Добрыня хмыкнул.

— Он всегда был для неё, как непутёвый сын.

— Я думала, скорее как вечно досаждающий младший брат.

— У них для этого не такая маленькая разница в возрасте, — Лизавета нахмурилась, и Добрыня счёл должным продолжить. — Ты же понимаешь, что они выглядят сильно младше, чем есть на самом деле?

Если честно, Лизавета об этом не задумывалась. Подспудно она понимала, что водяной — существо мистическое, способное менять свой облик или сохранять его неизменным, сколько потребуется. Но она никогда не применяла эту мысль к Ладу, Ольге и Инге. Она не могла поверить, что Лад не был почти её ровесником — даже сейчас, когда это стало настолько очевидным.

— Это сложно принять, — помедлив, проговорила она.

— Легче, когда ты видишь, как одна из них не взрослеет.

Лизавета бросила на Добрыню быстрый взгляд: о ком это он?

— Вы об?..

— Инге, — подсказал он. — Она была точно такой же, когда я был ребёнком. Помню, как она иногда проносилась мимо нашего дома: платье развевается, две дурацкие косички за плечами. Мальчишки с удовольствием с ней играли, она казалась своей, как кажутся все до поры до времени. Меня, правда, с собой не брали — я тогда ещё слишком мелким был.

— Вы? Мелким?

— Мне лет пять было, а она уже тогда выглядела где-то на тринадцать.

Сейчас на вид Инге можно было дать примерно пятнадцать лет.

— И что с ней случилось?

— Не знаю, — Добрыня разочаровал Лизавету. — Я же говорю, что был в те времена совсем ребёнком. Помню просто, что в какой-то момент она исчезла с улиц. Её родители уехали из деревни всего через пару недель, даже заходили к моим попрощаться. Но почему они вдруг так решили всё бросить…

Похоже, ему, как и Лизавете, приходилось строить одни лишь догадки. Хотя кое-что она теперь знала точно: если Инга оказалась частью Нави, значит, примерно в пятнадцать лет она умерла — судя по всему, на том самом озере, куда теперь предстояло отправиться и самой Лизавете.

Она ожидала встретить у воды Лада, но вместо него Лизавету поджидал кое-кто другой. Заметив ещё из леса высокую стройную фигуру, она на мгновение засомневалась, а стоит ли выходить, но в итоге сказала себе: раз уж ввязалась в это дело, изволь довести его до конца, как бы страшно и неприятно ни было.

— Кхм-кхм, — Лизавета прочистила горло, привлекая внимание.

Ольга не обернулась.

— Ты знаешь, — протянула она своим глубоким певучим голосом, — что духи воды могут почувствовать её где угодно? В капле росы, в одинокой слезе, прокатившейся по щеке?

Лизавета нахмурилась, не понимая, к чему та клонит.

— В людях очень-очень много воды, — продолжала Ольга, совсем не нуждавшаяся в ответах. — Поэтому к таким, как мы, нет смысла подкрадываться. Я всегда чувствую, если кто-то стоит позади.

Она медленно повернула голову и кивнула: давай, подходи. Лизавете же расхотелось после услышанного. Было неуютно осознавать, что женщина перед тобой слышит, как кровь течёт по твоим венам.

— Пожалуй, из всех нас лишь духи огня наименее защищены, — не дождавшись, Ольга всё-таки повернулась. — Вероятно, поэтому Мать-Природа наградила их столь разрушительными способностями. Они могут по щелчку пальцев уничтожить этот лес, деревню, при желании — даже осушить озеро, хотя тут надо постараться. Интересно, что бы ты делала, если бы решила пробраться в Навь с помощью одного из них?

Теперь стало очевидно: Ольга сердилась. Несмотря на то, что до сих пор она обращалась с Лизаветой по-матерински мягко, девушка не очень удивилась. Ей подспудно казалось, что Ольга с самого начала была не сказать, чтобы рада её появлению. Тяжёлый взгляд той лишь подтвердил подозрения Лизаветы.

— Вы хотите сказать, что мне там не место.

— Я не хочу сказать, а прямо это говорю, — возразила Ольга. — Живых людей не должно быть там: это опасно и для тебя, и для нас.

— Для вас? Почему?

— А почему, по-твоему, мы скрываемся от людей?

Вопрос удивил Лизавету. До тех пор, пока он не прозвучал, существование водных духов отдельно от человечества казалось ей чем-то естественным, прописанным в самых основах мирозданья. Но теперь она задумалась — а действительно, зачем могут держаться в тени могущественные создания, способные сжигать дотла целые деревни?

— Потому что нет ничего страшнее испуганного человека, — Ольга улыбнулась, столкнувшись с Лизаветиным недоверчивым взглядом. — Подумай: что делают люди с тем, чего очень боятся? Что ты сама сделаешь с пугающим тебя пауком?

— Попрошу… — она не договорила, на лице промелькнуло понимание.

—…убить, — закончила за неё Ольга. — Люди уничтожают всё, что вызывает у них страх и непонимание. Нет, конечно, есть ещё те, кто пытается всё чужеродное покорить, подчинить понятной системе. Но если не получается, всё равно уничтожает.

Лизавета не нашлась, что на это возразить. Она правда искала, но на ум, как назло, шли худшие из возможных примеров. Вспоминались воинственные племена, которые обращались в рабство. Или опасные животные, на которые объявляли особенно ожесточённую охоту. Или насекомые, пойманные и пришпиленные булавками к грубой ткани.

— Стоит твоему отцу решить, что ты здесь в опасности; стоит тебе по возвращении отсюда хотя бы ненароком проговориться, где ты была; стоит тебе самой как следует испугаться и попытаться сбежать… — Ольга покачала головой. — Достаточно одной искры, чтобы испортить всё, что мы построили на этом озере.

— Обещаю, я…

— Но ты не можешь ничего обещать! — она не повысила голос, но Лизавета чувствовала себя так, будто на неё накричали. — Ты же даже не представляешь, что тебе предстоит увидеть, с чем предстоит столкнуться. Как ты можешь быть уверена в том, что наша жизнь не повергнет тебя в ужас? Что она не вызовет отвращения, ощущения такой чудовищной неправильности, что ты захочешь выкорчевать всё, что нам дорого?

— А если я дам обещание? — выпалила Лизавета в ответ. — Такое же, как Лад дал моему отцу? Пообещаю не рассказывать о вас никому, кто и так ничего не знает?

— Это было бы очень хитрое обещание.

— И что же в нём хитрого?

— То, что все люди и так знают о мавках, русалках и водяных. Вы же пишете о нас сказки, верно?

— Ладно, а если я не расскажу никому, кто в вас не верит?

— Так лучше, — согласилась Ольга. — Но ты уверена, что сама готова такое обещание дать?

— Да, — Лизавета сама удивилась, что не колебалась с ответом.

Но её поспешность оказалась к месту. Ольгины черты лица вдруг смягчились. Улыбка из острой и насмешливой стала доброй, как будто сочувствующей. Так же она улыбалась в то единственно утро, что они провели вместе. Словно тогда уже знала, что появление Лизаветы на озере ни к чему хорошему не приведёт.

— Не нужно, — неожиданно Ольга пошла на попятный. — Твоей готовности вполне достаточно.

Вновь отвернувшись, она решительно шагнула к озеру и коснулась ладонью воды. Та сразу пришла в движение — пошла мелкой рябью, как могла бы от сильного ветра. Вот только ветра в тот день не было.

— Это верный способ, если хочешь призвать духа воды. Прикоснись к ней и подумай о нём. Просто хорошенько представь, и он…

Поверхность озера взорвалась брызгами, являя светловолосую макушку. Лад отряхнулся, словно собака, и широким шагом направился к берегу.

—…тотчас же явится, — договорила Ольга, проводя ладонью над платьем, разукрашенным водою в мелкий горох: оно высохло почти сразу.

— Какой разброс навыков: топить и сушить вещи, — ляпнула Лизавета, и тут же втянула голову в плечи, опасаясь возмездия.

Вопреки её ожиданиям, Ольга лишь усмехнулась.

— Ну что? — Лад, так же высушивший одежду, повернулся к ней с вопросом во взгляде. — Что ты думаешь?

Ольга похлопала его по плечу:

— Твоя девочка прошла проверку. Мы проведём ритуал.

Лад выглядел так, будто очень хотел чертыхнуться. Но в присутствии Ольги он всегда вёл себя более сдержано — как шкодливый мальчишка, за спиной которого стоит строгая, величавая мать. Из-за этого Лизавете казалось, что история, рассказанная им в первый день знакомства, отчасти правдива: Ольга вполне могла вырастить его, помочь освоиться в мире — в волшебном мире.