– Как и у меня, – поддержал Константин. – Но должность офицера грибной связи – это пять!
– Ну и ладно, – буркнул я. – Тогда ничего вам не расскажу про идею грибной Эйвы!
Так, перебрасываясь шутками да домыслами, мы и доехали до обеденного привала. Проведя около часа в отдыхе и погрызании пеммикана, наша троица вновь пустилась в путь.
Пантеры рысили, солнце сияло по правую руку, а из головы моей всё не шла беседка.
«Что-то здесь опять не так, – думал я, мягко покачиваясь в седле. – Подобие разума – слишком сложные чары для газебо. Чай не оборонительный форт на границе и не Дворец. Видимо, в Светлом Лесу несколько больше секретов, чем можно себе представить…»
За час до заката наша дружная троица добралась до первого моста на пути – через Вторечку, правый приток Реки Восхода. Над нешироким и весьма резвым потоком невысокой аркой предстала классика от светлых эльфов: ажурно переплетённые ветви двух растущих на берегу, полого склонившихся над водой деревьев – видимо, ив – формировали и настил моста, и невысокие перила. Но другом берегу конструкцию зеркально повторяла вторая пара ив.
«Так, – подумал я, притормаживая, – надеюсь, это сооружение не оживёт и не потребует подорожных, попутно нахамив».
Но нет, спешившись и ведя пантер в поводу, мы совершенно спокойно преодолели едва пружинящий мост и, вновь оседлав наш когтистый транспорт, двинулись дальше, не преминув порадоваться вслух и молчаливости дендротехнической конструкции, и отсутствию троллей под ней и, кажется, вообще в этом мире.
Вечерние тени всё сгущались, птичий щебет сменялся одинокими протяжными соло, мягкий ветерок едва слышно шумел листвой, а наше трио слегка расслабленно оглядывало незапоминающийся пейзаж, подыскивая место для ночёвки.
Из-за грани доносится негромкий, затихающий перестук.
И тут позади нас сверкнуло. В то же мгновение безмятежный воздух лесной идиллии разрезал с безжалостностью опытного маньяка тройной вопль, вобравший в себя, казалось, все возможные страдания. Полвдоха спустя всё живое окрест включилось в жуткую симфонию. Пантеры резко остановились и припали на все четыре лапы разом, взревев, будто смертельно раненые. Ремни спасли меня от падения вперёд лицом, но это не имело решительно никакого значения: тело моё и без того терзала боль во всех её проявлениях такой интенсивности, что сознание готовилось покинуть кусок страдающей органики. И лишь рык Таора: «Демоны Боли! Старшие! Соберись!», донёсшийся до меня судорожный вдох спустя, не дал пропасть.
«Ох, ё-о-о, – отстёгивался я, пытаясь связать хоть одну мысль. – А, мля, у-у-у… Та-а-ак! Я, ой, не есть это тело!»
Из-за грани: «Стук-тук-тук… тринадцать!»
Собирая в кулак всю свою волю, отрешаясь от выматывающих ощущений, что давалось ой как не просто, я с трудом отстегнулся, сполз с седла уже рухнувшей и всё ещё стенающей Мрры и обернулся.
В наступающих сумерках к нам неспешно приближались три человекоподобные фигуры откровенно жуткого вида: тела сплошь покрывали самые разнообразные раны – рваные и резаные, явно свежие, сочащиеся кровью, и уже старые, чернеющие краями и источающие белёсый гной. Истерзанные и явно не единожды сломанные ноги едва ступали, больше шаркая, чем шагая, а изувеченные руки с невозможной для многажды перебитых пальцев ловкостью ныряли в небольшие мешочки, пришитые проволокой к животам демонов, и посыпали исполосованные разрезами головы мелкими кристаллами. Кровавые, полные острейшими осколками зубов рты порождений Бездны непрестанно исторгали леденящие саму душу стоны.
Краем глаза я заметил, как близнецы буквально скатились с сёдел, едва отстегнувшись и в унисон вопя нечто совершенно нецензурное.
Из-за грани слышится повторяющийся перестук двадцатигранников. Время будто замедляет бег.
«Стоп, – породил я связную мысль, – они же просто орут, делая себе больно. Я-то чего страдаю?»
И тут, будто схватит мою мысль на лету, Эна совершенно спокойно выпрямляется и рявкает во всю мощь монарших лёгких, помноженную на невиданную стойкость Анаис, воспитывающую трёх детей:
– А-а-атставить вопли!!!
Из-за грани: «Стук-тук-тук… девятнадцать!»
Замерли все и вся. Непонятно на каких инстинктах вытянулся во фрунт даже я, успев подумать: «Да, не стоит забывать Настиного отца-МЧСника, вона как из-под ментальной атаки вышла!»
Спустя долгую, тянувшуюся каплей пота по виску секунду общего молчания и ошеломления, события вновь пустились вскачь: демоны зачерпнули из мешков обеими руками по полной жмени, Эна единым слитным движением пустила в неуловимо быстрый полёт три чёрных метательных ножа, угодивших в шеи истерзанных фигур, я завершал плетение всесожжения, а Энн, воспрявший после вопля сестры, прыжком устремился к центральному порождения Боли, ещё в полёте обнажив скимитары и грозя отсечь уже поднимающиеся руки, изломанными пальцами сжимающие Тяжкую Соль.
Клинки пали на запястья, брат встал перед демоном, отсечённые кисти в полёте раскрылись, и тускло блеснувшие тяжёлые кристаллики окатили тёмноэльфийского принца с ног до головы. Тот рухнул, заходясь в крике.
Уже подскакивая к левому и готовясь проститься с его прахом, я обескураженно отметил, что все демоны как-то особенно повели мерзко хрустнувшими шеями, издали тройной будто глотательный звук и, считай, поужинали наверняка безмерно ядовитыми подарками Её Высочества. Руки правого и левого щедро сыпанули Соль себе на головы и вокруг, центральный же будто радостно сунул культи в мешочек и явно приготовился вновь взвыть.
«А, ну да, Старшие же!» – пронеслось у меня в голове, пока я уворачивался от рассыпаемых на себя и окружающих посланцами Боли страданий и стремился зайти за спину моего визави, дабы спокойно поразить его всесжигающим касанием. В движении я ухватил образ сестры, что, припав к земле, неслась к Энну, на ходу выплетая из послушно льнувших к ней теней нечто плащеобразное левой рукой и что-то очень похожее на копьё – правой. Грозное шипение и посвист стелились над дорогой.
Завершив пируэт за спину демона, я коснулся изъязвлённой кожи и выпустил уже готовое плетение. Порождение Бездны вспыхнуло. Возопило невыносимо высоко. Обернулось. И, пылая, попёрло на меня, исходя прахом, но при этом успевая восстанавливаться. Воцарилась непредставимая вонь.
Глаза мои расширились от ужаса, тело совершило невозможный прыжок спиной вперёд, а рот возопил прежде сознания:
– Сгори же!
Услышав меня, пламя вмиг окрасилось в ярчайшие белые тона, взвилось к небесам, истончило исчадие Боли до корявого скелета, и опало, оставив почерневший костяк разлетаться в мелкую труху. Одновременно с этим в свете магического пламени я увидел, как Эна завершила своё движение, подлетев к лежащему брату и накинув на его спину плащ Теней, и атаковала двойку демонов: выпрямляясь, она решительным махом послала лезвие копья Тьмы в шею уже-не-безрукому, а явно утяжелённый низ оружия пришёлся чётко в нос правому. Удар недевичей силы перерубил плоть и кости первого и заставил отклониться – почти упасть – хлюпнувшего второго.
Безголовое тело рухнуло на колени. Спешно доплетая очередное заклинание, я побежал к нему. Сестра, перехватив копьё обеими руками, нанесла рубящий удар, тяжко рухнувший на демона и разрубивший выпрямляющегося посланца Боли на две половинки, что лишь секунду спустя распались по обе стороны от истаивающего в земле тёмного оружия. Тут же схватив в охапку Энна, уже полностью окутанного Тьмой и затихшего, принцесса отскочила подальше.
Подбегая, я разделил чары на обе руки, легко прикоснулся к начавшим вновь шевелиться демонам и, подкрепляя огненную магию волевым повелением, гаркнул:
– Сгори дотла!
Полыхнуло сверхновой. Плоть порождений Бездны истаяла, кости опали исчезающим прахом. Удушливый смрад унёсся с дуновением ветерка.
Упав на задницу там, где и стоял в нелепом полуприседе, я глубоко вздохнул, закашлялся, продышался и уставился на близнецов, находившихся недалече и освещённых появляющимися светлячками, озарившими играющим мерцанием всё вокруг. Эна, присев на корточки возле лежащего на спине брата, водила руками, истекающими мягкой и уютной Тьмой, над лицом тёмного принца, удаляя следы от Тяжкой Соли, похожие одновременно и на язвы, и на ожоги. При этом магическом процессе она что-то неразборчиво и ворчательно бубнила, но с явно заботливой интонацией. Заклинание, что ли?