— Все, может, и знают, но разве все великие? Не думаю. Само желание быть великим отпугивает настоящее величие как хруст ветки лиса. Оно само приходит к тем, кто его сторонится. А если всё-таки решишься, знай… погоня извратит тебя.

— Охотники с вами не согласились бы. Разве олень сам приходит к ним и прыгает на стрелу? — озвучив сомнения, мальчик слегка закатил глаза, точно искал ответ внутри. — Но я не охотник и, кажется, понимаю.

— Ты провёл контур понимания. Со временем он нальётся цветом, и яркость будет зависеть от тебя.

— Не будь я смелым, испугался бы ваших слов. Голос уж очень необычный, — подметил он и изобразил сосредоточенность, сморщив юный лоб. — Тут тепло, а вы не снимаете капюшон. Получили ранение в странствиях и теперь не хотите показывать обезображенное лицо, я прав?

— От тебя ничего не утаить, маленький человек. Так всё и было. Видишь меня насквозь.

— О! Расскажите. Будет о чём на кухне поговорить. А то везде одно и то же. Обсуждают либо Серекард, либо дорожных бандитов. Вон сегодня у дровосека коня увели. Ничего такого, но вермунда это заинтересовало. Видимо, дорогой был, — с неким разочарованием проговорил малой. — Не очень интересно. Или же вон, нахлещутся и трындят про ворон. Ну, сами слышали. Вот она… жизнь в глубинке.

— Один богач, к западу от сюда, искал человека для очень важного дела, — начал я свой рассказ. — Никак не мог найти нужного кандидата. Один слишком жадный, второй слишком щедрый, а третий вообще — добряк. И так далее. Но так вышло, что выбрал меня. Разумеется, я не отказался, видя его муки. Тот совсем исхудал, глаза краснее клюквы, гордая осанка превратилась в рыбацкий крючок, а волосы торчали пучками из-за переживаний или же бессонницы. Кошмар, одним словом. Богач никому не открывал подробностей этого очень важного дела и вот почему. Первый фамильный щит с гербом его семьи был утерян, когда переправляли на корабле. «Шторм», — так он сказал мне. Потеря такой реликвии — непростительный проступок, что позором клеймит весь род, — храня молчание, мальчишка внимательно слушал. — Собрав вещи, я отправился на Чёртов мыс, его так прозвали из-за схожести с зубастой рыбой с фонарём. Там взял лодку и вышел в море, чтобы доплыть до места, где предположительно затонул корабль. Грёб и грёб, пока не оказался настолько далеко от берега, что его попросту стало не видно. Вокруг, до горизонта, море и ничего более.

— Ну, а дальше что? — моё растянувшееся на несколько мгновений молчание вынудило мальчишку потребовать продолжение. Слушая историю, вырвавшуюся приямком из воображения, ученики хотели заулыбаться, но находили силы сдержаться.

— Дальше я нырнул в море. Плыл и плыл сквозь вихри течения, пока не добрался до дна, на котором безмятежно покоился корабль. И там обнаружил нечто кошмарное. Четверти судна… его не было. Подплыв ближе, разглядел следы, словно откусили. И, как на зло, не хватало той части, где хранился Первый щит.

— Ну дела, — удивился малой. — Кто же погрыз корабль? — спросил он, а потом почти кричит: — Стоять! Как получилось не дышать столько времени? Я вон… нырну и почти сразу начинаю всплывать. Дышать-то хочется.

— Всё просто. Лохань на голову и поплыл. А если спросишь меня, как я хоть что-то видел, то отвечу… смотрел вниз.

— А, понятно. Тогда давайте дальше.

— Так вот, я под водой, почти у самого дна. Вдруг начинаю ощущать чьё-то присутствие. Оглядываюсь и вижу огромную уродливую клыкастую тварь. Она плавает по кругу, готовиться заточить меня в своей желудочной клетке. Благо, я заточил свой клинок и был готов вступить в битву.

— И тут воплощение морской пучины рвануло стрелой и проглотило его, — вмешался Ифор, уплетая наваристое рагу. Ел аккуратно, не забывал про правила приличия. Помнил, что умение себя культурно вести — один из признаков, проводящих грань между человеком и животным. Искатели всегда старались не пересекать её, даже когда оказывались в мерзком калейдоскопе событий.

— Долго бродил в темноте по липким внутренностям этого чудовища, — продолжил я. — Вонь стояла страшная, до сих пор плохо различаю запахи. Там отчётливо слышал биение могучего сердца, оно гипнотизировало меня, внушало безнадёжность моего положения. Никому не пожелаю оказаться в подобном месте. Ужас, правда? Но потом увидел свечение…

— Какое ещё свечение? Что там было внутри чудища? — тихо вопросил маленький слушатель, он представлял мою историю, и это напугало его.

— Свечение исходило от осьминога. Представляешь? Никогда таких не видел. Видимо, какой-то неизвестный вид. Так вот, он пополз глубже, а я за ним. Спустя, примерно, четверть часа… добрался до мешка. А там смотрю — обломки корабля и тот самый щит лежит, как на пьедестале. Подхожу, значит, и тяну его. Когда поднимал реликвию, желудочный сок попал на лицо. Боль была не выносимая, странная. Жгло сильнее, чем огонь. Но я выдержал, как видишь. Добыв искомое, начал думать о том, как выбраться из этой гадины…

— И как же вы выбрались? — спросила Софистия, одаривая учителя подозревающим взглядом и разрезая кусочек мяса на четыре части.

— Осьминог, — отвечаю я. — Он пополз в брешь в стенке гнилой полости. Мы пробирались через лабиринт. Чем дальше заходили, тем громче становились тяжёлые удары. Тук-тук, нет — бах-бах. Спустя половину вечности… увидел алый пульсирующий орган. Это было сердце. Осьминог напрыгнул на него и начал грызть. Тогда выхватил свой клинок и вонзил его в эту груду. Оно вдруг сжалось, задрожало. Потом из сердца вырывается поток, сильнее всякого течения, и смывает нас. Не успел осознать всё происходящее, как очутился на острове. Осмотревшись, я увидел отверстие похожее на дыхало кита и понял, что остров — вовсе не остров, а тело мёртвого монстра морских пучин.

— Ого! — поразился малец. — Вы настоящий герой. Буду рассказывать о вас каждому. Пусть знают… кому я приносил еду. Уже представляю удивлённые лица. Но как выбрались с острова? Вы вернули щит? А где тот осьминог?

— С осьминогом мы попрощались, так сказать, пожали руки. После чего меня забрали ученики, приплыли на другой лодке. И сразу отправились к богатею. Тот поблагодарил нас и щедро заплатил.

— Само слово «щедрость» появилась для описания такой выплаты, — уточнила разноглазая.

— Разгильдяй, хватит надоедать гостям, — громко сказал хозяин. — Кружки сами себя не отнесут.

— Мне пора, — с досадой проговорил слушатель. — Спасибо за историю мистер…

— Набав Ханд, — представился я.

— Набав Ханд, Пронзатель сердец Чёртового мыса. Звучит! А теперь пора возвращаться к обычным людишкам. Спасибо ещё раз. Я запомню ваш подвиг, но когда буду рассказывать про него, не буду называть настоящее имя, а буду использовать прозвище-титул, который сам же придумал. Думаю, не стоит упоминать Первый щит и его потерю. Ни к чему навлекать позор на западного богача.

— Распоряжайся знанием, как пожелаешь, — донеслось из глубин чёрного капюшона.

Воспаряв духом, Малой вернулся к стойке, продолжил битву со своей рутиной.

— Наконец-то, — с облегчением прошептала ученица, приблизив голову ко мне. — Вам больно говорить. Зачем было себя мучить?

— Терпимо. Всё не так плохо, как думаешь.

— Тогда ответьте мне, — с подозрением почти потребовал Ифор. — С каких пор вы придумываете небылицы о «чудовищах»? Тем более для ребёнка. Сами же говорили о дурном влиянии вымыслов. А тут раз и…

— Одним больше, одним меньше, — отвечаю и слышу игру далёкого сверчка, она звучит иначе, сопровождается скользкими прихлюпываниями. — Иногда появляется необходимость подготавливать разум к открытию новых граней правды. Некоторые алхимики вводят яд внутривенно, так вырабатывают толерантность. Тут то же самое.

— Новые грани правды? Звучит так, будто всякая нечисть взаправду существует.

— История нашего рода полна случаями, когда невозможное становится явлением обычным. Когда-то и победа над диким зверем казалась смелой фантазией. Кто сказал, что так называемая нечисть не пройдёт через подобную трансформацию? Иногда круг — это просто круг, а иногда — уходящая глубоко вверх спираль.