Почему никто об этом не говорил?

В школе девочки только и говорили, что он отлично играл в регби и был капитаном школьной команды.

Я никогда даже не слышала об этой Академии.

— Ты покраснела, — сказал Джоуи, казалось, что его это развеселило.

Это была абсолютно точная оценка, которую я украдкой отрицала.

— Я не краснею.

Он фыркнул.

— Нет, блядь, ты краснеешь.

— Слишком темно, чтобы это увидеть, так что откуда ты вообще знаешь, что я краснею?

Джоуи тихо засмеялся.

— Так ты признаешь это?

— Нет. — Я сдержала проклятье. — Я не признаю.

Он насмехался.

— Не неси мне эту чушь.

— Какое чушь?

— Ты позволила ему отвезти тебя домой.

Я открыла рот.

— Да. И что?

— Ты даже не садишься в машину с Поджем, а он мой лучший друг с пеленок, — возразил Джоуи. — Я никогда не видел и не слышал, чтобы ты дружила с парнями.

— Это потому, что у меня нет друзей, — пробурчала я. — По крайней мере, не было.

— Так ты с ним дружишь?

— Нет, я с ним не дружу, — ответила я. — Я опоздала на автобус. Он подслушал мой разговор с тобой по телефону и предложил подбросить меня домой. Ты же знаешь это.

— Да, хорошо, слово мудреца, — ответил он беззаботно. — Не возлагай на него больших надежд.

— Больших надежд?

— Да, — лениво зевнул Джоуи. — Это ничем хорошим не закончится.

— Что ты, почему я должна на него надеяться? — отстреливалась я, разволновавшись. — И на что надеяться?

— На все то дерьмо, на которое надеются девочки-подростки, — ответил Джоуи, снова зевая. — Рискую показаться слишком заботливым братом, но он слишком взрослый и слишком опытный для тебя.

— Я ни на кого не возлагаю надежд, — горячо возразила я, а потом быстро добавила: — Зачем ты вообще мне все это рассказываешь?

— Я не тупой, Шэн, — ответил Джоуи. — Я хорошо знаю, как молодые девушки зацикливаются на парнях в его положении. — Он потянулся на своей импровизированной кровати. — Все, что я хочу сказать, это то, что не стоит надеяться, что он сфотографируется с тобой снова или подвезет тебя домой вечером. Он, скорее всего, делает это со многими девушками.

— А я и не собиралась! — огрызнулась я. — Я даже не знала о его положении, пока ты мне не сказал. — И я хорошо понимаю, что его предложение подвезти меня было попыткой загладить свою вину за сотрясение мозга.

— Ты уверена?

— Конечно, уверена.

— Ты уверена, что знаешь, что это все?

— Да, Джоуи.

— Ну, хорошо, — вздохнул он. — Потому что из того, что я читал в газетах, он уедет отсюда после того, как получит аттестат, так что скучать по нему было бы плохой идеей. По нему уже вопят клубы — даже в южном полушарии. Это лишь вопрос времени, когда его подпишут с тем, кто больше заплатит.

— И что? — мой тон был защитным. — Какая мне разница? Я даже не люблю регби!

— Успокойся, Шэннон, — пробурчал Джоуи. — Я лишь пытался дать тебе братский совет.

— Ну, это не обязательно, — буркнула я с горящим лицом. — И к твоему сведению, он на самом деле не так уж и хорош, — решила я бросить это в унизительном тоне.

Моя недавняя ссора с Джонни была еще свежа в моей памяти, и у меня было безумное желание спустить его на землю — даже если это было только перед моим братом.

— Он очень капризный и ездит, как маньяк, а его машина — просто позор, она такая грязная.

— А какая у него машина?

— Ауди А3. — Я скривилась, прежде чем неохотно признать: — Это так мило.

— Конечно, так и есть. Они практически раздают своим игрокам лучшие машины. — Джоуи выдохнул и сказал немного по-фанатски, когда сказал: — Везучий ублюдок.

Тогда вокруг нас воцарилась тишина, а я тихо бродила в своих мыслях. Вздрагивая, я пыталась растворить информацию, которую дал мне Джоуи, пытаясь связать ее с Джонни, которого я встречала, но не смогла.

Он не казался мне супер звездным регбистом.

Ладно, конечно, физически он выглядел так, что каждый сантиметр соответствовал описанию, но он не был… он не был…

Я покачала головой, мысли путались в голове.

Теперь, когда я точно знала, насколько он был предан регби, я могла понять его иррациональную реакцию сегодня вечером.

Он не хотел, чтобы кто-то знал о его травмах, потому что был напуган.

Он не признавался в этом, но теперь, когда я знала, что для него было поставлено на карту, это было вполне ожидаемо.

Если бы моя будущая карьера, в которую я вложила столько времени и энергии, зависла в воздухе из-за травмы, я бы сделала все возможное, чтобы вернуться на правильный путь.

Но врать о своем выздоровлении?

Это казалось мне рискованным шагом.

Опасным шагом.

Он сам говорил, что не выздоравливает должным образом.

Так зачем так рисковать своим телом?

— Что произойдет с парнем, если он разорвет свою приводящую мышцу?

Вопрос вылетел из моих уст, прежде чем я успела его обдумать.

— В паху?

— Да. — Я кивнула. — Что происходит?

— Зависит от силы разрыва, — без колебаний ответил Джоуи. — Но некоторое время ему будет чертовски больно. Если все очень плохо, ему, наверное, понадобится физиотерапия и реабилитация.

— А что, если бы все было действительно плохо? — я погрызла ноготь и спросила: — А если все настолько плохо, что ему придется делать операцию?

— Шэннон, прекрати! — Джоуи заметно вздрогнул и схватился за свой член. — Я не хочу об этом думать.

— Это было бы очень плохо? — я продолжала настаивать. — Для парня, то есть? Было бы больно?

— Скажем так, — вырвалось у Джоуи, когда он все вздрагивал. — Я лучше сломаю обе ноги, чем получу такую травму.

— Будет больно ходить и все такое? — спросила я. — А как насчет занятий спортом?

— Шэннон, мне будет больно отлить, — возразил Джоуи. — Не говоря уже о том, чтобы бегать по полю.

О, Боже.

Неудивительно, что Джонни было больно.

— А что такое? — спросил он тогда.

— О, мне просто интересно, потому что Лиззи сказала, что ее парень, Пирс, перенес операцию по восстановлению приводящей мышцы еще в декабре. — Пожав плечами, я продолжала врать сквозь зубы. Я не знала фамилии парня Лиззи, не говоря уже о состоянии его приводящих мышц. — Лиззи сказала, что он снова играет в футбол, но ему все еще очень больно. Она спросила меня, знаю ли я что-то об этом, ведь ты играешь в регби. Я сказала, что спрошу у тебя.

— Ну, ты можешь передать от меня ей, что этот бедняга заслуживает неограниченное количество морфия, — пробормотал Джоуи. — И кровать. И бесконечный запас пакетов со льдом для яиц.

— Для яиц? — я глубоко вздохнула, а глаза расширились. — Зачем ему пакеты со льдом для них?

— Потому что, когда хирурги разрезают тебя для такой процедуры, они делают надрез прямо под твоими яйцами… тьфу! Я не могу. — Покачав головой, Джоуи огрызнулся: — Я не могу даже думать об этом без того, чтобы не посочувствовать бедняге.

— Но что, если…

— Нет!

— Но я просто…

— Спокойной ночи, Шэннон! — перевернувшись на бок, спиной ко мне, Джоуи буркнул: — Спасибо за мои будущие кошмары.

Перевернувшись на спину, я обхватила руками макушку головы и медленно, равномерно выдохнула, надеясь успокоить свои дрожащие мысли и очистить сознание. Когда через несколько часов звук глубокого храпа Джоуи заполнил мои уши, я все еще не спала.

Я была уставшей.

Я гналась за сном, призывая его прийти, но, как бы ни старалась, не смогла заставить свой мозг отключиться.

Глядя в потолок, я мысленно листала свой личный каталог душевной боли.

Это была больная форма самоповреждения, потому что думать об этом не приносило мне абсолютно никакой пользы, но, тем не менее, я переживала каждый спор, жестокие комментарии и болезненные воспоминания. Начиная от насмешек в школьном дворе в возрасте четырех лет и заканчивая комментариями, сделанными моим отцом сегодня вечером.

Это была высшая форма мазохизма и ритуал, который я всегда выполняла после плохого дня.