— Где Тэттор? Где этот мерзавец! — с яростью крикнул он, потом протянул бумаги другим. — Их нужно передать в коллегию, а судью того процесса судить и бросить в «Колодец». Может там поймет, что такое бесценная справедливость.

— Насчёт Тэттора… можете не беспокоиться. И даже нет нужды выслеживать этот мешок на ножках. Мой брат так был рад встрече со мной, когда готовился к своему побегу, что его сердце попросту не выдержало потрясения и, к несчастью, остановилось. Он там. В резиденции. Обнимается со своими так называемыми накоплениями, — безмятежно проговорил Рэмтор Кильмиор.

Гвардейцы напомнили чем-то волков, признающих своего вожака. Они однозначно переглянулись, решили прорубить путь сквозь путы обмана. Хидунг озвучил, как казалось, общую мысль: — Тогда получается, вы наш настоящий Бургомистр.

— Господин Рэмтор, мы были на вашей стороне. И всё же, предали вас, допустили подобное прямо у нас под носом. Если бы мы только знали об этом, то не позволили бы заточить вас в Колодце, — извиняющимся тоном произнёс другой и приклонил своё колено.

Через череду мгновений все остальные таким же образом выразили своё отношение к вскрывшейся правде. Тут они согнулись как какие-нибудь каменные статуи собора, созданные не только для демонстрации умелости рук мастера, но и для защиты.

— Тот процесс проводился за закрытыми дверями. Туда и пьяная блоха не проскочила бы. Вы не могли знать, что там происходило. Так что… вы не предатели, а скорее — обманутые люди, которые старались во благо нашего города, — заключил Рэмтор и сам встал на колено перед ними.

Дверь резиденции приоткрылась. Из неё вышли двое и остановились на самом верху. Начали тайными наблюдателями смотреть, ждать реакцию на срыв одеяний сносного вида со сложившегося уклада, он далеко не идеален, но всё же терпим; всяко лучше, чем захлебнуться в хоривщине и быть там растерзанным на части; всяко лучше неизвестности. Правду медленно оголяли, приподнимали ночную сорочку. Сердца стучали от нетерпения увидеть соблазнительные ноги, пылали от жажды прикоснуться к упругим бёдрам, а губы вожделели прильнуть к ним. Вот ладонь скользит по шелковистой коже — тут выясняется, что ожидаемое не соответствует действительности. Всё не так уж и хорошо, да и вообще перебрал с выпивкой.

Разочарование могло повлечь за собой самые неожиданные последствия: от безразличных кивков до неконтролируемого буйства, резни, побоища. Рамдверт наблюдал, не отводя проницательный взор, скрестил руки, прислонился к стене. Ветер не оставлял попыток оживить его воронью накидку, каждый порыв изо всех старался придать им видимость крыльев. На площади собирались люди. Рамдверт смотрела на них, как на воду, стекающую на дно оврага. Должно быть, внимание жителей привлекло невообразимое зрелище. Не каждый день вермунды приклоняют своё колено перед кем-то. Молва разлеталась с невероятной скоростью, такой стремительности позавидовал бы арбалетный болт, который летит в грудь своего ненавистного врага. Каждое схлопывание век, казалось, умножало количество любопытных глаз. И вот на площади уже не продохнуть.

— Я хочу, чтобы вы вспомнили то, о чём забыли: «Все мы служим Государству Вентрааль и его людям». Так говорил Государь Венн, прозванный Пакатором. Нашу службу не подстёгивает жажда власти или же блеск золота. И поэтому… прошу вас о небольшом одолжении. Вы никогда не позволите забывшему о своём долге человеку занять место главы города. Даже… если им окажусь я, — тихо сказал Шестипалый, но сделал это так, чтобы услышали все близстоящие. Его просьба никого не удивила: они знали о родниковой чистоте его намерений.

— Да, Господин Бургомистр, — громко в один голос согласились вермунды, разжигая под своей кожей некогда потухший ориентир.

— Хорошо, очень хорошо. О, вот она! — усмехнувшись, фокусником выплюнул между пальцев золотую векату. При этом сделал вид, будто поднял её с земли, затем с улыбкой поблагодарил: — Спасибо, вы помогли мне в её поисках. Теперь мы все можем подняться.

Каждый притворился слепцом — не заметил ловкого, но простого трюка. Прохиндеи в переулках могли и не такое в момент перемешивания ореховых скорлупок с жемчугом. Выпрямившись, сразу почувствовали некоторую лёгкость: закончились бесконечные блуждания по ложному пути. Скребущее чувство, того что что-то не так, превратилось в крысёныша, убежавшего от когтей совы. Мысленно раздавив этого всеядного вредителя, распрямили плечи, глубоко втянули воздух, ожидали дальнейших слов настоящего лидера.

Рэмтор смотрел сквозь каждого.

— Перед тем, как я поделюсь с вами планом наших действий, расскажу вам кое-что про городок Фавилл. Миролюбивый город Фавилл. Помните такой?

— Я помню, — самодовольно заявил Андер Микгриб, гвардеец со спешащим дыханием. — Его захватили преступники, мятежники, объединившиеся в так называемый союз Артсинтиум. «Мертвяки» графа Фалконет пытались превратить его в притон городских размеров. Могу сказать, им это почти удалось.

— Верно, если слушать этих глашатаев, этих лимн-ов. А они тогда хорошо постарались. Даже я почти поверил. Но сейчас я не сомневаюсь. Артсинтиум — это союз защитников наследия Государя. Они выступают против Министерства, выступает против Министра грёбаного Садоника. Наши люди терпеливы, но у всего есть пределы. Как тут можно не согласиться? К власти приходит узурпатор и запрещает нам пользоваться плодами древа наук. Так же говорят про министерские порядки? Тоже мне… Министерство Единства. А ведь…мы могли сократить число погибших из-за болезней. А тут ещё…это Поветрие времени, — говорит Рэмтор и делает паузу, прогоняет из головы мысли об обезображенных телах, усеянные маленькими круглыми ранами.

— Господин, я был там, как и некоторые другие вермунды. Видел своими собственными глазами, что именно происходило в Фавилле. Горели дома, безумцы бегали по улицам. С пеной у рта вырыкивали разное, кричали о своей принадлежности к Артсинтиум. Обещали навести свои порядки, когда захватят город. Ещё эта гвардия…мертвяки поганые…

— Принадлежности? Так и говорили?

— Так точно. Слышал своими ушами.

— Мне кажется, что люди, сражающиеся за всеобщее благо, за свободу, называли бы себя Хранителями Наследия Государя. В крайнем — сторонниками Артсинтиум. Такие не стали бы говорить о своей принадлежности.

— Позвольте, но я был там, сталкивался с ними лицом к лицу. Всё видел и всё слышал. Я знаю…

— Ты видел воинов Графа своими глазами?

— Да, я видел одного из них, с ним расправился «свечка». Воин Графа нацепил на себя куски гнилого мяса. Да и бился как пьянчуга… Я знаю их манеру боя…

— Пьянчуга? Их манеру боя, этот вселяющий ужас танец, никто бы так не описал. Ты узнал только то, на что способны напуганные, загнанные в угол люди. Самые настоящие признаки отравления болью. В их городок Министерство тайно отправляло провокаторов, собирающих вокруг себя доверчивых жителей. Внушали им ложные выводы. Потом разбавляли общую массу головорезами, насильниками и прочим огребьем со всех краёв Вентраль. Из каждого оврага достали. Если вдруг обманутый фавиллец приходил в себя, то уже не смел возразить. А тех, кто всё-таки делал это, вывозили и прятали по всему континенту или же, попросту, убивали. Очень странно конечно, но всё это началось как раз после заявления главы Фавилла о желании присоединиться к Артсинтиум. У меня есть его письмо.

— А публичные признания тогда для чего? Я слышал их слова во время казней. Да и вообще… не были они похожи на защитников наследия Государя, — настойчиво выразил своё сомнение Микгриб.

— Тут всё довольно-таки просто, — ответил Рэмтор. — Для убедительности жестокого спектакля. Необходимо было придать настоящим защитникам Государства облик шайки уголовников. Цель очевидная. Таким образом проредить ряды желающих присоединиться к ним. И заодно сотворили тех, кто говорит: «Я видел, я слышал, я знаю». Именно для этого набирали понемногу людей с разных городов и отправлялись вместе с ними на какую-нибудь миссию по умиротворению. И так во всех провинциях. Я убеждён, участники таких миссий чувствовали министерский поводок, не позволяющий заглянуть за ненужный уголок. Разве не так всё проходило? — рассказал он, а после затих, ничего не говорил, только смотрел куда-то вдаль.