставник был бессилен заставить воспитанника делать это. Так, по крайней мере, сказано в письме, которое он отправил своей жене: «Он[9] спать ложится поздно, встает поздно, работает вяло до завтрака, в полдень садится в седло, усталый возвращается около трех, зевает на моих уроках до пяти…»¹⁰⁶

Домой Луи-Наполеон почти каждый день возвращался поздно ночью. А Леба мучился, ожидая его. И он жаловался: «Наша жизнь довольно беспутна, и его учеба от этого очень страдает. Мне с трудом удается в течение дня найти часок-другой, чтобы заставить его прочесть прекрасные отрывки из Тацита»¹⁰⁷.

Однако женщины «не были единственным предметом интереса молодого человека: по мере того, как он вырастал из подросткового возраста, политика стала для него маниакальной привязанностью»¹⁰⁸.

После бесславного приключения с графиней ди Баральини Гортензия увезла сына в Рим, где он и узнал, что во Франции место Карла X занял Луи-Филипп. Решив, что речь идет лишь о переходном режиме, после которого на престол вернутся имперские орлы, Луи-Наполеон присоединился к движению карбонариев[10], важнейшими целями которых были национальное освобождение и принятие Конституции, а структура их общества в основных чертах повторяла структуру масонской организации с ее иерархией, сложной обрядовостью и символикой.