— Именно так. Вижу, никогда не слышал о нём. Тогда сломаю министерскую косточку, не послушаю их предостережений и поделюсь проклятыми знаниями. Только имей в виду, мы сразу же истлеем внутри. Хоп и всё. Вот уже шелуха, а не люди. А, это же не так вроде работает. Тогда приготовься, сегодня день твоих потрясений. Станешь взрослым, совсем взрослым.

— Вы прямо-таки воспаряли духом. Повеселели, что ли. А то вид был, будто на похоронах жуете полынь. Мне не хотелось бы портить ваше хорошее настроение, но и промолчать не могу, слишком беспечно её несли. Вот кислинка — в Примуулгус говорят про выжигающие свойства знаний…

— Только не надо про валежник тут рассказывать. Сжальтесь, лекарь. Я осознал свою ошибку — исправлюсь. В следующий раз буду бережнее.

— Если бы не ухмылка, то поверил бы. Впрочем, ладно, расскажите мне про эту ржавчину. Сангуисов камень — любопытное название. Видимо руда, из которой его изготовили, очень редкая. Её добывают под горой Ноде, или где?

Грегор несколько раз махнул рапирой.

— Так и быть. Как говорят, под редкими горами есть чумные источники, где плавают сангуисовы пиявки. Злобные, прожорливые твари. Их вылавливают и сажают на особо кровожадных преступников. Казнь такая. Пиявки с такой силой тянут кровь, что могут и орган проглотить. Обожравшегося червя кидают в прочную бочку и ждут, пока он не выблюет излишки, чтобы было легче ползать. Вот так и добывают кровавую ржавчину.

Бенард пару раз медленно моргнул, пытался усвоить услышанное. Или же отгонял усталость.

— Суровая казнь, когда из ещё живого тела высасывают органы. А выжившие есть, что с ними потом происходит?

— Кто-то говорит, что они становятся добрее, а кто-то утверждает — умирают в ужасных муках. Ведь сангуисова пиявки впрыскивают яд, поддерживающий жизнь своей тарелки с обедом. Удобная способность, правда?

— Звучит неправдоподобно, — усомнился Бенард. — Чего только люди не придумают. Как по мне, рапиру ковали каким-то старым способом. Вот от этого и похожа на обожженную древесину. Не думал, что вы верите в суеверную болтовню. А ведь хорошее средство могло бы получиться из этого яда…

Тень появилась в просвете. Тут в дверь осторожно постучались. Грегор проскользил, немного приоткрыл её.

— Милсдарь, вам кувшин лучшего вина от хозяина. И, разумеется, от всех нас, — донёсся голосок с той стороны.

— Просто читаешь мои мысли. Точно волшебница. Я только собирался сходить за ним. Благодарю покорно, ты избавила меня от беготни и сэкономила время, — прошептал он и взял сосуд, после чего попытался закрыть дверь, но ему помешали. — Вижу по глазам, хочешь сказать что-то ещё. Говори.

— Если будете свободны, не могли бы потом зайти ко мне. Хочу попробовать ещё раз одолеть вас, — она сказала это так, словно перебарывала некоторое волнение.

— Разумеется. Кем бы я был, если бы помешал такому яркому стремлению к победе? Я не дам ему погаснуть. Но позже, не сейчас. Когда будет время, найду тебя.

— Хорошо, буду ждать этого с нетерпением. Как раз успею испечь пирог, а то вы совсем худенький. Может ещё чего приготовим…

— С вишней, обязательно без косточек, — добавил он, плавно закрывая дверь.

— А я погляжу, вы тут в почёте. Прям нарасхват, — холодно сказал Бенард. — Смотрите не подцепите чего, когда она будет вас одолевать.

— Мы боролись с ней на руках. Проиграла. Теперь хочет ещё раз попробовать победить. Поражающая целеустремлённость.

— С учетом того, что мы под борделем… это несколько неожиданно. Но допустим.

Грегор налил вино в стакан, осушил его. Налил ещё и уже не торопился утолить жажду.

— Я могу верить в суеверную болтовню или же нет. От моего выбора она не перестанет звучать. Мы будем её слышать, пока дышит жизнь, — произнёс он, вернувшись к разговору. — Но откуда она берется, откуда растут её корни? Из попыток объяснить происходящее доступным способом? Вероятно. Или же за ними стоит попытка заполнить пустоту? Тоже возможно. Однако, как бы оно ни было, и из суеверной болтовни можно извлечь пользу. Не редки случаи, когда под шелухой искажений прячется ядро правды. Нет, не истины, а именно — правды. Приняв это к сведению, нужно ждать. Нужно оказаться в нужном месте в нужное время. Тогда шелуха спадёт и откроет себя, а ядро станет фрагментом. Знаешь, как хлебные крошки.

— Крошки правды приведут к истине? — задумчиво полюбопытствовал Бенард.

— Нет, они приведут к другой правде. Истина прячется от нас. И правильно делает. Наш разум не выдержит её уродства.

— Интересная мысль. Начинает казаться, вы намерено избегаете такого тяжёлого слова как истина. Могу себе позволить предположить почему…

Грегор подошёл ближе к столу. Вино, вроде бы, совсем не мешало его шагам.

— Занятные побрякушки, — сказал он, рассматривая что-то похожее на трофеи. — Вот это — ложный язык рыбоголового великана. Только высохший.

Белпер поднёс подсвечник к скукоженному существу со множеством лапок, массивной челюстью и парой обгрызенных плавников. От её вида появлялось желание никогда не заходить в воду, вдруг чего случится и такое неожиданно нападёт, намертво вцепится в ногу.

— Я видел одного из Янармагул. Торговцы привозили, пытались продать потроха для приготовления настоек. Безобразные создания с большими подбородками и лбами. У того не было такого языка. Да и до великана тот не дотягивал. Мелковат.

— Да, торговцы — безобразные создания.

— Шутить изволите?

— Мелковат? Что-то мне подсказывает, ты видел невзрослую особь. Ложный язык живёт меж щёк исключительно у зрелых. У некоторых зрелых. Этого паразита привлекает слюна. Вот и заползают в пасть, жрут настоящий язык, закрепляются на его месте, избавляясь от нужды в охоте. Великан ест и оно ест.

Белая перчатка старался удержать своё хладнокровие: ему с трудом верилось в услышанное. Не понимал, шутит ли его собеседник, оказавшийся под влиянием пряного напитка, или же знает наверняка.

— А как оно попадает им в рот? И разве это не больно, когда такая тварь жрёт язык? — задал он пару вопросов.

— Может, в момент питья воды не из тех мест. Или же во время сна. А боль не чувствуют, вероятно, из-за того, что в момент укуса они гадят обезболивающим. Кто знает.

— Если это так, то их способ выживания поразителен.

Грегор осушил очередной бокал. У него ни в одном глазу. Как если бы испил из горного источника.

— Почаще выбирайся из родных земель, — говорит он. — Тогда и не такое увидишь. Устанешь поражаться и узнаешь цену знаний. А пока вот тебе ещё пища для размышлений. Если великаны уродливы из-за длительного кровосмешения, то зачем они, нападая на обозы и деревушки, утаскивают с собой женщин? Вот и думай, но переусердствуй.

Белпер покривился. Должно быть, представил один из вариантов.

— Цена знаний значит. А какую заплатили вы? Неужели следили за рыбомордыми, чтобы разузнать о них побольше? Хотя, вероятнее всего, заплатили исследователям…

— Всё куда проще. Я победил такого в бою. Как сейчас помню, нелегко было уклоняться от ударов якорем. Ещё размахивал им так быстро и яростно. Никому не посоветую повторять подобное, — тут ноги говорящего немного подкосились, его повело в сторону, но в одно мгновение вернул равновесие.

— Откуда взялся якорь? Здоровяки живут вдали от моря.

— Да, живут. Но, так или иначе, якорь был. Потому дальше думай сам.

— Теперь я понимаю, почему вас называют охотником на чудовищ. Если так налегать на вино, можно и ловцом драконов стать.

— Береги свой рассудок, иначе приду и за тобой, — тихо монотонно проговаривал Грегор. — Правдоподобно прозвучало, правда? — тут смех промчался над пламенем. — А ты поверил…

Почувствовав чьё-то зловещее присутствие так близко, Бенард поверил не то слово. Оказался на грани, где появляется выбор не бить или бежать, а бежать или бежать. Но всё это оказалось шуткой, верно?

— Так убедительно прозвучало, — ответил лекарь, не смотря на рядом стоящего, и указал мизинцем на маленькую тканевую куклу возле ложного языка. — Я уже виделтакие. Их делают в Хладграде. В ней нет ничего особенного. Обычная детская игрушка. Но что она делает у рыцаря Капиляры?