– Рондгул, – я слышала, что сказал отец сыну до того, как мы выступили в поход, – песнь ты давно выучил наизусть, главное – не волнуйся, не суетись, слушай своё сердце, глубоко дыши, животом, – отец надавил братишке на пупок, – пой душой, внутреннее чутьё Заклинателя подскажет верный путь, отринь все мысли, очисти разум и позволь силе наполнить всё твоё естество.

Я понимала каждое слово Горна, вот только сомневалась насколько они ясны маленькому мальчику. Но Рон показал себя смышлёным и смелым, надеюсь, он справится.

Охотники, окружавшие меня, старались не смотреть мне в глаза, они даже не шептались за моей спиной. Но при этом уважительно кланялись и мне всегда доставались самые сочные и вкусные куски мяса. Такой почёт и уважение были вовсе не наигранными – все они прекрасно понимали, кому обязаны жизнью. А мне было неудобно. Я сделала то, что должна была.

– Почему ты дала им уйти? – тем же днём в продолжение беседы о северных кланах, спросил Горн.

– Сил было совсем немного. Выбор: либо убить роксов и спасти вас, либо уничтожить тех людей и потерять кого-то из своего народа. Никак не могла позволить погибнуть хоть кому-нибудь из наннури, поэтому отпустила врагов.

– Я думал, пожалела. Ты ещё слишком юна для столь хладнокровных поступков. Дочка, понимаешь, – папа посмотрел на пляшущий огонь в костре, помолчал немного и заговорил вновь: – отнять чью-то жизнь, тем более человеческую – тяжёлая ноша, с которой придётся мириться до конца дней своих. Иногда подобное может свести с ума.

Я уже успела оценить дар богов, позволивших мне переродиться в теле Эльхам в семье Горна Наннури и Газисы. Они были прекрасными людьми не только внешне, но и духовно. Целостные личности, у которых слова не расходятся с делом, ни отец, ни мать не были способны на подлость и никогда не воткнут нож в спину, даже если перед ними самый лютый враг. Я училась у них широте души и грелась в лучах их любви и заботы, моё некогда окаменевшее сердце оттаивало с каждым днём, прожитым в их семье.

– Пообещай мне, милая, – вдруг попросил Горн, – беречь себя от зла и не вступать с ним ни в какие соглашения.

– Я постараюсь, – уклончиво ответила я, поскольку не знала, как повернёт жизнь, и чем придётся поступиться ради благополучия близких.

– Хотя бы так, – не стал давить папа, – Шариз, ты совершенно необыкновенный ребёнок. Знаешь, я даже откуда-то уверен, что каждый, кто захочет тебя обвести вокруг пальца или навредить, стократно о том пожалеет, – кривая улыбка появилась на лице правителя.

Промолчала. Многозначительно. Не стала уточнять, что для меня с некоторых пор на первом месте вовсе не я сама, а моя семья.

Заклинатели пели, гаури замедлялись.

Я вскинула руки. Магия послушно потекла по венам, сосредоточилась на кончиках пальцев и столь же мягко выплеснулась наружу. Вода буквально выпрыгнула из кувшина и зависла над моими раскрытыми ладонями. Вдох-выдох, нельзя спешить и опустошать резерв слишком резко, навсегда запомню, чем подобное чревато. Мелкие капельки, как пули, выстрелили в роксов, прошивая их броню как картонную бумагу. Сталь не могла взять, а напитанная магической энергией вода справилась играючи.

В родной Зэлес возвращались гружёные донельзя. Огромный караван тянулся, казалось, через всю Лолели и не имел ни начала, ни конца.

Нас встречала половина города, люди радостно гудели, улыбались и хлопали в ладоши – еды хватит всем. Небольшой кусок мяса гаури насыщало на весь день. Правда, отчего-то эта особенность не распространялась на меня: после ворожбы одним маленьким кусочком насытиться мне никак не удавалось.

Газиса стояла в первых рядах, хрупкая и такая прекрасная! И если при виде нашей тройки она сначала прослезилась от счастья, кинулась навстречу и радостно обняла, ведь её любимые дети и муж вернулись целыми и невредимыми, то через некоторое время, стоило нам с Роном оказаться дома, улыбка на её прекрасном лице превратилась в суровую маску. Отец благоразумно исчез ещё на подходе к поместью.

Прищурив свои прекрасные очи, родительница выдала:

– Дети мои, за то, что заставили меня переживать все эти дни до седых волос и нервного подёргивания левого глаза, простой словесной выволочкой вы не отделаетесь.

Мы с братом одновременно затаили дыхание, а Рондгул даже попятился, прикрывая руками свою пятую точку.

– Рон! – выстрел пальцем в мелкого, – отныне ты помогаешь стричь верблюдов, снимать с них клещей, складывать насекомых в сосуды и закапывать их в песке, а также по вечерам будешь чистить стойла бактрианов.

Я скосила глаза на брата и увидела, как тот побледнел, открыл рот, чтобы возразить, но захлопнул, не смея перечить маме.

– Шариз, – тон нисколько не изменился и ни на градус не потеплел, – отныне ты помогаешь на кухне и так же, как и Рон, будешь стричь бактрианов и собирать с них кровопийц.

Фу-у! Ну хоть чистить навоз мне не светит, и то…

– И по вечерам ходить в лечебницу, помощники лекарям нужны, рук не хватает. Всё, что велят, станешь безропотно выполнять. Скажут, сменить судно под пожилой женщиной, сделаешь.

– Сделаю, – смиренно кивнула, чувствуя, что меня ждёт много не самой приятной работы.

– Наказание продлится ровно семь дней. Но оно может растянуться, ежели хоть кто-то из наставников пожалуется на вашу лень или халатность.

Я и Рон всё так же молча кивнули.

– А теперь марш купаться! От вас пахнет за версту! И далеко не розами! – приказала мама всё тем же недовольным тоном. – И, дети, – добавила она негромко, когда мы шагнули на лестницу, – спасибо вам за отца. Эль, ты спасла его, Рон помог тебе. Я всё знаю… Но это не значит, что отменю наказание раньше срока. А теперь бегом мыться!

– Готова?

Ночной воздух гнал пыль с барханов, закручивая их в маленькие смерчи. Высоко-высоко сияли холодные звёзды. Луна равнодушно наблюдала за нами. Сегодня, кроме спутника, за мной следили ещё три пары глаз: папы, мамы и Рона.

Я вобрала в себя как можно больше холодного воздуха и медленно выдохнула. В той жизни меня мало что могло настолько взволновать, зато в новой, что ни день – то необъяснимая гамма непривычных чувств. Вот и сейчас я по-настоящему волновалась.

Хатэ лежала передо мной на самой вершине бархана и не думала никуда исчезать. Разноцветные драгоценные каменья загадочно сверкали и манили. Чем ближе я была к волшебной шапке, тем громче она звала меня к себе. В этот раз не настойчиво и даже повелительно, а мягко, словно уговаривала. Мы поменялись местами и теперь я решала, принять силу шаманки или отвергнуть. Мне ничего не стоило развернуться и уйти. Но всем своим существом я понимала – такой поступок не приведёт ни к чему хорошему. Знания – это единственное, что способно спасти нас всех от порабощения.

– Готова, – ответила я и сделала два оставшихся шага и присела рядом с целью.

Красивый головной убор. Такие носили какие-нибудь степные принцессы в моём земном прошлом. И оторочка мехом добавляла положенного антуража. Протянула руку, коснулась мягкой шерсти, смелее провела ладонью, наслаждаясь шелковистостью, задела каменья, в голове всё громче играли колокольчики замысловатую красивую мелодию.

– Ну, привет! – сказала по-русски. Доверительно, как близкому человеку, которого давно не видела. – Поехали!

Легко подняла шапку и, более не раздумывая, быстро надела на голову.

Затаив дыхание, прикрыла веки.

Окружающие звуки с каждым ударом сердца становились всё громче, до такой степени, что в один момент я подумала – нет, не выдержу, точно оглохну. Но скинуть шаманскую шапку уже была не в силах.

Закричала.

И вдруг отпустило…

Выдохнула, не веря своему счастью.

Попробовала открыть глаза – не вышло. Прислушалась. Вокруг стояла глухая тишина. Ни встревоженных голосов родителей, ни шелеста ветра по песку, ничего.

Оглохла, что ли? И ослепла, по всей видимости, тоже. Нужно собраться с мыслями и сосредоточиться, нельзя позволить паническим атакам затуманить разум. Вдох-выдох. И ещё разок.