А потом впереди что-то тускло блеснуло. Олюшка замерла и впилась взглядом во тьму. Подождала, но нет – полный мрак. Она решила, что зрение сыграло с ней шутку, и опять вытянула перед собой прут. В следующее мгновение ветка резко дернулась из ладони, ободрав кожу. Удержать ее не удалось, но теперь Олюшка знала, что зрение ее не подвело, впереди точно что-то было – опасная оказия или…

Это были не осознанные мысли, а скорее, что-то на уровне инстинктов, поскольку на какие-либо размышления у нее просто не было времени. И те же инстинкты заставили ее нажать на спусковой крючок «Канды». Вспышка выстрела высветила шагах в пяти перед ней бесформенную темную массу – чуть менее черную, чем сгустившуюся позади тьму. И вроде как не абсолютно сплошную, а разбавленную такими же разбухшими кляксами, как и та, что была рядом.

Теперь перед глазами Олюшки плавали розовые пятна – последствия яркой вспышки, – и не было больше прута, чтобы нащупывать ступеньки. Впрочем, она бы и так не стала этого делать, поскольку непередаваемый ужас погнал ее назад, отбросив, как нечто пустое и безобидное, страх споткнуться и упасть. Возможно, мышечная память, а скорее, все то же везение помогли ей взлететь вверх по лестнице за считаные мгновения. Она задержалась лишь перед ведущим в коридор проемом: куда дальше – еще выше по лестнице, где, вполне вероятно, негде будет укрыться, или под пули преследователей? «Под пули! – завопило из глубин подсознания. – Там хотя бы люди, а не утырки!»

Олюшка вылетела в коридор и едва не завопила от счастья – хоть перед глазами и продолжали еще плавать пятна от вспышки, они уже не были столь яркими, чтобы помешать различить и стены вокруг себя, и, самое главное, еще более светлый прямоугольник входа, откуда она и попала в здание. Там шевельнулась тень – Наташкина или Танькина, смотря кто из них ее выследил. Но даже любой из них была сейчас рада Олюшка, ведь они были реальными, из плоти, человеческими существами, а не бесформенными исчадиями подземелья.

– Уходи! – закричала она, размахивая свободной рукой. – Там виноделы!

– А ну стой, где стоишь! – раздался грозный окрик с другой стороны. – Дернешься – буду стрелять!

Удивительно, но этот голос тоже был женским. Первой мелькнувшей мыслью было: «Так они обе здесь, и Наталья, и Татьяна! Запечатали меня с двух сторон!» Но нет, тогда было непонятно, зачем они стреляли друг в дружку, да и голос… он был точно ей не знаком.

– Не могу стоять! – выкрикнула она в ответ. – Там черные виноделы, они сейчас вылезут!

И Олюшка побежала к ближнему выходу, ожидая выстрела в лицо от своей бывшей соратницы или пули в спину от незнакомки. Умереть от пули все равно казалось в сотню раз слаще, чем быть разорванной, проглоченной, поглощенной мерзкими черными созданиями.

Стрелять пока никто не стал, зато сзади раздался звук быстрых шагов. Включать фонарь незнакомка не стала, все еще опасаясь встречных выстрелов, но и в черных виноделов не поверила, а может, просто не поняла смысла Олюшкиного предостережения. Правда, зачем она погналась за ней в принципе, тоже было непонятно – логичней было просто развернуться и исчезнуть в июльской ночи. Но у преследовательницы имелась своя логика, которая довела ее уже до проема в подвал, когда Олюшка обернулась и увидела, как оттуда, подобно огромному кому грязи, вывалилось черное нечто и протянуло к женской фигурке с автоматом выросшие из жуткого тела толстые щупальца.

Непонятно, что руководствовало в тот момент Олюшкой, только она развернулась и побежала назад, посылая в извивающиеся отростки пулю за пулей из «Канды». Женщина наконец-то опомнилась и наставила на чудище ствол «Никеля», но втянувший было щупальца черный винодел мгновенно отрастил новое и выдернул из ее рук автомат.

– Беги сюда! – закричала Олюшка, видя, как еще одна раздувшаяся клякса выдавилась из черноты дверного проема и перекрыла незнакомке путь к отступлению. – Я прикрою!

Женщина послушалась и, тряхнув гривой темных, как ее преследователи, волос, метнулась в ее сторону, но теперь уже оба винодела колыхнулись за ней следом.

Олюшка принялась стрелять по ним, но патроны тут же кончились. Она обернулась, чтобы прикинуть, успеют ли они с незнакомкой добежать до выхода, сразу поняла, что вряд ли, но заодно увидела бегущую к ним оттуда… нет, не Наташку, не Таньку, а совсем незнакомую молодую блондинку с горящими от непонятного восторга глазами. Вероятно, Олюшке в мгновения смертельной опасности это только показалось, и на самом деле то был не восторг, а ужас или вовсе приступ безумия, но главное – в руках блондинка держала «Печенгу», из которой и открыла огонь по черным исчадиям винного погреба. Похоже, пули тем не особо вредили, но скорость передвижения – или, скорее, перетекания – они заметно снизили, так что Олюшка с длинноволосой брюнеткой вскоре быстро поравнялись со своей спасительницей, а затем побежали к выходу. Блондинка не стала ждать свидания с черными виноделами и, развернувшись, быстро догнала их.

– Стойте! – крикнула она. – Здесь «батут»! Прижмитесь к левой стене!

Олюшка чертыхнулась, только теперь вспомнив об оказиях. И сказала:

– А у самого выхода «зимник», его справа обходим. На той стороне – «печка» и «тяжелеха», нужно камней набрать…

Камней, точнее, кирпичных и бетонных обломков, валялось под ногами предостаточно, так что, пока блондинка прикрывала их автоматных огнем, Олюшка и брюнетка быстро набили ими карманы, и вскоре все трое были уже снаружи, где, не сговариваясь, двинули к блестящему зеркалу Маруськиного озера, до которого было саженей десять, не больше. Это сработал уже не инстинкт, а четкое понимание: посуху их или догонят грязеподобные утырки, или, еще раньше, сами они угодят в оказию, которых и впрямь было вокруг Агуши в избытке. На воде же никто никогда не сталкивался с оказиями, а еще все трое почему-то подумали, что и черные ожившие кляксы боятся воды, так что надеялись спастись от них вплавь.

Но плыть не пришлось – черные виноделы то ли и впрямь недолюбливали то, что по крепости слабее вина, то ли не могли удаляться от особняка, только они, выдавившись из дверного проема наружу и поколыхавшись с полминуты на месте, снова втянулись внутрь, чтобы воссоединиться со своими сородичами. Олюшка была уверена, что в здании еще много этих тварей.

И лишь теперь их несостоявшиеся жертвы смогли облегченно выдохнуть, придирчиво осматривая при этом друг дружку. Олюшка сразу отметила, что рядом с ней совсем молодые девчонки, такие же, как она сама, максимум двадцатилетние. И та, и другая, несмотря на испачканные лица, были весьма симпатичными, даже, пожалуй, красивыми. У брюнетки, как еще раньше отметила Олюшка, были длинные, чуть ниже лопаток, прямые волосы, блондинка была подстрижена до плеч. Брюнетка оказалась самой высокой из них, блондинка – почти с Олюшку.

– И че? – первой сказала как раз она. – Продолжаем начатое или расходимся?

– Начатое – в смысле убивать друг друга? – уточнила Олюшка. – Лично я этого с самого начала не хотела.

– Прежде чем убивать, давайте хоть познакомимся, – предложила брюнетка. – Я – Анюта. И спасибо вам, что спасли дуру. Я ведь тебе не поверила, – посмотрела она на Олюшку без особого, впрочем, раскаяния во взгляде.

– Пожалуйста, – сказала та. – Зовите меня Олюшкой. И только так, по-другому не стоит.

– А меня – только Светулей, – кивнула блондинка. – Вот только так – и никак иначе.

В этом-то и заключалось одно из двух, не считая возраст и красоту, основных совпадений. Все три девчонки испытали практически одну и ту же судьбу: рано остались сиротами, мыкались по разным и – так уж получилось – самым отстойным группировкам, где испытывали унижения и насилие, а потом все трое взбунтовались и решили сбежать. Причем Анюта тоже убила своего «покровителя» и даже кое-что у него отрезала, только не стала это с собой брать – засунула ему в рот. Правда, Светуля и Анюта освободились из-под «опеки» чуть раньше, чем Олюшка, и последнее время жили одиночками – точнее, выживали, поскольку одному в затронутом Помутнении городе долго не протянуть, тем более скрываясь от своих бывших «благодетелей». Вот и пришла им в голову та же идея, что и Олюшке, – рискнуть поживиться легендарными сокровищами особняка Агуновича, чтобы податься в нормальную (если такие бывают) команду, что и стало в их жизнях основным и судьбоносным совпадением, ведь они решили это сделать в одну и ту же ночь.