«Может, завтра завяжешь? От одного кубка ничего плохого не случится».

Носителя кровавой мантии не так легко обмануть даже внутреннему голосу, к тому же он осведомлён, что события в Долиуме оставили свой отпечаток и теперь пытаются повлиять на его решения. Находясь в центре воронкообразных брожений, отмахивался от вариантов, потому что эти мысли противоречили его принципам, не принадлежали ему так же, как проплывающие по реке коряги не принадлежали наблюдателю.

Из рвущейся кожи высунулось нечто. Оно оказалось куда больших размеров, чем белпер мог себе представить. Напоминало внешнего рыбьего паразита — миногу. Страшная пародия выползала, меняла свой внешний вид как облака на небе, которые сперва кажутся одним, а через мгновение — другим. Открылась усеянная лезвиями пасть и две пустые впадины без глаз. По бокам прорывались наросты с большими когтями, обещавшие мучительные страдания любому до кого дотронутся. На этом не остановило поиски своей формы — обзавелось множеством лап; часть принадлежала насекомому, часть человеку. Маленькие ладони то сжимали, то разжимали невозможные пальцы. Существо двигалось гусеницей плодожорки, которая решила полакомиться спелым яблоком; двигалось как страх, желающий отравить багровые потоки жизни. Ззамерло, уставилось на лекаря. Тут длинное тельце разверзлось и камнем, запущенным из рогатки, бросилось на того, кого видела или же чувствовала перед собой.

Бенард подхватил пилу, отмахнулся что было сил. Металлический лязг едва не оглушил. Существо из брюха старушки откинуло в сторону. К очередной неожиданности оно оказалось куда твёрже, чем можно было себе представить — могло с лёгкостью соревноваться со сталью. Оскорбившись таким пренебрежительным и суетливым приветствием, чудовище из самых глубин невозможного нырнуло в лужу гноя, там исчезло. Последняя капля всплеска донеслась до ушей тихим и коротким младенческим смехом.

Сквозь галдёж теней пролез сладкий шёпот, он усиливался и усиливался, но всё же оставался недоступным для понимания. Было ясно только одно, на уровне чувств, — необходимо закончить очень важно дело. Нечто такое, чего оба желали. Старушку вдруг затрясло, и она пробудилась. Впервые это кому-то удалось после пары вздохов испарений из того пузырька. Брюхо вздулось ещё сильнее, и через почти просвечивающую кожу Бенард увидел: их ещё много внутри. С полок кладовой его мыслей громко упала одна колба с бальзамирующим раствором, содержащая в себе призыв к прекращению страданий старушки; путём нанесения одного точного удара молотом по голове. На перезарядку огневого оружия не было времени. Времени вообще не было. Его никто не видел — только часы.

Схватил инструмент освобождения от страданий, замахнулся, но остановился в решающее мгновение. Что-то изменилось. Кобыла больше не двигалась, замерла как насекомое внутри кокона из древесной смолы. Фонарь, старательно даривший свет в сыром сарае, прекратил свои покачивания. В углу на мешках кто-то сидел. Садист переворачивал страницы большой книги и, найдя нужную, заговорил: — Маленькую птичку следует ослепить любым доступным способом, — зачитал тот. — Лучше всего запереть в коробке, не пропускающей лучи света, или же аккуратно, нежно выколоть глаза. Тогда ей овладеет неутолимый голод, она начнёт без остановки поглощать весь оставленный корм. В результате быстро заплывёт жиром и приготовится к своему утоплению в вине… Лучший вкус.

— Этого не может быть. Тебя не может здесь быть. Ты мёртв! — надрывисто воскликнул Бенард.

Такое неудобство совсем не беспокоило Садиста. Как ни в чём не бывало, тот протянул руку в сторону для рукопожатия. Воздух задрожал. К нему подошла фигура в алой мантии белпера и, приставив оружие к морде, нажала на спусковой крючок.

— Мёртв? Тот на кого я сейчас похож — возможно. Но я лишь выгляжу так, — с хрипотой ответил неокончательный мертвец с отваливающейся челюстью. Через мгновение его лицо изменилось, примерило лик Бенарда. Державший огор уселся на мешки, а истязатель подошёл к старушке и уставился на гнойную лужу: — Старый дурак накормил кобылу министерскими монетами. Бедная Румента… Ты не решала… рождаться тебе или нет… но мир уже не принял тебя. По крайней мере, пока что, — произнёс он с каким-то болезненным пониманием и замолчал.

— Пошёл прочь! Проваливай из моей головы…

— Боюсь, это невозможно. Если, конечно, не всадишь себе пулю прямо в миндаль в виске. Тогда — да. Я исчезну, но исчезну вместе с тобой. Неужели ты этого хочешь? Неужели тебя настолько восхищает Пакатор, что вот так вот просто повторишь его судьбу?

— Ты всего лишь голос в моей голове…

— Всего лишь? Да вы, уважаемый, совсем одурели от местных ароматов… раз позволяете себе такое сказать. Мысли тоже — всего лишь мысли, но разве они ничтожны? Впрочем, как бы то ни было…не позволю тебе распрощаться со своей любознательностью. Поэтому… раз ты не спросил сам, возьму инициативу на себя. А потому слушай. Румента — крайне редкое создание, к слову, она может вырасти, только если кого-то чрезмерно используют в корыстных целях. Как какой-то предмет. Представляешь?

— Зачем мне знать об этом? — вопросил почти смертельно уставший Бенард, сохраняя крупицу тяги к знаниям.

— Всему своё время. Я возвожу мост к куда более интересному вопросу. Так вот Румента — настоящее сокровище, она может стать пилой, топором, удочкой. Да чем угодно, всё зависит от владельца, которого она признала. Даже вполне способно заменить собой оторванную конечность. Ну как? Тебе, как лекарю, такое по нраву. Будоражит, правда? Такие возможности открываются.

— Замолчи, отродье! — гаркнул белпер, намереваясь садануть того молотом, но тело не слушалось.

— Такую штуку даже Хор захотел бы заполучить в свою коллекцию, — монотонно продолжил Садист. — Кстати о птичках. Совсем скоро мы увидим результат их похода. Собирают апперит? Исход очевиден, потому что, лишая мясо процесса маринования, нельзя угомонить того, кто по-настоящему проголодался. Можно только разозлить… А ещё почему-то Вороны не стали воспрепятствовать развитию…Неужели среди них предатель?

— Кто ты такой?

— Я тот, кто есть в сарае с зажженным фонарём. Тот, кто гуляет у подножия костра, который ты зажигал, стоя в галерее. Ты желаешь лечить и спасать, я же хочу калечить и убивать. Наша встреча, по крайней мере, в таком виде — это редкость.

Тут вокруг белой перчатки возникли убийцы из Министерства. Они открыли свои книги, и из их тел вырвались руки, а потом лица, которые принадлежали уродам из Долиума. Бенард оттаял, стал отбиваться от поганых тянущихся к нему конечностей. Яростно сражаясь, утопал в собственном дыхании, а в недрах пульсировало одно единственное желание — выжить. Садист щелкнул пальцами — Хексенмейстеры обернулись жидким дымом, разлились по полу.

Белпер замер и никак не реагировал, пытаясь удержать от разрушения башни накопленных знаний.

— Снова морок, — проговорил он.

— Это — да. А вот со мной такое не сработает. Как и у Грегора с тем узником Маяка. Должен отдать ему должное — у него невероятная сила духа. Но ты видел последствия сопротивления нам. Правда, я не такой сговорчивый, ибо я с Хором не связан.

— Это точно болезнь. Рассудку нужен отдых…

— Если считать баланс и человеческий род — болезнью, то…да-а. Только вот какая болезнь может прямо сейчас проломить тебе череп и утащить в самые глубины небытия? Но я не стану этого делать. По крайней мере, пока что. Сейчас не буду вмешиваться в то, что произойдёт. Но в качестве подарка дам подсказку, и, может, мы встретимся вновь и не будем врагами. Если встретишь зуб, то незамедлительно беги в Озёрный город, — Садист замолчал и протянул руку, после чего исчез как песчаный замок, накрытый морской волной. Только отголосок промчался в сыром и тёмном сарае:

— Скажи, белпер, выбрался ли ты из Долиума? А выбрался ли Долиум из тебя? Может, тебя и не спасли…

Время возобновляло свою прежнюю скорость течения. Лекарь замахнулся, чтобы нанести последний удар. Тут брюхо распахнулось. Вылился торжественный плач новорождённого, слившийся с криками кита. Множество чёрных рук раздвинуло огромную рану. Из глубин тьмы смотрело ужасное, но источающее печаль, око.