Как видим, Наполеон III давал понять всем и каждому, что Виллафранкский мир не вполне обеспечил итальянскую свободу, что этот мир был заключен в силу обстоятельств, стеснявших его волю: со всех сторон вооружавшаяся Европа заставила Наполеона с горечью сказать своим победоносным войскам: «Стойте! Вот предел, дальше которого не следует идти!»

Так что же было не так? Историк Дэвид Стэктон утверждает, что «Наполеон III планировал расчленить Австро-Венгерскую империю, отделив от нее Венгрию, Галицию, Ломбардию и Венецию»²⁰⁹. Но пруссаки собрали войска и двинули их в сторону Рейна, и, скорее всего, именно поэтому Наполеон «отступил, изображая незаинтересованность»²¹⁰.

Спустя неделю после заключения Виллафранкского мира Наполеон III уже находился в своем уединенном тенистом Сен-Клу. Днем официальных приветствий и народного торжества было 15 августа, в которое император обыкновенно праздновал свои именины. И в этот день Париж торжествовал новые победы своей армии и ее вождя-императора. Праздник был эффектный. Загорелые солдаты победоносной армии проходили стройными колоннами по улицам Парижа, и во главе этих виновников торжества был сам доблестный их предводитель Наполеон III со своим малолетним сыном, помещенным на передней части седла императорской лошади.

Итак, хотя результаты войны не оправдали намерений Наполеона III, но тем не менее она была проведена удачно – прежде всего, для Италии. И с этих пор Италия устремилась к единству, к новому политическому возрождению. И к этому движению нельзя было оставаться равнодушным никому, чьи интересы были близки этому возрождению.

Между тем ничто не останавливало Италию, и она все более и более начала стремиться к единству. Наполеон даже начертал проект для Италии, но в этом проекте мы видим два несовместных начала – реставрацию и невмешательство. Конечно, такого рода проект выводил Наполеона III из тех затруднений, в которые он был поставлен Виллафранкским миром, но коренная идея всех действий императора французов была другая. Это было преобладание на Западе. А пока же реальность не позволяла ему далеко пускать Италию в ее желаниях. Зато он обессилил Австрию войной и миром, в силу которого Ломбардия была отдана Италии. В свою же очередь, Венеция была оставлена Австрии для ослабления Италии.

А тем временем австрийский посол Рихард фон Меттерних (сын знаменитого министра иностранных дел Клеменса фон Меттерниха), представляя императору французов свои верительные грамоты, сказал, что император Франц-Иосиф поручил ему удостоверить Его Величество в том, какое значение он придает личной дружбе с императором Наполеоном, присовокупив, что ему будет приятно видеть, когда дополнятся и утвердятся между ними отношения, основанные на единодушии и приязни, с которыми столь тесно связаны выгоды Европы.

Наполеон III ответил на это так:

– Я очень надеюсь, что дружественные отношения, столь счастливо возобновленные между императором австрийским и мною, могут сделаться дружественнее внимательным обсуждением выгод обоих государств. Со времени свидания моего с императором Францем-Иосифом я, со своей стороны, особенным образом ценю его личную ко мне дружбу²¹¹.

Кто бы что ни говорил, но Наполеон III все же сумел извлечь пользу из своего деятельного участия в делах Италии, и одним из результатов его участия является присоединение Савойи и Ниццы. Все европейские державы протестовали против этого присоединения, и само население этих провинций было далеко не полностью «за», но, несмотря на эти радикальные препятствия, Наполеон III осуществил свою давнишнюю мечту.

Присоединение последовало 22 марта 1860 года. Эта, по сути, аннексия вызвала протесты у многих известных деятелей той эпохи – от Гарибальди, который сам был уроженцем Ниццы, до Фридриха Энгельса, разоблачавшего «происки французского империализма». А влиятельная британская газета Times написала про «величайший фарс в истории народов».

После войны ободренная Вирджиния ди Кастильоне стала мечтать о том, чтобы снова поселиться в Париже и стать фавориткой императора – несмотря на то, что в Тюильри появилась Мария-Анна де Риччи-Валевская, вторая жена графа Валевского (сына Наполеона I и Марии Валевской) и новая любовница Наполеона.

Она обратилась за советом к князю Понятовскому, и тот ответил откровенно, что Мария-Анна де Риччи-Валевская в фаворе, хотя между ней и императрицей заметно некоторое охлаждение.

Прошло несколько месяцев. Вирджиния ждала новостей.

Когда был подписан Виллафранкский мир, граф ди Кавур был явно разочарован. В рамках франко-австрийского соглашения к Пьемонту присоединялись лишь Ломбардия и Парма. Венеция же по-прежнему оставалась под властью Австрии, а Модена и Флоренция подчинялись своим герцогам. Конечно, это было совсем не то, о чем мечтал Кавур, а вместе с ним и графиня ди Кастильоне.

Вернувшись в Париж, император на некоторое время возомнил себя Великим Наполеоном, манеры которого он копировал с семи лет. Он прибыл в ореоле военной славы, и Мария-Анна де Риччи-Валевская, новая фаворитка, ждала его.

Молодая женщина радостно встретила его, и уже на следующий день закрытый экипаж доставил ее в его «квартиру холостяка» на улице дю Бак, свидетельницу всех его шалостей. Впрочем, эта предосторожность была совершенно излишней: весь двор и так знал о новой связи императора, императрица была в курсе малейших деталей этого романа, а граф Валевский на все закрывал глаза, потому что не хотел расстаться с престижным портфелем министра иностранных дел.

Мадам Валевская была так горда своей победой, что умышленно допускала промахи, чтобы все знали об их отношениях. Так, например, она, словно бы случайно, несколько раз прилюдно обратилась к императору на «ты» или устраивала ему громкие сцены ревности. Принцесса Матильда писала, что однажды, во время поездки по железной дороге, она оказалась в купе, соседствовавшем с купе, где находились ее кузен и графиня Валевская. Был момент, когда дверь приоткрылась, и Матильда увидела, как Наполеон, сидя на коленях у графини, целовал ее в губы и «засунул руку под ее корсаж». И Матильда добавила: «Мария-Анна – настоящая пройдоха, сумевшая спать с императором и стать подругой императрицы»²¹².

Сама Матильда постоянно сожалела, что в свое время не уступила желанию кузена. И это сожаление было направлено против той, что заняла ее место. Поэтому она не упускала случая, чтобы уколоть императрицу: «Пусть оценит ее какой-нибудь снисходительный ум, – как-то воскликнула она, – остается лишь удивляться, сколько хитрости и гонора соединились в одном человеке. Дочь и мамаша – извращенки какие-то».²¹³

Из мести Матильда с удовлетворением воспринимала любую новость о новом любовном романе императора. Что же касается последнего, то годы не уменьшили его плотского аппетита, и он сам в этом признавался: «Любая женщина ценна в любви. В саду, куда никто не вхож, есть прекрасные фрукты, которые пробует только владелец сада. Почему же в открытых для всех садах нет таких вкусных фруктов?»²¹⁴

Связь Наполеона III с мадам де Риччи-Валевской длилась около двух лет. Все это время она получала от императора роскошные подарки и принесла своему мужу неслыханный денежный доход.

Естественно, щедрость императора служила темой для сплетен.

Однажды старый маршал Жан-Батист-Филибер Вайан сформулировал общее мнение с чисто военной грубоватой прямотой. Это было в Пьеррефоне. Мадам де Риччи-Валевская залюбовалась водосточным желобком в форме ящерицы в отреставрированной части замка:

– Это очень красиво, – сказала она, – но, должно быть, такой доступ к воде стоит дорого!

– Не дороже, чем к вам! – парировал маршал Вайан.

Эта реплика была явно дурного вкуса, но она имела то преимущество, что дошла до всех, кто ее слышал.