Ведьма закончила и вопросительно посмотрела на экена.

– Нуууу, – протянул Крюк. – Я вроде твой бывший враг, а новая стая – это мы, экены? Так Экна с Мандрой давно замирились. Ты с нами после Бьонгарда хочешь остаться, что ли? Я только за, Рамдану скажу только… А как же крыло твое? У вас же маневры строго рассчитаны по числу ведьм, по-моему…

Сабрина не знала, плакать ей или смеяться. Крюк попал в точку – очевидно, потому, что никакие исторические параллели не замутняли его разум.

– Я написала вариацию на тему «Песни Разрушительницы Пчелы», – ответила ведьма. – Сидхи сожгли ее станицу весной. Новая стая – это как раз Разрушители.

– Враг, ставший братом, это Балеорн, – сообразил экен. – Они потом вместе с Пчелой славно поохотились… Джабраил с тех пор не воевал ни разу. Да, все сходится. Прости, что ж. Вот такой я тупой и необразованный…

– На самом деле ты угадал, – сказала Сабрина. – Я не могу оставить мое крыло… Неужели мы так и расстанемся, Крюк?

Наемник помолчал.

– Можно подумать, ты в первый раз так расстаешься, – сказал он наконец.

В глазах ведьмы блеснули слезы.

– Сабра, ну что ты… – начал Крюк.

Ведьма вскочила с лежанки, подбежала к выходу прежде, чем экен успел схватить ее. Сабрина выпрыгнула из фургона и бросилась к костру. Тяжелая коса била ее по плечам. Наемник вздохнул, вылез из фургона и последовал за ней.

Ветер чуть шевелил края клапана, загибал края листков, брошенных на лежанке. Если бы не брошенное ведьмой писало, придавившее их, листочков бы уже там не было. Листки с песней самой могущественной Разрушительницы уже танцевали бы бесконечный хоровод вместе с алыми и желтыми листьями на ближайшей полянке.

[280]

Магнус обскоблил ногтями кончик пера и склонился над гроссбухом. Книга была огромна, как щит пехотинца; казалось удивительным, что она в раскрытом виде не занимает всю стойку. На оставшимся свободным месте спала горгулья, свернувшись клубочком. Расслабленные крылья зверя свисали до самого пола.

– «Вкус эльфов на шпикажках», – прочел Магнус.

Гоблин поднял голову и крикнул в направлении открытой двери кладовой:

– Проверь, сколько у нас осталось, Морана.

– Пять банок, – пробурчали оттуда.

– Ага… – удовлетворенно произнес Магнус и внес пометки в книгу. – «Порох с перчинкой» посмотри теперь.

Рецепт этой фирменной закуски хозяин таверны придумал сам, чем – вполне обоснованно – гордился.

– Нет, этого нет, надо в погреб лезть, – отвечала Морана. – Шэд все сожрал вчера. Под водку.

– Но по кассе… – начал гоблин.

В кладовой хихикнули:

– Он заплатил за две банки, а за три обещал натурой отдать.

Гоблин покачал головой:

– Ох, Морана, Морана… «Ветчина со сметаной и луком по-гномовски»?

– Шесть банок.

– Должно быть восемь, – заметил Магнус. – Или тебе кто-то за две тоже натурой расплатился? Андерет, может быть? Он ветчинку любит…

Серый эльф Андерет стоял во главе цеха парфюмеров Бьонгарда и как никто мог оценить изысканный аромат старинных вин, которых было полным-полно в подвалах таверны. С гоблином их связывала старинная дружба. Она возникла в тот страшный год, когда Разрушители заняли Трандуиловы Чертоги и потребовали выдачи всех серых эльфов, бежавших в Железный Лес от гнева мандреченских магов. Андерет попал в руки Разрушителей. Магнус пришел за ним и подтвердил, что эльф родился не в Фейре, а здесь, и никогда не бывал в Мандре.

А после войны, зайдя в лавку к Андерету, Магнус встретил там очаровательного суккуба, выбирающего духи. Гоблин сразу понял, кто перед ним. Теперь Магнус радовался стабильно увеличивающимся прибылям. Дед хозяина таверны был гномом, и помимо интеллекта, позволившего Магнусу покинуть диких сородичей, передал внуку и склад характера.

– Или Сташи? – предположил гоблин.

Узкие уши горгульи дрогнули. Зверь открыл один глаз и посмотрел на хозяина таверны.

– Доброе утро, Газдрубала, – сказал Магнус.

– Никто мне ничего не расплачивался, – сердито отвечала Морана. – Сташи вчера из номера не выходила. Плакала все о ком-то… Ты знаешь, я предложила ей остаться у нас. Куда ей идти? Полукровок никто не любит, ни люди, ни вампиры.

– Но кровь не сосать и прилично вести, – сказал гоблин строго.

– Она перерожденная, говорю тебе. Кровь ей и не нужна. Отработает за постой, а там видно будет.

– Ладно. Пересчитай еще раз, – напомнил Магнус. – Ветчины должно быть восемь банок.

– Раз… два… А да, восемь. Две под лавку закатились.

Дверь таверны распахнулась. Проем заполнило огромное кабанье рыло. Горгулья вздыбилась на стойке, взмахнула крыльями и зарычала. Магнус встал, вытягивая из ножен на поясе меч.

Кабан рухнул на пол. Стало видно покрытую засохшей кровью рану в его боку и крепкую, высокую женщину, которая и притащила его. Темная полоска над верхней губой сообщала о принадлежности гостьи к племени гномов; а если у кого-то еще оставались сомнения, их развеивал боевой топор, который Хэлл небрежно закинула на плечо.

Несколько лет назад жизнь гномицы текла спокойно и размеренно. Муж Хэлл держал лавку в Бьонгарде, торговал часами, механическими игрушками и украшениями. Весь свой товар он делал сам. Темный эльф по имени Эртас купил у гнома часы и попросил выгравировать на них защитное заклинание, в котором, как известно, используется имя защищаемого. Эльф двинулся по старой тропе из Бьонгарда к Гламранту. По пути он сверялся с часами, чтобы не попасть под горячую руку троллям и паукам. Но защитное заклинание не помогло – Эртас не добрался до Трандуиловых Чертогов, где его ждала родня. А еще через год ватага темных эльфов убила паука, напавшего на их деревню. Из желудка чудовища, помимо всего прочего, достали часы с выгравированным на них заклинанием. Гильдия часовщиков исследовала механизм и установила, что он обладал дефектом сборки, из-за чего часы убегали вперед на минуту каждый час. Родственники Эртаса пошли к друидам и потребовали правосудия. Некроманты вызвали дух покойного, и после этого стало окончательно ясно, что Эртас погиб из-за того, что часы его спешили.

Гнома казнили. Хэлл продала лавку и поехала домой, в подгорья Эммин-ну-Фуин. Но добралась только до поворота на Старый Тракт. Нравы гномов были суровыми, а Хэлл за годы жизни в Бьонгарде привыкла к свободе. Да и вряд ли ей удалось бы выйти замуж снова, мужчин ее возраста среди соплеменников было гораздо меньше, чем женщин. Хэлл подружилась с хозяйкой и осталась в таверне. Морана с радостью и удовольствием уступила ей честь готовить завтраки и ужины, а так же обеды. Суккуб была хорошим поваром, но сама редко употребляла человеческую пищу. Необходимость готовить то, что не ешь, порядком утомила Морану за последние несколько веков.

– Вот это по-гномовски, – одобрительно сказал Магнус. – Кто-то еще не похмелялся с утра, а кто-то уже зверя добыл.

– Ото ж, – сказала Хэлл, подходя к стойке. – Но и похмелиться не помешает.

Гоблин нацедил пива из бочки и подвинул Хэлл мигом запотевшую кружку. Гномица приложилась к пиву. Из кладовки появилась Морана. Увидев валявшуюся на полу тушу, суккуб брезгливо наморщила носик:

– Я не буду это есть.

– Да брось, Морнушка, – сказала Хэлл добродушно, стирая пену с усов. – Замариновать с лучком и уксусом, помидорчик там…

Магнус закрыл гроссбух и убрал его под стойку.

– У меня уже слюнки текут, – сказал гоблин. – Я пока разделаю. Пойдем, Газдрубала. Поможешь мне.

Магнус взял топор Хэлл, который гномица прислонила к стойке, и двинулся к выходу. Горгулья зашлепала вслед за хозяином, волоча по полу усеянный шипами хвост.

– Мариновать помогу, – сдержанно откликнулась Морана. – Но есть не буду. Я не ем то, что всю жизнь роется носом в грязи.

– Ох какие мы принципиальные, – хмыкнула Хэлл. – Вот мораль гномов: не парься, что ешь, главное, убежать не дай. И мы всегда сыты!