– А что с ним будет? Доедем сейчас поближе к месту перехода, дотопаем до него, я разделюсь на двух Андрюх, один дальше с вами отправится, а другой вернется к «Волге», поедет домой и будет жить, как жил до этого. Веришь?

– А вот как раз может и не получиться, как до этого. И в первую очередь как раз из-за «Волги». Ведь меня все равно рано или поздно хватятся – те же соседи, к примеру. Да и бывшие сослуживцы иногда позванивают. Начнут искать – найдут «Волгу»…

– Ну и что? – перебил его Ломон. – Я ведь не буду на ней потом ездить, только доеду отсюда назад – и все.

– Сейчас везде полно камер. Станут меня искать – первым делом с машины начнут и увидят, что ты на ней откуда-то приехал. И что ты им скажешь? Вот то-то же. И Васюту рано или поздно искать станут – уж родители точно, когда из деревни вернутся. А мы еще Олюшку засветили, не подумал я тебе запретить ее к своим в гости водить…

– Они ее никогда раньше не видели, а мы лишь сказали, что это невеста Васюты, что она нездешняя, что мы идем в поход, после которого Васюта с Олюшкой сразу отправятся в свадебное путешествие.

– Ну, хоть так, – вздохнул Иван Гунтарович. – Хуже, что Малика Гугкаева ее видела и приняла за местную Ольгу, которую она знает. Придут к этой Ольге узнавать про Васюту, а она – ни сном ни духом. Но поверят-то Малике, она человек в городе известный. А там и на тебя опять выйдут, Малика ведь там, на площади, нас всех фотографировала. Так что и девчонку под монастырь подведем, и тебе выкручиваться…

– Ничего, выкручусь, – уже не так уверенно произнес Ломон, вернее, Капон в его лице. – Объясню, что это совсем другая девушка, которую я сам-то лишь недавно через Васюту узнал, и то, мол, даже не в курсе, откуда она вообще приехала. А то, что фотки будут, это даже хорошо, будет видно, что не только одежда, которую у тамошней Ольги не найдут, но даже прическа другая… наверно… А что похожи – мало ли на свете похожих людей!

– Ладно, тут, может, и выкрутишься. А спросят тебя: куда в поход ходили, где ты с нами расстался?

– Правду и скажу. Когда врешь, особенно по-крупному, нужно побольше правды вставлять, тогда и ложь не такой лживой покажется, и сам меньше запутаешься. Веришь?

– Охотно. Но в данном случае это не годится.

– Почему? Там и следов наших будет много, и вообще… Можно еще будет вдобавок костер развести, потоптаться вокруг как следует, вроде как лагерь разбивали. Все доказательства налицо будут!

– Вот в этом-то главная проблема и есть, – насупился Силадан. – Будут доказательства нашего там присутствия, поэтому то место вдоль и поперек прочешут. А о нем никому нельзя знать.

– Но почему?! – воскликнули вместе Ломон и давно проснувшийся Васюта.

– Потому что мне не нравятся эти проникновения через один мир в другой. Я не верю в случайности, особенно в такие вот… – Двуединый ожидал, что старый полковник опять коснется подозрений насчет Зана, но тот, бросив взгляд на Олюшку с Васютой, закончил по-другому: – Тот мир даже без атомных бомб умудрились расфигачить, а если их еще туда из нашего добавить? А оттуда в наш – ту гадость, из-за которой там все рухнуло? Нет уж, тут и своего говна хватает. Так что очень тебя… ну, то есть Капона прошу: держи все это в тайне. Пообещай! – сделался очень серьезным Иван Гунтарович.

– Обещаю, – не менее серьезно ответил Ломон.

– А мы тогда вот что сделаем, – решительно кивнул Силадан и даже посветлел лицом, приняв окончательное решение: – Мы сначала пойдем не туда. Сейчас еще немного проедем, а там есть небольшое озеро километрах в двух-трех от дороги. То ли Утиное, то ли Гусиное, меня туда лет тридцать назад сослуживцы на охоту брали. Вот там-то мы и потопчемся как следует, следов пооставляем, а тебя… Капона в смысле, если станут спрашивать, так и скажи, что мы на это Гусиное и ходили, а потом я тебя в Полярные Зори отвез…

– Погоди! – встрепенулся двуединый. – Если ты меня отвезешь, как же я разделюсь на Лома с Капоном? И потом – зачем в Полярные Зори-то?

– Это хороший город, – вмешался Васюта.

– Да пусть хоть самый лучший на земле! Мне-то он самим собой… самими собоями… тьфу, ну вы поняли… стать не поможет. Верите?

– А ты сначала дослушай! – нахмурился Силадан. – Вечно вы, молодежь, поперед батьки в пекло лезете, а потом на волдыри жалуетесь… Я тебя никуда не повезу. Мы потом к переходу этому вашему пойдем, как и собирались. Там ты разделишься… надеюсь, что разделишься… и Капон почапает назад. И поедет на машине, потому что оставлять ее в том месте – это прямая подсказка, где нас искать, а в Мончегорск на ней ехать – светиться, да и вопросы по машине потом появятся. А так ты доедешь до полярнозоренского вокзала и автобусом в Мончегорск вернешься, а всем скажешь, что это я тебя до автобуса подбросил. Уяснил теперь?

– Но в Полярных Зорях, тем более на вокзале, тоже наверняка есть камеры! И будет видно, что приехал я один. К тому же брошенная «Волга» и там может показаться подозрительной.

– Ну так остановись пораньше, не обязательно к самому вокзалу подъезжать, ножками дотопаешь. А «Волга»… Не думаю, что она долго брошенной останется, особенно ежели ты ключ в замке зажигания оставишь, – подмигнул Силадан.

Проехали еще около семи километров, когда глядящий на карту в смартфоне Ломон сказал, махнув рукой вправо:

– Все, останавливай машину, Гусиное озеро там.

Дошли они до этого озера быстро, до него и вправду было меньше трех километров. Там бывший полковник сразу занялся разведением костра, а остальным велел сильней потоптаться вокруг.

– Колышки еще срежьте и вбейте в землю, будто мы палатку ставили. Обшарпайте их, как если бы веревками натерло. А между ними особо потопчитесь, мы же там спали как бы. Мы еще и перекусим заодно, а мусор возле костра прикопаем. Бутылку из-под воды рядом оставим, только пусть Олюшка ни за что не хватается, вот ее-то отпечатки тут совсем ни к чему. И еще какие биологические маркеры – тоже. Зато двое других – хватайтесь за все, до чего дотянетесь, чем больше будет следов – тем лучше… Давайте, не стойте столбами, топчитесь, кому сказано!

И двуединый с осицей и Васютой принялись «топтаться». Ходили взад-вперед и кругами, прыгали, лапали деревья, обламывали ветки… Ломон даже повалялся на мху между им же вкопанными колышками, словно и впрямь тут спал. А Медок и вовсе носился по лесу как угорелый – вероятно, не только для дела, но и потому, что хотелось размять лапы, да и собачьи инстинкты давали о себе знать, несмотря на разумность носителя.

Когда Силадан позвал их к разведенному костру, на котором он разогрел пару банок консервов, оказалось, что куда-то подевался Васюта. Олюшка тут же подорвалась, чтобы мчаться его искать, но Иван Гунтарович ее остановил:

– Не хватало еще, чтобы и ты потерялась. Лучше покричи ему, у тебя голос звонче.

– Зачем кричать? – развел руками двуединый. – Сейчас Медок быстро этого потеряшку отыщет. Так ведь, дружище? – потрепал он мохнатую голову пса.

Тот утвердительно гавкнул, но не успел отправиться на поиски, как из-за дальних кустов показался Васюта.

– Ты где был?! – набросилась на него Олюшка. – Я уже думала, что тебя медведь съел!

– Я там это… – смутился Васюта, – оставил в кустах биологические маркеры.

У Силадана аж глаза на лоб полезли от такого заявления. Впрочем, он тут же закивал:

– А вот это правильно. Много наоставлял?

– Для анализов хватит.

– А если бы мы тебя только в медвежьих анализах потом и нашли?! – не унималась осица.

Двуединого разобрал неудержимый хохот. А отсмеявшись, он вдруг выдал:

– Тоже мне подражатель выискался, – буркнул Васюта. – Глагольные рифмы – это вообще отстой, так только графоманы стихи пишут.

– Ну, так я в поэты и не рвусь, – сказал Ломон. – Куда мне до великого Сидорова!