— Что ж, — сказал он затем, протягивая стакан с виски, который каким-то таинственным образом опустел, — полагаю, мне, вероятно, следует ещё немного укрепить свои нервы, прежде чем я окажусь подвергнутым такому стрессовому откровению.

— О, какое чудесное обоснование, Мейкел! — Шарлиен рассмеялась. — Подожди минутку, пока я допью свой стакан, и я присоединюсь к тебе!

— Не слишком напивайтесь, вы оба, — строго сказал Кайлеб. — Или, по крайней мере, не раньше, чем мы закончим наши неотложные дела.

— Неотложные дела? — повторил Стейнейр.

— О, я знаю, о чём он говорит, — сказала Шарлиен. Архиепископ посмотрел на неё, и она пожала плечами. — Нарман.

— Нар…? — начал Стейнейр, затем кивнул с внезапным пониманием. — Вы имеете в виду, следует ли его допускать во внутренний круг или нет? — Кайлеб кивнул, и архиепископ с любопытством посмотрел на него. — Я просто немного удивлён, что ты хочешь обсудить это, когда здесь нет Мерлина, чтобы прибавить свои четверть марки.

— Мерлин, — сказал Кайлеб, — уже проголосовал. И, я мог бы добавить, угостил нас с Шарли несколькими довольно… содержательными комментариями о Братстве. Что-то о процессах принятия решений, ледниках, капризных стариках и наблюдаемых горшках.

— О боже, — повторил Стейнейр совсем другим тоном и со смешком покачал головой. — Я удивлялся, почему он не приставал к Жону по этому поводу в последнее время. Однако мне и в голову не приходило, что это может быть из-за чего-то столь не похожего на Мерлина, как тактичность!

— Я бы сам не зашёл так далеко, — сухо сказал Кайлеб. — Я думаю, что, возможно, дело было скорее в том, что он не доверял себе, чтобы оставаться вежливым. На самом деле он чертовски непреклонен в этом. И, честно говоря, я думаю, отчасти это потому, что он почти уверен, что Нарман уже выяснил намного больше, чем мы ему сказали. — Глаза Стейнейра расширились от того, что могло быть признаком тревоги, но император сделал рукой отметающий жест. — О, я не думаю, что даже Нарман смог бы подобраться слишком близко к разгадке того, что происходит на самом деле. Если уж на то пошло, я почти уверен, что если бы он это сделал, ты был бы в лучшем положении, чем кто-либо другой, чтобы заметить это, учитывая, где вы двое были последние несколько месяцев. Но я действительно думаю, что Мерлин прав в том, что он собрал достаточно информации, чтобы, по крайней мере, задавать себе вопросы, на которые мы ещё не удосужились дать ему ответы. И, как мы все знаем, у Нармана есть явная склонность в конечном итоге получать ответы, когда он отправляется на их поиски.

«Вот это, — подумал Стейнейр, — выдающийся пример преуменьшения».

Возможно, на Сэйфхолде были один или два человека, которые были умнее Нармана Бейтца, отметил про себя архиепископ. Однако он был совершенно уверен, что троих таких уже не было. Если у него когда-либо и были какие-то сомнения на этот счёт, то они были окончательно развеяны в течение долгих дней длительного путешествия из Изумруда в Чизхольм. Учитывая, что двоюродный брат Нармана, граф Сосновой Лощины, был отставлен следить за государственными делами в Изумруде, пухлый маленький князь был совершенно готов вернуться в Чизхольм. Как подозревал Стейнейр, главным образом потому, что именно там находился Двор, а Нарман просто не мог оставаться в стороне от «великой игры», даже если он оказался призван в чужую команду после того, как его собственная выбыла ранее во время игры навылет. Единственное, на чём он настоял, так это на том, чтобы его жена, княгиня Оливия, на этот раз присоединилась к нему, и, наблюдая за ними во время путешествия, Стейнейр прекрасно понял причину этого.

На самом деле, Стейнейр был очень рад приезду Оливии. Он сильно подозревал, что жена Нармана — которая была одной из самых проницательных женщин, которых архиепископ когда-либо встречал — помогала держать иногда потенциально слишком блестящего для его же блага Нармана концентрированным, и это было очень хорошо. Конечно, в сложившихся обстоятельствах это могло бы само по себе создать несколько дополнительных трудностей.

— На самом деле, Кайлеб, я согласен с твоей оценкой Нармана, — сказал он вслух. — И с оценкой Мерлина, если уж на то пошло. И, в отличие от Мерлина, я настаивал на том, чтобы Жон принял решение. Которое, я мог бы добавить, он мне всё ещё не дал.

— Нет?

Кайлеб откинулся назад, пристально глядя на архиепископа. Короткое молчание показалось значительно более долгим, чем было на самом деле, а затем император поморщился.

— Возможно, он ещё не дал тебе ответа, Мейкел. Однако на этот раз, я думаю, ему придётся это сделать.

«В этот конкретный момент, — подумал Стейнейр, — Кайлеб выглядит очень похожим на своего отца». — В его карих глазах было очень мало юмора, и — что не менее важно — выражение лица Шарлиен было таким же серьёзным, как и у её мужа.

— Я не хочу натравливать моего большого Императорского дракона на Братство чаще, чем это необходимо, — продолжил Кайлеб, — но в данном случае, я думаю, что должен. Они обсуждали это конкретное решение в течение нескольких месяцев. Они начали это задолго до того, как ты уехал в Изумруд, ради Бога, и я не могу позволить этому продолжаться дольше. Я собираюсь настоять на том, чтобы они дали мне решение — сейчас.

Стейнейр долго молча смотрел на обоих своих монархов, затем склонил голову в необычном формальном жесте уважения. Но затем он снова поднял глаза, твёрдо встретившись с ними взглядом.

— Если вы желаете решение, Ваша Светлость, то оно у вас будет, — серьёзно сказал он. — Но вы подумали о последствиях, если Братство согласятся, и всё пойдёт… плохо?

— Мы подумали, — мрачно сказала Шарлиен, прежде чем Кайлеб успел ответить. Стейнейр повернулся к ней, и она ответила ему таким же пристальным взглядом. — Если мы скажем Нарману правду, и окажется, что мы недооценили его реакцию, мы оба знаем, что нам придётся делать, Мейкел. Я молюсь, чтобы до этого не дошло. И если это произойдёт, я уверена, что проведу остаток своей жизни, сожалея об этом и прося прощения у Бога. Но если решение должно быть принято, мы его примем, — она мрачно улыбнулась. — В конце концов, мы столкнулись с такой же возможностью со всеми, кого мы «привели внутрь». До сих пор мы каждый раз «оставались в шоколаде», как любит выражаться Кайлеб. И, честно говоря, отчасти это, вероятно, происходит именно потому, что первый инстинкт Братства всегда заключается в том, чтобы действовать медленно и обдумывать всё как можно тщательнее. Но мы всегда знали, что рано или поздно почти наверняка ошибёмся. И мы всегда знали, какова будет цена этой ошибки… точно так же, как мы смирились с тем, что есть некоторые люди, которым мы никогда не сможем рассказать всю правду.

— Очень хорошо, Ваше Величество. Вы получите свой ответ, так или иначе, сегодня же.

— Как всегда, Харвей, это было восхитительно, — сказала Шарлиен с простой искренностью несколько часов спустя, когда слуги закончили убирать десертные тарелки. — Ты бесстыдно балуешь нас, знаешь ли. Ты и весь персонал. Наверное, именно поэтому мы так вас всех ценим. Спасибо… и, пожалуйста, передайте это госпоже Бар и остальному кухонному персоналу.

— Конечно, Ваше Величество, — согласился сэр Харвей Фелгрейн с улыбкой и глубоким поклоном. Фелгрейн, мажордом дворца, следил за тем, чтобы его организация работала с такой плавной эффективностью, которой могло бы позавидовать любое военное командование… и которой мало кто мог достичь. Учитывая личности приглашённых на ужин императора и императрицы, он взял на себя личную ответственность за сегодняшний ужин, чтобы убедиться, что ничего не пошло не так, и он был явно доволен комплиментами Шарлиен.

— А теперь, — сказал Кайлеб, — я думаю, что мы можем некоторое время сами позаботиться о себе, Харвей. Просто оставь бутылки на боковом столике, и мы позвоним, если нам понадобится что-нибудь ещё.

Говоря это, он улыбался, и Фелгрейн улыбнулся в ответ. Затем мажордом снова раз поклонился — на этот раз более общей вежливостью, адресованной всем обедающим, — и удалился.