Несмотря на все это, операция не принесла стратегического успеха. Особенно чувствительными для люфтваффе оказались потери опытных пилотов. Поскольку большинство союзнических самолетов погибли на земле, потери в летном составе у них были не столь велики, да и резерв подготовленных пилотов был несравненно больше.
Как отмечал Галланд, хотя, по донесениям, было уничтожено около 400 самолетов союзников, «из-за страшного заградительного зенитного огня, который велся с атакуемых аэродромов… а также в результате действий неприятельских истребителей и нехватки топлива наши потери составили в целом около 300 летчиков-истребителей, включая 59 ведущих командиров».
Союзная авиация сохранила подавляющее численное превосходство. Больше люфтваффе сколько-нибудь активной роли в войне не играли. Из-за нехватки топлива в воздух поднимались главным образом только реактивные самолеты. По этому поводу Дорнбергер заметил:
«Нам недоставало не истребителей, а бензина. Артерии, по которым доставлялось горючее, пересохли».
Конец Третьего рейха
12 января 1945 года Геринг в последний раз пышно отметил свой день рождения (следующий ему пришлось встречать в камере нюрнбергской тюрьмы). Закусывали икрой, семгой, гусиным паштетом, основными блюдами были дичь и оленина из Шторфхайде. В изрядных количествах пили шнапс, бургундское, шампанское и коньяк. Поздравить Геринга пришел и опальный Мильх. Как бы извиняясь перед ним за невиданную роскошь стола, рейхсмаршал объяснил:
«Семейство Геринг всегда славилось хлебосольством. Сейчас уже не стоит себе в чем-либо отказывать. Скоро мы все получим пулю в затылок».
Геринг все еще верил в то, что фельдмаршалов не вешают…
В конце вечера Геринг налил себе «Наполеон» (другие гости довольствовались коньяком попроще) и провозгласил:
«Хайль Гитлер! Боже, помоги Германии!»
Правда, иногда рейхсмаршал тешил себя надеждой, что в последний момент удастся договориться с западными союзниками на антибольшевистской основе. Так, 27 января 1945 года, в разгар советского наступления к Одеру, на совещании у Гитлера произошел примечательный диалог:
«Гитлер. Вы думаете, англичане в восторге от событий на русском фронте?
Геринг. Они, конечно, не предполагали, что мы будем сдерживать их, пока русские завоюют всю Германию… Они не рассчитывали на то, что мы как сумасшедшие станем обороняться против них, пока русские будут продвигаться все глубже и глубже в Германию и фактически захватят ее всю…
Йодль. Они всегда относились к русским с подозрением.
Геринг. Если так будет продолжаться, через несколько дней мы получим телеграмму от англичан».
Никаких телеграмм, разумеется, никто не получил. Последний всплеск надежд был связан со смертью Рузвельта. Это событие Гитлер и его соратники отметили шампанским в бункере рейхсканцелярии. Но и оно ни на йоту не приблизило Германию к сепаратному миру ни с одним из участников антигитлеровской коалиции.
Геринг весьма скептически относился к проекту «Русская освободительная армия» во главе с генералом Власовым. На совещании у Гитлера 27 января 1945 года рейхсмаршал так отозвался о власовцах:
«Они будут шататься в немецкой военной форме. Повсюду видеть этих молодых парней… Одно это раздражает народ… Выясняется, что эти люди Власова… власовцы там (в СССР. — Б. С.) так вляпались, что если их схватят, то обойдутся весьма сурово… Все, на что они способны, — это дезертировать, больше они ничего не умеют».
Гитлер же прямо заявил, что «от генерала Власова нет никакого проку» и что «Власов сбежит».
Геринг согласился с ним, но смешно было требовать энтузиазма от власовцев в последние месяцы существования Третьего рейха. Вряд ли их мог вдохновить лозунг: «Велика Германия, а отступать некуда. Позади — Берлин!»
31 января 1945 года Эмма вместе с другими членами семейства Геринг покинула Каринхалле и отправилась на юг, в Берхтесгаден. Вместе с ними на четырех грузовиках вывозили первую партию произведений из геринговской коллекции.
Каринхалле обороняла дивизия «Герман Геринг». Рейхсмаршал оставался в своем поместье, хотя понимал, что пребывает там последние недели. В середине февраля его навестил Шпеер. Геринг встретил его в охотничьем одеянии, со старинным кинжалом за поясом. Он выглядел очень уставшим. За ужином Шпеер ругал Гитлера, говорил, что разочаровался в человеке, чьим личным архитектором когда-то был. Геринг признавался, что прекрасно понимает Шпеера и сам испытывает сходные чувства по отношению к фюреру. «Но мне, в отличие от вас, порвать с Гитлером гораздо труднее. Вы присоединились к движению накануне триумфа 1933 года, меня же связывают с ним долгие годы борьбы, поражений и побед. Эти узы разорвать невозможно».
Вскоре к Каринхалле приблизились русские танки. Геринг лично проследил за упаковкой остатков своей коллекции, а также домашней утвари и мебели. На что он теперь надеялся, не вполне понятно. Он ведь наверняка понимал, что конец близок и коллекцией ему больше не владеть никогда. Да и жить вряд ли оставалось долго. Можно предположить, что Геринг рассчитывал, что Германия капитулирует раньше, чем горные районы Баварии превратятся в линию фронта и объект жестоких бомбардировок, и, таким образом, удастся, по крайней мере, сберечь шедевры для потомков.
Перед тем как навсегда покинуть Каринхалле, Геринг застрелил своих любимых зубров и оленей, чтобы они не достались врагу в качестве трофеев, и тепло попрощался с лесниками и егерями. Затем на автомобиле, за рулем которого находился верный Кропп, рейхсмаршал выехал в Берлин. Сопровождавший Геринга адъютант — полковник Браухич вспоминал, что за все время поездки тот ни разу не оглянулся.
С Каринхалле было покончено. Через несколько часов саперы парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг» взорвали дом, постройки и мавзолей, не оставив от поместья камня на камне. Несколько месяцев спустя кто-то из советских офицеров обнаружил под грудой каменных обломков человеческий череп. Это все, что осталось от Карин. Геринг об этой находке уже не узнал.
Тем временем над рейхсмаршалом постепенно сгущались тучи. Показательна запись в дневнике Геббельса от 28 февраля 1945 года:
«Мы должны быть такими, каким был Фридрих Великий, и соответственно вести себя. Фюрер полностью со мной согласен, когда я говорю ему, что дело нашей чести — заботиться о том, чтобы, если в Германии каждые 150 лет будет возникать такое же критическое положение, наши внуки могли сослаться на нас как на героический пример стойкости. По стоически-философскому отношению к людям и событиям фюрер очень напоминает Фридриха Великого. Он говорит мне, например, что необходимо трудиться для своего народа, но что и это, может быть, лишь ограниченное дело для рук человеческих: кто знает, когда снова произойдет столкновение Луны с Землей и сгорит вся наша планета? Однако, несмотря ни на что, наша задача — до конца выполнить свой долг. В этих вешах фюрер — тоже стоик и верный последователь Фридриха Великого. Он подражает ему сознательно и бессознательно. Это должно быть образцом для всех нас. Как искренне хотели бы мы подражать этому образцу! Если бы только Геринг не был такой белой вороной! Он не национал-социалист, он просто сибарит, не говоря уже о том, что он не последователь Фридриха Великого. Дениц, напротив, держится с таким благородством и внушает такое уважение! Он, как заявил мне фюрер, лучший специалист в своем деле. Сколькими удачами всегда радовал нас его военно-морской флот! Редер тоже был крупной личностью: во всяком случае, по отношению к нему (Гитлеру. — Б. С.) он проявлял слепую преданность и воспитал свой вид вооруженных сил в таком духе, который сегодня позволяет наверстать упущенное военно-морским флотом в мировой войне. Жалко, что не такой человек представляет партию, а представляет ее Геринг, у которого столько же общего с партией, сколько у коровы с исследованием радиации! Но, как сказано, эту проблему нужно теперь решить. Нет смысла замалчивать факты, и, если хотят щадить фюрера молчанием, это не принесет ему никакой пользы».
