– А если не согласны, предлагаешь нам в Мончетундровск на своих двоих возвращаться? – усмехнулась Олюшка. – Это ты считаешь менее опасным?

– Волков я, честно говоря, побаиваюсь, – поежился Васюта. – У меня даже стишок про них есть:

– С волками еще, допустим, наш Медок может справиться, – улыбнулся Ломон. – Да и автоматы против них с медведями мощная сила. А вот то, что припасло Помутнение…

– Зона Севера, – поправил Васюта, – мне так больше нравится. И потом… А зачем нам пешком куда-то идти? Вездеход же есть.

– Ты уже забыл, что заглушил двигатель? – сурово глянул на него двуединый.

– Мы же еще не пробовали его завести… Аккумулятор наверняка уже подзарядился.

– Так чего мы тогда тут лясы точим?! – воскликнул Ломон. – Живо по местам!

– Ишь, раскомандовался!.. – проворчала Олюшка, но к вездеходу, как и все остальные, пошла.

Двигатель, пару раз фыркнув, уверенно затарахтел, и двуединый, как, впрочем, и все, с облегчением выдохнул. В кабине сидел сейчас только Васюта, остальные стояли рядом, ожидая результата. И теперь, когда тот был получен, Подуха поставил ногу на ступеньку, чтобы тоже забраться в кабину.

– Погодите-ка, – сказал Ломон. – Мне нужно немного времени, чтобы подключить к генератору Зана. Приспособу с переходниками я заранее подготовил, но там все на живую нитку, так что лучше я все сделаю, пока мы стоим, а то по лесу поедем – будет так трясти, что как бы самим на части не развалиться.

И он забрался в кузов, откуда вновь появился минут через десять-пятнадцать.

– Все, можно ехать. Только, Васюта, будь аккуратней, если увидишь впереди что-то подозрительное – лучше объезжай стороной, не рискуй. И ты, Подуха, раз уж сидишь на штурманском месте, тоже смотри во все глаза, подсказывай водителю, куда ехать.

– Откуда ж я знаю, куда нужно ехать? – пожал плечами трубник. – Это вот он знает, – указал он на Медка. – Только и он особо не поможет, говорить ведь все равно не умеет. Разве что все время у него спрашивать: направо? налево? прямо? – и ждать, что он пролает в ответ.

Медок, услышав это, дважды гавкнул, что означало «нет», отбежал вперед саженей на пять и обернулся. Снова чуть отбежал – опять обернулся.

– Он хочет сказать, что побежит перед вездеходом и будет показывать путь, – озвучила Олюшка то, что двуединый и так уже понял. Но его беспокоило другое, о чем он и сообщил:

– Это, конечно, хорошо, но если Медок нарвется так на дикого зверя? Или угодит в аномалию, она же оказия?

– Зверя он заранее учует, – сказал Подуха. – Ну и я буду винтовку держать наготове – если вдруг что, высунусь из окна и открою огонь. А вот оказии… Ну, так ведь сюда он как-то прибежал. И потом, если он будет сидеть с нами в кабине, то мы все можем в оказию угодить, вместе с вездеходом. А так он хотя бы… – Договаривать трубник не стал, но все и так его поняли. И Ломон возмущенно затряс головой:

– Ну уж нет! Медок тебе что, индикатор аномалий? Одноразового действия… Сам-то не желаешь впереди пробежаться?

– Я все равно дороги не знаю, – проворчал Подуха, а потом с вызовом посмотрел на двуединого сталкера: – А что ты тогда предлагаешь?

– Ребят, а вот я предлагаю похавать, – сказал вдруг Васюта. – А то уже в животе урчит. Нам ведь перед такой трудной дорогой сил набраться точно не помешает.

– Мы и так уже потеряли столько времени… – начал было Ломон, но сам же себя и перебил: – Хотя нам сегодня в любом случае до Канталахти уже нет смысла ехать, не стоит слишком поздно туда заявляться – серьезные вопросы лучше со свежей головой решать. У кого-нибудь есть часы? Сколько сейчас, интересно, а то с этим полярным днем непонятно даже, какое время суток…

Конечно, у него в кармане имелся смартфон Капона, который, на удивление, остался целым даже после того, как одежду двойников аномалия «туннель» перелопатила до неузнаваемости. Но даже если в телефоне еще оставался заряд, гаджет не стоило доставать при Олюшке и Подухе – тогда бы пришлось объяснять, где он нашел такое чудо. Но Подуха же его и выручил:

– У меня есть хронометр. Как нам, трубникам, без времени? – И он достал из-за пазухи карманные часы с круглой серебристой крышкой, которую не без понтов со щелчком откинул и объявил: – Сейчас половина девятого.

– А до полудня или после, твой хронометр может сказать? – хихикнул Васюта, но тут же сам себя и осадил: – Да не, ясен пень, что сейчас вечер, мы же не полсуток валандались.

– Я тоже считаю, что нам нужно поесть перед тем, как куда-то ехать, – сказала вдруг и осица. – Голодными мы много не навоюем, если вдруг что. Да и поспать бы немного тоже не мешало. А то дело к ночи близится, пузана после еды разморит, и он сам нам оказию устроит – в дерево врежется или в болоте завязнет.

– Я не пузан! – возмутился Васюта. – У меня просто пресс перекачан немного. Но разморить меня точно может, я уже и так зе-ева-аю!.. – невольно продемонстрировал он сказанное.

Вслед за ним зазевали и все остальные, включая вернувшегося к вездеходу Медка. И все-таки двуединый сказал:

– Может оказаться так, что эта задержка погубит людей. Верите?

– А неоправданная спешка может погубить заодно с ними и нас, – в упор посмотрела на него осица и не отвела взгляда, пока он не признал:

– Согласен. Но спим недолго, часа четыре хватит, чтобы приободриться. Выспимся позже, когда дело сделаем.

– Или на том свете, – буркнул под нос трубник, но Ломон, стоявший с ним рядом, это услышал. Однако возмущаться не стал, поскольку и сам подумал то же самое.

Васюта собрался заглушить двигатель, но двуединый его остановил:

– Один раз повезло, больше не надо судьбу испытывать – вдруг потом не заведемся? Да и Зан пусть заряжается. На холостом ходу расход горючки не такой уж большой, а до Канталахти не так уж много осталось. Где мы сейчас, кстати, хотя бы примерно? А то мне из кузова не особо хорошо было видно, где едем.

– Я могу и не примерно сказать, – гордо вскинул голову Васюта. – Я по этой трассе раньше столько раз ездил, что… – Тут он перехватил недоуменные взгляды Подухи и Олюшки, понял, что едва не проговорился, и стал выкручиваться: – Мысленно, ясень пень, ездил! У бати со старых времен карта Кольского полуострова осталась, вот я в детстве, да и в юности тоже, все ее изучал, представлял, как везде по нему езжу. Короче, мы уже Пиренгу[250] и обе Салмы – Широкую и Узкую[251] – проехали и как раз бы миновали Полярные Зори[252], если бы…

Наверняка он собирался ляпнуть что-нибудь вроде «если бы были в нашем мире», но Ломон успел его перебить, натужно засмеявшись:

– Какие еще зори? Ты, конечно, поэт, все знают, но сейчас не до поэзии, веришь? И я теперь понял, где мы находимся. В той стороне, откуда прибежал Медок, верстах в пятнадцати отсюда есть небольшое озеро Пасма…

Медок поднял уши и утвердительно гавкнул.

– Ага! – обрадовался двуединый. – Ты пробегал мимо озера?

– Гав!

– Дирижаблю упал далеко от него?

– Гав-гав!

– Отлично, – потер Ломон ладони. – Вот мы главное и выяснили. Пятнадцать верст мы на вездеходе даже по бездорожью за час-полтора осилим. Столько же назад, плюс там… ну, скажем, час, берем с запасом. Нормально. До обеда должны в Канталахти приехать.

– Не знаю, ждет ли нас какой-нибудь обед в Канталахти, – проворчала Олюшка, – но я бы уже что-нибудь схарчила прямо сейчас, одной болтовней сыт не будешь.

– Ну так раз все порешали, давайте и приступим, – не стал спорить двуединый сталкер.