– Так успевай! – она стащила с себя кофту, оставаясь в тонком белье, и Джек судорожно сглотнул – надо вновь напоминать, что он нежить, в конце концов! Нежить не любят. А она пробормотала непонятно: – Зак, старый извращенец, надеюсь, тебе весело!

– Кроха… Я же нежить. Нежить не целуют и… И… И.... – духу закончить фразу не хватило. Он отступил в сторону. Правда, крайне неудачно – теперь между ним и выходом была кровать. Вот кто ставит кровать на проходе?!

– А кто сказал, что я хочу тебя целовать? – резонно сказала Кроха, заставляя на миг останавливаться его сердце от боли. Орки, он же нежить, какая к оркам остановка сердца!!! – Я хочу гораздо больше. Гораздо.

Она толкнула его в грудь, он не сдвинулся.

– Джек…

– Кроха…

Она обняла себя руками:

– Орки, так и знала, что тебе нужна не я, а Эш. Прости. Прости… – она повернулась, ища свой свитер на полу. – Это так глупо…

Он поймал её за руку и осторожно развернул к себе. Прижал сильнее к своей груди и зашептал ей в макушку:

– Ну что ты такое говоришь… Ты мне очень дорога. Очень. Я сколько себя помню – столько помню и тебя. Я умирал когда – видел, как ты убегала. Я должен был тебя защитить… Тебе лет семь было, я пытался бежать за тобой, но я умирал... Я пытался тебя догнать, и вот… Догнал, кроха.

Удар в голень был внезапен. И в грудь, заставляющий падать на кровать навзничь, тоже.

– Кроха? – он смотрел на неё снизу вверх.

Она спешно натягивала на себя свитер обратно.

– Кроха?

– Ты видел меня семилетней? – переспросила она, выныривая из свитера.

Он кивнул:

– Да. Видел. Я помню тебя. Мне было важно тебя найти.

Её начала бить крупная дрожь.

– Кроха? Ты боишься меня?

Она прищурилась и буквально выплюнула из себя:

– Ты мой худший ночной кошмар! Ты тот, кого послали по моему следу.

– Кроха, это по-прежнему я, Джек. – Он сел, потом медленно, чтобы не напугать застывшую Кроху, встал.

Она ткнула пальцем ему в грудь:

– Ты гончак! Ты оркский гончак, который охотился за мной. – Она обняла себя руками. – Я говорила тебе, что я дорогая зверюшка. Я много стою. Тебе приказали меня уничтожить.

– Это не так! – Джек возмутился – в его воспоминаниях все было не так.

Кроха почти кричала от ярости:

– Ты просто не помнишь! А я не могу рисковать и надеяться, что память к тебе не вернется. Я... Я приехала всего на пару дней, но, кажется, даже это слишком много. Я… Я сегодня разберусь с тобой, разберусь со стаей и… Уеду. Пока помню – вы должны уходить отсюда, сюда зайдет на зачистку МУСт. Это…

– Я знаю, – старательно спокойно сказал он.

– Хорошо. Тогда… Зови своих. Я раздам одежду и… – она обреченно сказала самое страшное: – Мы с Эш уедем.

Джек сжал от бессилия руки в кулаки – он не знал, как убедить Кроху в собственной безопасности.

– Кроха... Я никогда не причиню тебе вреда…

– Ты помнишь меня маленькой – это значит, что ты или был среди покупателей и мой владелец, или тебя послали по моему следу убить меня. Выяснять правду я не могу – я должна защитить Эш.

Он наклонил голову вниз и долго рассматривал пол. Он понимал, что сейчас объяснять и доказывать что-то бесполезно, а потом, когда он вспомнит, может оказаться что и опасно.

Он еле выдавил из себя:

– Ты права… Ты права. Я могу оказаться кем угодно. И от меня сейчас ничего не зависит. Да. – Джек еле заставил себя разжать кулаки. – Возвращайся к принцу.

Она прошептала, еле сдерживая слезы:

– Орки, Джек, почему у меня всегда проблемы с планированием, а?

Он пожал плечами:

– Не знаю. У меня другие проблемы – с памятью и тем, что я могу оказаться сволочью.

Он вышел на улицу. Снег падал не переставая. И когда этот проклятый снег снова будет теплым, а?!

Джек прорычал в небеса:

– Охромееееть!!!

Что же у него все наперекосяк…

Падал белый, холодный снег.

Злость и странная обида клокотали в сердце Джека. Он не только глупый! Он еще и сволочь. Думал – спасает, думал – защищает, а это от него надо спасать и защищать Кроху.

Дверь за спиной Джека скрипнула. На пороге стояла Кроха с его курткой в руках.

– Джек… – её голос звучал еле слышно. – Ты забыл.

Он качнул головой:

– Неважно. Ты не знаешь, когда снег бывает теплым?

Она грустно сказала:

– Когда ты мертв.

– Ага. Ясно…

Кроха прищурилась и… Неожиданно влетела в него, он только и успел оставить ногу назад, чтобы выдержать её удар. Обнял, потому что её руки обвились вокруг его груди.

– Джек...

Он её напомнил:

– Кроха, уходи. Ты сама сказала, что я опасен.

– Джек…

– Уходи.

Она отпрянула в сторону, и он пожалел, что был так настойчив. Она заглянула ему в глаза:

– Джек… Постарайся не вспоминать. Хотя бы два дня не вспоминать – это немного. Джек…

– От меня это не зависит, Кроха.

– Меня зовут Сэм. Кажется, я тебе этого ни разу не говорила.

– Не говорила, – подтвердил он. Думать, отвечать, дышать – было отчаянно сложно. Хотя он труп – какое тут дыхание. Ему это делать не обязательно.

Она выругалась в небеса – как ругался Клод: грязно и неприлично. А потом вновь обняла его руками за грудь, не пуская.

– Джек, скажу сейчас, а то опять забуду: я тебя люблю! Только я отчаянно боюсь.

– Кроха...

Она взмолилась:

– Пошли домой. Пожалуйста. И плевать, что тебе нужна Эш.

– Кроха… Я без тебя жить не умею.

– Научишься, – сказала она в ответ на его признание в любви. Он только и прошептал:

– Охрометь…

Она потянула его в дом, и Джек не знал – идти или сопротивляться. Он же себя не простит, если причинит боль Крохе и Эш. Он неуверенно спросил:

– Ты точно помнишь, что я был плохой? Ты это точно помнишь?

Сэм вздрогнула – вот как ему объяснить, что это было не с ней, а с одним из её клонов? Точнее клонов Ник. Причем это было… Это было после тех трех месяцев предпродажной блокировки полиморфизма. Это было позже, когда полиморфизм уже вернулся, когда каждая считающая себя Семечкой вернула себе настоящую внешность – то, что Салли сделать не успела. Её обратили в вампира сразу же после продажи. Как это сказать? Как объяснить – это было не со мной, но ты точно тварь, потому что никто в целом мире нас не защищал. Никогда.

Сэм глубоко вздохнула и выдавила из себя:

– Не помню. Я маленькая была. Я точно этого не помню, но никто меня не защищал – я вне закона, как и ты.

– Кроха, есть хоть малейший шанс, что я не тварь?

Она посмотрела в его прищуренные от волнения глаза:

– Есть. Конечно, есть. Я всего не знаю. Я могу ошибаться. – Наны с ней были согласны – они не заблокировали её ложь. Она снова направилась домой – там Эш без присмотра, хоть и спит в своей переноске. – Пойдем домой. Только постарайся ничего не вспоминать. У нас с тобой большие планы на сегодня.

– Какие? – осторожно уточнил Джек.

Сэм обернулась на него и улыбнулась:

– Ты сам знаешь.

Он еле подавил стон:

– Купание.

– Точно! – Сэм заставила себя улыбаться. Два дня – это оркски много, когда твоя жизнь зависит от чужой памяти. Но… Уйти сейчас, никогда больше не видеть Джека, никогда не вернуться к нему – а ведь шансов, что он хороший, никаких, никогда больше не быть вместе, не узнать его ближе… Это было невыносимо. Орки, что же ей вечно не везет с планами на жизнь? Она напомнила Джеку: – И стаю зови!

Он застонал еще более выразительно и горестно – даже глаза закатил:

– О неееет…

– Не простят? – уже почти не притворяясь, рассмеялась она.

– Точно. Не простят. – он улыбнулся, но Сэм показалось, что только губами – глаза были тревожными.

Пока Джек таскал воду, Сэм достала ванночку для купания, нашла алхимонагреватель, повесила на веревку, протянутую под потолком, простынь вместо ширмы, приготовила для Джека свежее мыло, шампунь, предмет своей гордости – белоснежное полотенце, новое белье, джинсы…