— Говори, я вижу, ты сдерживаешься. Не нужно тайн.
— Тот в цилиндре назвал его имя. Настоящее имя.
— Произнеси это имя.
— Не знаю, это может оказаться шуткой. Ведь «Путник глубин»…
— Скажи мне его имя.
— Ладно. Я знаю твою настойчивость. Так же и будешь повторять, если не скажу. Рам…дверт.
— Гони прочь мысли о его правоте, — потребовала спутница из медальона. — Вот, это и есть морок! Хоровщина! Мы нашли корень! Его нужно вырвать, нужно выкинуть его прочь. Люди не живут тысячелетиями! Забудь это поганое имя! Его не должно существовать…
— Нельзя отрицать, что именно Рам… Хор убил кровавого лешего, — утвердил столичный охотник и с тяжестью спросил: — Ответишь на один вопрос?
Чьё-то злобное присутствие заскреблось в комнатке.
— Я отвечу на любой вопрос. Или сделаю даже больше, если захочешь. Но сперва воспользуйся каплями, скорее! Пока не стало слишком поздно! Он здесь!
Туманница спряталась в подвеску. А сам завертелся часовым, что услышал случайный кашель у подножия сторожевой башни и начал разыскивать вторженца, нарушителя спокойствия. Искал повсюду, даже в верхних потолочных углах, где поселились стоны утопающего судна. Немыслимая рука сжимала лекарню, не жалела сил, чтобы разрушить её, стереть следы её существования в мелкую пыль. Рычание изуродованного существа потекло из тех же углов, прямо-таки сама комната готова сожрать всякого заложника жизни. Едва различимое эхо добралось до ушей, будто бы преодолело многие годы, всё ради возможности быть услышанным. Где-то очень далеко происходило сражение, там сама кровожадность схлестнулась со своим врагом, с новорождённой кровощедростью.
Феля пронзило странное чувство, невозможный треугольный результат бракосочетания желания, долга и сомнений. Там был и страх, но боялся совсем не боя, а чего-то другого. Тут же достал маленький флакон, залил красноватой жидкостью свои глазные колодцы. Скрытое пространство озарилось гранатовым светом. Шёпот вгрызался в уши как трусливый зверь в ягнёнка. Её голос всё громче и громче, заглушал собственные мысли. Она повторяла: — Убей Воронов. Прикончи Хора, вскрой ему череп, вспори брюхо, раздроби его кости.
Тень склонилась над символом из кругов, рваными движениями вырисовывала его. Это был белпер прошлого, который вырезал на полу несколько линий, напоминавших птицу с расставленными в стороны крыльями. Когда символ обрёл законченную форму, приставил пальцы к лицу, выдержав боль, вырвал сферическое подтверждение своему намеренью. Ритуал Прошрит свершился. Через пару мгновений проявилась большая чёрная птица. Взмахнув крыльями, выпустила из стены мрака троих. Тьма тайны укутывала их; при этом текла кипящей рекой. Комнату заполнили силуэты, по видимым очертаниям можно было предположить кто они. Квинтэссенция воинов из давно минувших дней, что оказались забытыми, погребёнными в последствиях разлива озера Мундус. Каждый смотрел сквозь незваного гостя. Неужели они его видели? Один из них, который стоял возле кровати, держался за свой бок, давил изо всех сил, пытался сдержать кровотечение. Но оно не поддавалось в полной мере, капли устремлялись к полу, не разбивались об него, а исчезали. Дыхание тяжёлое, изо рта валит пар, будто стоит под ледяным проливным дождём. Кровоточащий глянул на свою ладонь, словно читает письмо от любимой, прощается. Тут протянул руку к другому, хотел предупредить, и на того набросилась поганая тварь, выскочила прямо из потолка, в её обличии было мало общего с человеческим. Если же имелся выбор: умереть или же увидеть это дитя злобы и уродства — то всё очевидно само по себе. Кошмарный выкидыш воображения безумца ушераздирающе завопил, пришла тишина, гостила недолго. Зов привлёк внимание других тварей, ведь те полезли отовсюду. Квинтэссенции воинов вступили в бой. Таков отголосок шагов Хора.
Морок всколыхнулся, из него выпрыгнул Ворон. Но настоящий удар нанесли совсем с другой стороны. Фель остановил клинок, желавший оборвать его жизнь, выставив щитом свою ношу. Порезанная ткань соскользнула, открыла вид того, что с любовью называл Гильона. Ударная рама способная дробить не только кости, но и мысли тех, кто пошёл против Верховного министра Садоника, удерживала в своих пределах хитроумный механизм — переносную гильотину.
Хромой крутым рывком повторил выпад, обозначил остриём клинка вершины треугольника. Завязалось сражение в гуще другого сражения, оно пустилось вить свой танец, точно противостояние дождя и огня. Получив удар в челюсть, Ворон пошатнулся, при этом улыбался кровоточащей улыбкой, вкушал удовольствие от дуэли с наблюдателем из Серекарда. Отличный шанс испытать себя, изобличить ложь, подтвердить или опровергнуть слухи о победе над одним из Чёрных перьев. Грохот, лязг металла поселились в доме покойного лекаря, присоединились к истошным крикам, рычаниям и звукам разрывания плоти; воспоминания продолжали напоминать о себе, отчаянно противостояли чудовищам. Получив разбивший пенсне ответ эфесом, охотник попытался поразить горло противника. Привести порыв к желаемому оказалось нелегко. Ярость ослепила — в итоге словил второй, но уже рукой наотмашь. Широкополая шляпа слетела на пол. Тут же оклемался, вернул равновесие и крюком махнул в зубы. Ворон не заметил сломанную челюсть — засмеялся, после чего рванул с места и локтём пробил в рёбра под тёмным плащом. Ворвался, будто валун катапульты в овечий загон. Кости ответили на это хрустом хворостинки. Воспользовавшись моментом, Ворон выхватил огневое одноручное оружие, Фель выбил его из рук, метнув из рукава складной серп, присоединенный к цепи. Отдёрнул его назад и, провернув обманный финт, пнул того по ноге, аки таран воротину. Но и здесь контрудар не заставил себя ждать — осколок стекла был воткнут в полость у основания шеи. Боль не имели никакого значения, она приглушалась, не выполняла свой долг, не предупреждала о повреждениях. Настоящий боевой кураж, поток. Есть только сейчас, есть только противник, остальное сбросило свой смысл как пастушка сарафан перед купанием. Фель применил Гильону для гибридного удара по дуговой траектории. А тот со скоростью флюгера, в ветреный день, передвинул левую ногу, встал боком, и переносная гильотина обрушилась вблизи от сапог. Её ребро вгрызлось в пол как голодный волк в кость. «Совсем свою подругу не бережёшь. Ты, наверное, её и за ноги хватал, чтобы рубить деревья, когда топора не было поблизости», — ухмыльнулся ловкач. А как же сломанная челюсть? С такой-то много не поболтаешь. Услышав издёвку, Фель рассвирепел, глаза почти запылали ненавистью. Разразился бешенный ураган ударов. Всё решилось, после очередного обмена «любезностями», рана хромого дала о себе знать: не успел вовремя отреагировать — его удалось подловить.
Фель крепко сжал горло своего ненавистного врага, начал яростно бить об стену до победного треска. Всюду битое стекло и лужи с резким запахом. Крыса из банки забилась в угол, откуда непонятным образом рычала и оголтело дёргалась, пытаясь использовать глаза по прямому назначению. Видимо, четно, так как зрительные сферы то растекались, то сливались. Квинтэссенции всё ещё сражались, но стали едва заметны, постепенно угасали, воспоминание забывалось. Фель подтащил побеждённого к столу, установил Гильону. Подтянув Гаврана ровно под лезвие, произнёс с сильной отдышкой:
— Все актёры этого театра безумия расставлены по своим местам. Назад дороги нет. Ни для кого из нас её нет. Ты сделал всё что мог, птенец. Но этого недостаточно.
— Теперь я вижу, слушки не оправдали себя. Ты не он. Левранд сокрушил бы тебя как кувалда ракушку. А ты даже никак не реагировал на лживые бредни. Не отказался от них, не сказал правду. Тебе было приятно такое сравнение…
— Не читай мне нотаций, мертвец. Болтовня меня не интересует. Начиная её опровергать, сам же признаёшь её право на существование…
— Всё-таки это правда. Твоя голова набита соломой, раз хватаешься за неё, — прохрипел один из похитителей золота, довольно-страшно улыбаясь. — Твои мечтания пусты. Её не вернуть. Никто никого не вернёт, эту линию не перешагнуть…