Бригадный генерал Роберт Стэк — первый высокопоставленный американский офицер, встретившийся с Герингом, был с ним подчеркнуто вежлив и обменялся с рейхсмаршалом рукопожатием. Этот момент запечатлели репортеры, и генералу за рукопожатие с «наци № 2» потом изрядно досталось от начальства. Геринг льстил себя надеждой, что с ним будут обращаться как с политическим деятелем, а не с военнопленным, и продолжал строить планы насчет встречи с Эйзенхауэром. Стэк действительно сообщил главкому о том, что у него имеется для него письмо от Геринга.

Эйзенхауэр обещал принять Геринга и Стэка на следующий день. Пока что рейхсмаршал поселился в замке Фиш-хорн. Вечером они поужинали вместе со Стэком, порядочно выпили и разговорились так, что просидели до самого рассвета. Затем Геринг предупредил Эмми, что вынужден будет покинуть ее на пару дней, но потом обязательно вернется. Рейхсмаршала привезли в штаб 7-й американской армии в Китцбюхеле, где он встретился с командующим стратегической авиацией США в Европе генералом Карлом Спаатсом и журналистами. В честь Геринга был устроен ланч с шампанским.

Американцы добродушно подшучивали над рейхсмаршалом, тот отшучивался в ответ. В итоге военная цензура не пропустила корреспонденцию об этом веселом застолье вчерашних врагов. Эйзенхауэр, Геринга так и не принявший, отдал приказ отныне обращаться с рейхсмаршалом как с военнопленным. Утром следующего дня Геринга отвезли в центр дознания 7-й армии в Аугсбурге. Там у него отобрали награды и знаки различия. В тот момент на мундире Геринга было только два ордена: крест «За заслуги» (Pour Le Merite) и Большой крест ордена Железного креста. Рейхсмаршал лишился также золотых погон, золотого фельдмаршальского жезла и золотого перстня с бриллиантом. Его поселили не в замке, а в скромной квартире в рабочем районе, состоявшей из двух комнат и маленькой кухни. Туалета в квартире не было, он находился на лестничной площадке, а ванная — в подвале. Полковник Браухич пробовал протестовать и потребовал, чтобы рейхсмаршалу разрешили расположиться в отдельном доме и содержали соответственно его званию. — Когда в этом было отказано, Геринг заплакал.

18 мая к рейхсмаршалу для допроса явился лейтенант американской армии Рольф Вартенберг. Геринг первым делом поинтересовался, куда дели его вещи. Узнав, что они сданы на хранение, рейхсмаршал скептически усмехнулся, чувствуя, что никогда больше их не увидит, и мрачно пошутил на неплохом английском:

Не порадовал Геринга и солдатский паек — галеты, консервы, овсянка, которым теперь его кормили. Но он философски заметил, что ел солдатскую пищу значительную часть своей жизни. А вот адмиралу Миклошу Хорти, бывшему регенту Венгрии, который тоже содержался в Аугсбурге, приходится, мол, гораздо хуже: ведь особо изысканные яства ему всегда готовил личный повар.

Тут Вартенберг обрадовал Геринга сообщением, что его приглашают на коктейль в офицерский клуб. Таким путем американцы попытались выудить у Геринга побольше информации. Рейхсмаршала усиленно потчевали вином и коньяком, Геринг поглощал бутерброды и салаты. В разгар веселья он попросил принести ему аккордеон и сыграл несколько старинных немецких песен. Вечеринка закончилась в два часа ночи. Американцам казалось, что Геринг был изрядно навеселе. Однако, проанализировав все, им сказанное, офицеры центра дознания вынуждены. были констатировать в итоговом отчете, что рейхсмаршал — «совсем не тот комический персонаж, каким его обычно изображают в газетах. Он далеко не глуп, хладнокровен и расчетлив, хорошо схватывает главное. Его никак нельзя недооценивать. Он пытается приуменьшить масштабы наиболее жестоких германских преступлений, но в то же время ясно дает понять, что за внутреннюю политику и за войну он несет ответственность в той же мере, как и все остальные в Германии. Геринг с гордостью говорил, что это он разрабатывал план парашютного десанта на Крит и план захвата Гибралтара… что он несет ответственность за создание люфтваффе. Но он категорически отрицал свою причастность к Нюрнбергским расовым законам и концентрационным лагерям, к созданию СС и преступлениям, совершенным ими в Германии и за ее пределами. Геринг всегда играет и, как актер, никогда не разочаровывает свою аудиторию…

Дело, за которое боролся Геринг, потерпело крах. Хитрец Герман теперь озабочен тем, чтобы спасти себя. Он обличает прежде любимого фюрера. До сих пор он ни разу не сослался в свое оправдание ни на кого из бывших соратников — ни на живых, ни на мертвых. Но за его живой и нередко остроумной речью угадывается стремление выставить себя в благоприятном свете».

Офицеры разведки пришли к выводу, что и в состоянии опьянения Геринг не сказал им ничего такого, что хотел бы утаить в трезвом виде. Некоторые пункты в отчете о неформальной беседе с Герингом вызывают вопросы. Так, утверждается, что он будто бы обличал Гитлера, но при этом ни на кого из прежних соратников не ссылался в свое оправдание. Очевидно, что критика Гитлера со стороны Геринга по конкретным вопросам, в том числе за отказ от приоритета средиземноморской стратегии, была далека от обличения. И смешно было предъявлять пленнику претензии в стремлении выставить себя в наилучшем свете. Такое стремление присуще всем людям.

В последующие дни, уже на официальных допросах, Геринг рассказал о судьбе своей коллекции произведений искусства. Он сообщил, что некоторые предметы, очевидно, попали в руки русских. Основную же часть собрания он в последний раз видел в железнодорожных вагонах на станции Берхтесгаден. Геринг просил американцев позаботиться о том, чтобы коллекция не была расхищена. Он настаивал, что все произведения искусства были им куплены законным образом, но признавал, что до этого часть из них была изъята у коллекционеров-евреев. Геринг даже подписал обязательство, что будет всячески содействовать розыску незаконно изъятых вещей и их возвращению владельцам. Удалось найти почти все картины, местонахождение которых указали Геринг и его консультант доктор Хофер, за исключением тех, что были реквизированы советскими войсками. Благополучное спасение основной части коллекции американцы опять пригласили Геринга отметить коктейлем в офицерском клубе. Шампанское и коньяк там были из тех же вагонов, что и коллекция. Рейхсмаршал в последний раз дегустировал собственные винные запасы.

Американцы отобрали у Эмми вполне законно приобретенную в Италии картину «Мадонна» немецкого художника Ганса Мемлинга, за которую еще до войны Геринг заплатил несколько миллионов лир.

21 мая, на следующий день после коктейля, Геринга отправили в Люксембург, разрешив взять с собой только одного адъютанта. Рейхсмаршал предпочел отпустить обоих — и Браухича, и Клааса, оставив при себе лишь камердинера Роберта Кроппа. Свой аккордеон он подарил лейтенанту Вартенбергу.

Теперь Геринга поселили в люксембургском городке Мондорф, в номере местного «Палас-отеля», когда-то считавшегося лучшим отелем города, но давно пришедшего в запустение. В комнате Геринга не было ни одного целого стекла. В этом же отеле поместили других руководителей Третьего рейха, в том числе Деница, Риббентропа и Шпеера, которых готовили к процессу в Нюрнберге. В комнате были только стол, стул и жесткая кровать. Геринг, увидев, в каких условиях ему придется существовать под арестом, сказал со вздохом:

Вскоре Герингу пришлось встретиться с еще одним старым знакомым, и эта встреча не доставила ему большой радости. К нему в номер вошел Роберт Кемпнер, одетый в форму офицера американской армии. Бывший юридический советник в прусском МВД после своего увольнения в 1933 году эмигрировал в США. Во время войны он стал следователем американской военной полиции и юридическим консультантом в оккупационной администрации Германии. Геринг понял, что почетным пленником ему больше не бывать.