— Умом тронулся? — вопрос Фарэма напоминал рык. Я же с трудом поднимался на ноги, цепляясь за стену и стол.

— Риа тут, почти тут. И она идёт туда, — я кивнул на потолок и на всякий случай указал вверх пальцем. — Ты разве ещё не понял?

Взгляд Фануиурэма разделили злость и настороженность. Я не мог оставаться, чтобы убеждать упрямого мальца в своей правоте. Нелиситтар хотя бы получил мой приказ, осталось и за мной дело. Переживая за упущенные на бессмысленный разговор мгновения, я бегом бросился в коридор. На ходу вспоминал куда идти, чтобы поскорее подняться по единственной лестнице.

Окружение куда-то уплывало. Не переставая прислушиваться к Твердыне, я тревожился за девчонку. Могущественный соратник забавлялся над моим рвением и, как мне казалось, нарочно давил своей магией и тем самым пытался задержать. Я задыхался от бега и магического пресса. Всё глубже и глубже меня бросало в яму отчаяния. Многоцветный голос Пика шептал и пугал, повторяя одно и то же: больше я её никогда не увижу, никогда не почувствую её прикосновения. Встретиться нам позволят, но это не будет похоже на встречу вообще. С призраком возможно встретиться, а Фанориа желает пойти ещё дальше, сама желает! Понимала ли она на что шла?

Твердыня не могла обманывать её, как не могла и заставлять. Светлейшая княжна сама согласилась на сделку, ужасную сделку, на которую только способны нелии. Бесспорно, будь она одна из преданных своей стране солдат, я бы ещё задумался над её решением. Но она не солдат, а просто доведённая до отчаяния девушка. Причиной её срыва был я сам.

На самой верхней площадке господствовал сильный мороз. Вспотев от бега, я мгновенно продрог, да ещё и сквозняк укусил за ноги. Камень пола хрустел крошащимся под моими сапогами льдом. Я уже видел врата, скрывающие за собой минеральное сердце Крепости. Громадные двустворчатые двери, обитые тиснёным серебром. Гигантский барельеф совы, украшенной осколками хрусталя и кварцевым песком. Не слишком вглядываясь в красоту врат, я подошёл к ближайшей створке и с силой налёг на неё. Раньше мне не составляло труда войти внутрь, но в тот момент дверь и не думала поддаваться. Даже с третьей или четвёртой попытки.

Не я мог войти, это меня не пускали внутрь. Впервые с момента принятия Твердыней меня, я не нуждался в приглашении войти, а тут…

Отчего-то у меня появилось чувство острой опасности. Приникнув лбом к запертым вратам, не менее холодным, как воздух и пол передней залы, я переживал жуткое ощущение. Меня словно пробовали на вкус, принюхивались, приглядывались… но разве можно пробовать, когда цель так далеко?..

— Риа! — сорванный голос едва ли был слышен мне самому среди гуляющего по залу сквозняка. — Риа, остановись!..

Пик запрёт её в своих вывернутых глубинах. Мощнейшая во всей Империи магия разорвёт связь Душ двух творцов — Всеотца нелиев и Всеотца Богов. Последние капли её жизни станут светом кристалла, в то время как разумная душа останется пленником Ледяного Пика. И его солдатом. Бессмертным, бесплотным, но помнящим своё прошлое. Не останется прежних чувств, лишь жалкие отблески всех прекрасных и ужасных эмоций. Они боле не будут в силе бередить сущность, а станут таким же воспоминанием, как и всё, что когда-либо знала Душа. Вырванная собственным желанием из круга перерождения, она не сможет вернуться к живым. Останется лишь наблюдателем и тихим свидетелем свершений других. Даже услышать её сможет не каждый… Что за мука способна склонить к такому желанию?..

«Я никогда не увижу её, ни прежнюю, ни перерождённую. Не будет больше новых имён, она останется здесь навечно. Фанориа из Дранор, и больше никто», — я ещё раз с силой ударил по металлическому листу. — «Я в этом виноват! Я! И прощения мне быть не может!»

— Не тронь её! Не смей!

Мой голос сел до хриплого шёпота, а я всё ломился внутрь, соображая с каждым мигом всё хуже. Мне показалось, что чьи-то громадные зубы ощупывают меня легчайшими прикусами. Лишнее движение — и меня разорвёт пополам, лишний звук — и я лишусь сознания от порыва чужого гнева. И тогда у меня точно не останется никаких шансов вытащить оттуда девчонку. Она для своего возраста не глупее меня, она бы точно смогла и дошептаться до Пика. Колдовство! Думай, внимательней, подбирай слова, да скорее!..

— Цепи нашей жизни не видно конца.

Она — моё солнце во мраке Отца,

Я — её небо над миром Богов:

Так было и будет во веки веков.

Забрать её жаждешь, пожрать, не жуя.

Собрат мой, послушай, она же — моя!..

Уткнувшись лбом в створку двери, мне оставалось лишь молиться, но нестройные благословения Богов сбивали с нужного ритма и только мешали чародейству.

Неслышное ухом, но разумом, довольное сопение сущности, готовой к пиршеству, перестало быть беспокойным. Его отвлекли, и любопытным способом, который существо не желало пропускать тоже. Присутствие усилилось. Тяжесть навалилась на меня с удвоенной силой, и я сполз на пол. Стало сложней дышать, просто держаться в сидячем положении — та ещё задача. В висках стучало, а язык приклеился к нёбу.

Существо заворчало. В кои-то веки Его убедили отпустить добычу. Обида перекатилась комом по спине и выпустила когти из напряжённой плоти. Я ощутил, как створка двери поддалась, и надавил на неё сильнее. Появилась щель, и я сосредоточился на её расширении. Как только мне удалось протиснуться внутрь, я огляделся и через мгновения обомлел. Самообладания едва хватило, чтобы подойти к застывшей у самого кристалла фигурке.

«Она!» — тело, натянутое, как струна, держалось от вопля отчаяния. Как можно осторожнее я обхватил замершую княжну и потянул прочь от минерального гиганта, мгновенно заполнившего мою голову сотнями голосов. Мне показалось, что девушка вовсе окаменела, но первое же усилие заставило её тело безвольно обмякнуть у меня на руках. Без того уставший и истощённый, я каким-то чудом не упал прямо на пол тут же вместе с княжной, а смог выбраться из зала. Двери за нами захлопнулись немедля словно сами собой.

Не помню, как я спустился на несколько пролётов вниз. Не помню, как увидел сначала Фарэма, а потом и пришедших за ним врачевателей. Помню лишь, как, ослабевший, баюкал ледяное тело Риа на одной из нижних ступеней, как вглядывался в бледное лицо с посиневшими губами и пытался услышать биение сердца в девичьей груди. Затуманенный разум вздыхал и уверял, что стук, который я слышал, мне всего лишь кажется. Сложно сказать, что он своим поведением хотел выразить — радость избавления от привязчивой девчонки или первую ступень безумия из-за начала величайшей печали. В последнем моём воспоминании был Ситта и то, что от его успокаивающего прикосновения я мгновенно провалился в тяжёлый и жуткий сон.

Кошмары с каждым разом становились всё глубже и ощутимее. Сначала я разбирал только отдельные эпизоды, те, от которых стыла и без того моя не слишком тёплая кровь. Ужасные происшествия, самые неприятные за прожитые жизни. Смерти родных, разрушения, увечья, сражения. От одного к другому, от другого к третьему. Меня словно несло по горной порожистой речке. От порога к порогу, швыряя на камни, и с каждым разом погружало в воды всё сильней. Прошлые жизни переставали быть обрывками верёвки, наспех связанными в одно целое. Они становились уже полотном, появлялись новые детали и лица, неизменное было одно — груз судьбы.

Я переживал заново жизнь за жизнью. На зубах хрустел пепел давно сгоревшего дома, пока дорожки слёз кололи лицо, а глаза не могли не смотреть на утопленных тут же, на берегу, родных. Агонарцев не заботило, что противники, оставшиеся в деревне, им и в подмётки не годятся. Старики, женщины и дети! Малая часть сильных мужчин осталась защищать посёлок, и их смела златовласая саранча. Кого-то удалось отправить к Богам, но этого было мало. В другой раз я появился на поле боя после нескольких «лет» учёбы. Кажется, наступал с отрядом на лагерь врагов и косил направо и налево всех попадавшихся под руку недругов. Это был мой последний день той жизни. В следующую агонарцы разменяли на забаву — пустили меня против дикого зверя, в то время как та, чьё имя помнилось как «Риа», дрожала за моей спиной. И подобное продолжалось снова, и снова.