— Вы не знали, что он здесь? — Лизавета глянула снизу вверх на возвышавшуюся над ней Ольгу.

— Нет, иначе ни за что не оставила бы вас наедине. Ярослав достойный княжич, однако его отношение к людям… не такое, чтобы его обрадовало твоё присутствие здесь.

— Да, я почувствовала что-то подобное. Он довольно… жуткий.

На слове «жуткий» Ольга с Ингой быстро переглянулись, словно оно напомнило им о чём-то другом. Помедлив, Ольга опустилась перед Лизаветой на корточки, взяла её пальцы в свои прохладные руки.

— Лизавета, нам нужно тебе ещё кое-о-чём рассказать.

До сих пор она практически никогда не звала Лизавету по имени, ограничиваясь «маленькой купчихой». Что-то подсказывало: перемены не были к лучшему.

— У всего случившегося были причины. Точнее, одна причина, по которой я заставила вас с Ингой уйти с поверхности, по которой мы оставили тебя здесь и по которой, я подозреваю, Ярослав явился безо всякого предупреждения.

— И что это за причина? — Лизавета подозревала, что на самом деле не хочет знать ответа на свой вопрос.

С одной стороны, знание правды направило бы её, подсказало, стоит ли в действительности опасаться морского княжича или в нём можно найти союзника, и пролило свет на то, как будет складываться дальнейшая жизнь в Нави. С другой стороны, судя по поведению мнущейся, откладывающий момент истины Ольги, в грядущих событиях не стоило искать ничего хорошего.

— Дело в Славе, — это сказала Инга, первой не выдержавшая напряжения.

— А что с ней? — Лизавета посмотрела на неё поверх Ольгиной головы.

Однако Инга уже отвернулась, явно не собираясь продолжать и тем самым возложив тяжкую ношу на плечи Ольги. Та мягко сжала Лизаветины пальцы:

— Она умерла.

На мгновение Лизавета застыла. Новость показалась ей невозможной, ненастоящей. Разум тут же начал подкидывать опровержения: Сбыслава не могла умереть, ведь она уже была мертва — иначе бы просто не стала русалкой! Но серьёзный взгляд Ольги говорил об обратном.

— Но как?..

Ольга как будто ждала этого вопроса. Глубоко вдохнув, как перед прыжком с высоты в холодную воду, она ответила:

— Её убили.

Лицо Лизаветы дёрнулось. Уголок губ нервно приподнялся в странном подобии улыбки, меж бровей пролегла глубокая складка, глаза прищурились словно бы с подозрением. Но сама она не издала и звука, сердце её не знало, что чувствовать. Должна ли она испугаться? Скорбеть? Сочувствовать?

— Убили, — одеревеневший язык с трудом выговорил даже это слово.

— Да, — Ольга смотрела на неё с осторожностью, в ожидании. Она как будто сама не понимала, что делать: обнять ли, похлопать по спине, отступить, дав пережить горе.

Но смерть Сбыславы не была горем для Лизаветы. Она знала русалку совсем немного и, пускай сочувствовала умершей девочке, но не испытывала к ней ярой привязанности. Они были знакомыми — и только.

— Я не… — она поморщилась, понимая, что не может подобрать правильные слова. — Вас можно убить?

Ольга с Ингой переглянулись: не такого они ждали от Лизаветы. Ольга медленно поднялась, отпустила её руки, отстранилась. Снова посмотрела на Ингу — не спрашивая, а будто гадая, насколько навредит своей подопечной, если расскажет Лизавете правду.

— Можно, — наконец-то кивнула. — Мы не умираем от старости, но это не значит, что мы бессмертны.

— И Сбыславу убили? Нарочно? Это точно известно?

И снова эти переглядывания. Лизавета шумно втянула воздух: ну почему нельзя просто сказать⁈

— Точно, — Инга словно услышала, бросила резко, наотмашь. — Ей перерезали горло. Вряд ли она случайно на нож упала.

— Инга! — Ольга всколыхнулась, но что она говорила дальше, Лизавета уже не слышала.

В ушах стоял гул, мыслей не осталось. Она никогда не видела мертвецов, но тут почему-то ярко представила маленькое хрупкое тельце — сплошь тонкие косточки и белая кожа, и одна яркая полоса поперёк длинной шеи. Интересно, капли крови попали на платье?

— Лизавета? — Ольга заметила её состояние. — Ты меня слышишь?

Голова Лизаветы медленно опустилась, не совсем по её воле. Она что-то говорила, связно отвечала, двигалась, но не до конца отдавала себе отчёт в собственных действиях. Как будто на несколько минут кто-то занял её тело, пока сама Лизавета заставляла себя поверить в то, что произошло.

— А зачем приехал княжич? — это произнесла уже она сама.

— Ярослав отвечает за наши края. Он должен разобраться в том, что произошло, — откликнулась Ольга, а Инга привычно расшифровала.

— То есть, найти убийцу.

Убийство. Это слово пульсом билось у Лизаветы в висках весь вечер, всю ночь, всё грядущее утро. С трудом выстроенный на озере мир снова треснул, тонкий лёд спокойствия не выдержал веса тревог.

Не зная, что сказать, чем помочь, Лизавета поспешила спрятаться в своей комнате — отчасти от княжича, но одновременно и от ужаса, накрывавшего её всякий раз, когда она осознавала: это всё правда. Бессмертную маленькую девочку жестоко убили, целенаправленно, осознано, точно со зла. Как подобное вообще могло происходить в мире?

До сих пор с преступлениями Лизавета сталкивалась лишь в сводках газет, которые отец оставлял на столе после завтрака. Но там они были лишь сухими строчками на желтоватой бумаге — нестрашные ужасы, совершённые безликими преступниками по отношению к невидимым людям. О таких легко было позабыть, ни капельки не расстроившись. Но о Славе она забыть не могла.

Лизавета жалела, что так и не повидалась с девочкой во второй раз, что не справилась ради неё со своими нежными чувствами. А ещё гадала, что происходит сейчас в голове у Инги, которая так же оставила Славу, поддавшись эмоциям. Винила ли она себя? Или её, мавку, чужая смерть не так уж и трогала?

Ответы на свои вопросы Лизавета могла получить лишь одним путём — выйдя из комнаты. Ей потребовалось время, чтобы собраться с духом, прогнать в мыслях все возможные разговоры: с насмешливым княжичем, с резкой Ингой, с растерянно заботливой Ольгой, с непривычно сдержанным Ладом, — и убедиться, что это ничем не поможет. Какой бы деликатной, собранной и спокойной ни была Лизавета в своих фантазиях, в действительности вести себя так она вряд ли смогла бы. Слишком уж разбереженным, израненным, хрупким казалось ей собственное сердце.

Всех обитателей Нави — и новых, и старых — Лизавета нашла в столовой. За завтракам к Ладу, Ольге и Инге присоединился не только княжич, но и русалки, выглядевшие особенно мрачными и суровыми. Лизавета не удивилась бы, обнаружив на них траурные одежды, но под водой это, видимо, было не принято: из всех собравшихся в тёмном остался лишь княжич Ярослав, однако расшитые серебром отвороты его кафтана явно говорили не о смирении и не о скорби.

— Доброе утро, — поприветствовала всех Лизавета, и тут же остро ощутила неуместность собственных слов: это утро добрым как раз не было.

Ярослав посмотрел на неё с предсказуемой насмешливостью, но хотя бы ничего не сказал. Ольга кивнула, Инга — даже не повернулась на голос. Рогнеда вымученно улыбнулась в ответ, кажется, за всех русалок разом, притихших, посеревших от горя. Лизавета застыла в неловкости: хотелось сказать что-то ещё, но в языке словно не было слов для того ужаса, который произошёл.

— Садись, — молчание нарушил Лад, похлопал ладонью по пустому месту рядом с собой.

Лизавета послушно опустилась на стул, пожалев лишь, что оказалась почти напротив Ярослава. Говорить, есть да и вообще шевелиться под его взглядом не хотелось — всё чудилось, будто каждое её движение вызывает у него то хитрый, то опасный прищур.

Поддержкой для Лизаветы стало плечо Лада, которое она едва задевала своим. Он не вздрагивал от случайных прикосновений, не хмурился, даже не глядел в её сторону, а её успокаивала эта незыблемость. Да, это был не тот Лад, которого она полюбила в первые дни на озере, но и этого она знала — таким он предстал перед Лизаветой, когда раскрыл свою суть. И она не видела, чтобы события вчерашнего дня разительно его изменили. Лад был её опорой, которую Ярослав старательно расшатывал.