«Скидыщ!» – не смог не подумать я.

Полыхнуло белым жаром. Демоны осыпались невесомым пеплом. Лёгкий ветерок рассеял вонь палёной шерсти.

С едва начавшим выть вожаком Энн расправился ещё одним точным ударом клинка, отсёкшего безухую башку и на противомахе упавшего точно в ножны.

«И всё, что ли? – едва не вслух спросил я, компульсивно вытирая и без того чистые пальцы и оглядываясь. – Как-то даже неловко перед противниками, Бездна их праху… И тяфкнуть не успели, а уже мёртвые».

Лишь слегка ошеломлённые и резво вернувшиеся к обычному восприятию времени мы отъехали от натекающих кровавых луж, и я обратился к Энну:

– О брат мой по закону, а каковы должны быть наши последующие действия по этому самому закону? Ибо память моя подводит меня, видимо в карцере был я во время сих штудий.

– О брат мой, – не сдерживая улыбки ответил тёмный принц. – По закону мы, – выделил он последние слово, – не обязаны делать ровным счётом ничего, кроме вечернего доклада отцу нашему Эрру. И лишь из великой милости мы можем дождаться обязанную явиться местную тревожную группу. Или же – из добрососедской вежливости – убрать трупы и оставить краткую записку о происшедшем.

– Братья мои, – взяла слово Эна, успевшая спешиться. – Предлагаю вежливо побыть добрыми соседями – уравновесить давление на юного Туриэля, да и просто размяться, а то веселье слишком быстро закончилось!

И ни слова более не говоря, она подскочила к двойке, убитой заклинаниями Тьмы, схватила одного дохлого пса за когтистую нижнюю лапу и с недевичей силой поволокла к зарубленным Энном, старательно обходя кровавые лужи. Мы с братом подключились мгновением позже, и вскоре горка из пяти трупов опала невидимым прахом от очередного моего всесожжения. А на самом большом дереве вблизи вскоре повисла записка примерно следующего содержания:

«О Дети Света,

Мы, нижеподписавшиеся принц Энн, принцесса Эна и Таор, сын-по-закону Эрра Первого, свидетельствуем о личном повержении во прах в сём месте семёрки Гончих Домена Вражды.

Двести шестой день пятьсот первого года Эпохи Добрых Соседей».

Украсив сей беспрецедентный документ тремя личными вензелями и закрепив его понадёжней, мы вновь тронулись в путь, стремясь к обеду отъехать подальше и пустив пантер ходкой иноходью.

К двум часам пополудни, на очередном изгибе нашей дороги, описывавшем идеальную дугу около колоссального клёна, мы остановились у журчавшего среди огромных корней родника. Резво расседлав пантер и отправив их на водопой и отдых, тому же предалась и наша троица. Лениво оперевшись на кучки поклажи и закусывая освежающе ледяную воду отличнейшим пеммиканом от Илла, мы вяло обсуждали несуразицы в количестве светлых: и одинокий страж на посту вместо хотя бы пятёрки, и отсутствие тревожной группы, что обязана явиться на любой сигнал прорыва, и общее запустение окружающих мест – ни одного встречного за полдня!

Придя лишь к двум выводам: что у светлых кризис куда серьёзнее представимого ранее и что следует быть всё так же собранными и внимательными, я и близнецы оседлали недовольно порыкивающий когтисто-пушистый транспорт и тронулись в путь.

Мягкая, неслышная рысь, степенно ползущее по небосклону жаркое светило, играющая тенями на ветру листва, переливчатые песни пернатых, приятно полный желудок – всё это напрочь вымывало из головы хоть какие-то связные мысли, оставляя её восхитительно пустой для обыкновенного и незамутнённого наслаждения самой природой и её логичной, простой красотой, заключённой в гармоничной целесообразности, подчинённой единому закону выживания.

И до самого вечера не происходило ровным счётом ничего значимого: пантеры шли, меняя рысь на шаг и обратно, пейзажи оставались будто скопированными с виденных утром, а разговоров не велось вовсе.

Тени всё удлинялись и удлинялись, пока окончательно не пропали с последними лучами светила, чтобы десятком минут позже вновь появиться и начать причудливый хоровод – то сотни ночных, светящихся всеми оттенками зелёного и жёлтого насекомых покинули дневные убежища и устремились всяк по своему делу. Весь Светлый Лес замерцал и окутался действительно сказочной атмосферой, вселяющий некое предвкушение праздника и чуда.

«Снова лесная идиллическая сказка?» – скептически подумал я, когда мы остановились на привал – на этот раз в корнях дуба.

– Ну, не Анфилада Тысячи Шепчущих Искр, конечно, но тоже вполне ничего, – сказала Эна с отчетливыми интонациями Анаис. – Непонятно, правда, как спать при такой иллюминации – не выключишь же эдакую красоту…

Она умолкла, продолжая снимать поклажу с Кшша, со снисходительной важностью рассматривавшего сновавшие вокруг живые огоньки, что порой в любопытстве подлетали к его морде.

– Кстати, о брат мой по закону Таор, – несколько внезапно обратился ко мне Энн, когда с тюками и свёртками было покончено. – А что говорит Закон светлых эльфов о разведении открытого огня в Светлом Лесу?

– А шут его знает, – ляпаю я в ответ, совершенно не подумав, и тут же осекаюсь.

– Так ты ж им и был! – сквозь хохот так и рухнувших близнецов доносится голос брата, взявшего себя под контроль через минуту. – Кому, как не тебе, теперь отвечать?

– Да-да, благодарю за напоминание, – показательно ворчу я и всё же отвечаю: – По закону мы, – копирую я ударение Энна, – можем разводить любой огонь – где угодно и как угодно, буде у нас возникнет такая необходимость. Но, помня принцип уже уходящей эпохи, лучше следовать нормам для обычных разумных и разводить огонь в Светлом Лесу только в случае крайней необходимости и строго в отведённых для этого местах. Одно из коих, как ты можешь видеть, находится прямо тут, – я указал на обложенную округлыми камнями небольшую ямку чуть в отдалении от корней. – Только дров здесь нет, никто не оставил, – закончил я и выразительно посмотрел на близнецов.

Монаршие отпрыски переглянулись, не менее показательно вздохнули и ушли. Искать сушняк и валежник. Ночью. В Светлом Лесу.

«Да-а-а, картина маслом, – думал я, распаковывая продукты для ужина и вешая котелок на треногу над кострищем. – Венценосные тёмные эльфы в мерцании светлячков и собственных немыслимо магических диадем в многотысячелетнем лесу светлых эльфов ищут дрова. Пока их брат-полудемон, бастард двух тронов, собирается варить толи суп, толи кулеш. И, видимо, будет пользоваться магией в качестве топлива».

Так и вышло: близнецы задерживались, голод подступал, принципы экономии энергии сдали позиции. И вот уже немного погодя среди разогретых мизером огненных сил камней, сдвинутых поближе, задорно исходил умопомрачительными ароматами всё же кулеш – густая похлёбка из горного проса и вяленого мяса, щедро приправленная крупнорубленными плодами йяай.

На запах не замедлили явиться брат и сестра. Энн нёс приличную охапку сучьев, а Эна, почему-то в перчатках, радостно помахивала плотным кожаным мешочком и лучилась довольством. Предваряя наши недоумённые вопросы, она поведала:

– Я нашла полянку ядри́ба! Нет сильнее яда в Светлом Лесу, да и в Подземье лишь пара грибов мощнее. Поутру добавлю смертоносности моим звёздочкам и ножам, – с умильной мечтательностью закончила сестра.

Энн же совершенно молча сгрузил дрова поодаль, взял свою ложку и уселся у котелка, нацелившись зачерпнуть свежайшей еды первым.

Из-за грани доносится негромкий, затихающий перестук.

И вдруг мироздание треснуло второй раз за этот длинный день. Но на сей раз вспышка всецветного высверка молнией пробежала слева направо по-над самой поляной, что я незадумчиво оглядывал, готовясь насладиться ужином. И тут же нашим полуприкрытым глазам открылось «чудесное» зрелище: семь семёрок собакоголовых тварей, окружающих неплотными кольцами настоящего гиганта, показательно лениво опирающегося верхними лапами на внушительный двуручный меч глубоко багряного металла.

«Ну уж нет!» – подумал я с пробуждающейся яростью, поднимаясь и делая решительный шаг вперёд.

– Да как вы смеете, собаки сутулые! – возопил я чаечкой, способной «поднять мир на одном крыле», и ошарашенные демоны замерли в готовности к прыжку. – Да как вы могли, псы позорные, осмелиться помешать моему ужину! – орал я, бросая в топку внутреннего огня голод, злость, гнев и ненависть к исчадиям Домена Вражды. – Вы недостойны здесь находиться, кобели криволапые, Бездна б вас побрала б!!! – прогрохотал я, левой рукой махнув в отвращающем жесте, будто прогоняя нерадивых слуг.