И в-четвёртых — хотя он и не был готов обсуждать это с кем-либо из своих светских союзников — у него была совсем не абсолютная вера в бескорыстие мотивов Скалистого Холма. Если уж на то пошло, он питал как минимум некоторые подозрения относительно альтруизма всех этих союзников. Что означало, что у него не было никакого желания оказаться чьим-то постоянным гостем и (просто по совпадению) под физическим контролем кого-либо из них.

Его собственная логика не была общепринятой, но никто ничего не мог с этим поделать. Шилейр подозревал, что его коллеги-заговорщики осознали это и организовали свой собственный график «приглашений» в качестве лучшего из доступных им компромиссов, но его это устраивало. Он не возражал против того, чтобы им немного «управляли», пока у него была возможность избежать постоянного лишения свободы.

Из всех городских особняков и поместий, в которых он был гостем после бегства из Менчира, Штормовой Дом был его любимым. Он был самым новым и современным, из отведённых ему комнат открывался великолепный вид на пляж, и ему нравился здешний климат. Успокаивающий шум прибоя к тому же помогал ему спать, и именно это он и делал, глубоко и мирно, в тот момент, когда гвардейцы сэра Корина Гарвея погрузили стражников у ворот Дома Штормов в ещё более глубокий сон, чем его собственный.

Однако менее чем через три минуты покой епископа-исполнителя был грубо прерван.

Саламн Трейгейр, граф Штормовой Крепости, крепко спал, мирно похрапывая рядом со своей женой, когда что-то нарушило его сон.

К несчастью для графа, хотя Штормовой Дом, возможно, и не был спроектирован как крепость, он был построен прочно. На самом деле, он был специально сконструирован так, чтобы уменьшать шум близлежащих городских улиц, особенно в личных апартаментах и спальне графа, и этот самый шумоподавляющий дизайн означал, что приглушённый звук был недостаточно громким, чтобы разбудить его. Его спящий мозг немного встрепенулся, пытаясь определить его, но прежде чем рыба сознания достигла поверхности бассейна его спящего разума, дверь в его спальню с силой распахнулась.

Штормовая Крепость продолжал оцепенело сидеть, даже когда его жена закричала и вцепилась в одеяло.

— Что за ч…?! — начал он громогласно.

— Граф Штормовой Крепости, — прервал его ровный, холодный голос, — Я арестовываю вас по обвинению в государственной измене и заговоре против Короны.

Штормовая Крепость замер с открытым ртом, узнав этот ледяной голос. Прилив адреналина полностью привёл его в сознание, но его мозг по-прежнему скользил по поверхности шока, как человек, пытающийся встать на ноги на поверхности замёрзшего озера. Он моргнул от света, льющегося из открытых заслонок трёх фонарей типа «бычий глаз», и, посмотрев мимо сэра Корина Гарвея, увидел полдюжины гвардейцев Гарвея… и как свет от фонарей поблёскивает на острых лезвиях их штыков.

Епископ-исполнитель Томис спал и видел сон — без сомнения, навеянный шумом прибоя, доносящимся до него даже во сне — о солнечном дне на одном из пляжей за пределами Менчира, когда дверь в его спальню распахнулась. Кроме того, он спал крепче, чем граф Штормовой Крепости. Он сел, моргая от внезапного света, поражённый, но слишком сонный и квёлый, чтобы по-настоящему встревожиться.

— Чт…? — начал он.

— Томис Шилейр, — произнёс голос, и, несмотря на спутанность его не до конца проснувшегося сознания, уголок пробуждающегося мозга Шилейра заметил отсутствие какого-либо церковного титула. — Я арестовываю вас по обвинению в государственной измене и заговоре.

.III.

Императорский Дворец, Город Теллесберг, Королевство Старой Черис

— Значит, всё прошло хорошо, да? — спросил сэр Рейджис Йеванс.

— Да, милорд. Очень хорошо, — ответил Мерлин Атравес с улыбкой.

Он и граф Серой Гавани были одни в графском кабинете в Теллесбергском Дворце, и, несмотря на его улыбку, Мерлин снова поймал себя на том, что сожалеет, что они не осмелились открыть Серой Гавани всей правды. Он знал, что это беспокоило Кайлеба и Шарлиен так же, как это беспокоило их в случае с бароном Зелёной Горы. Дело было не только в том, что это умалчивание от своих двух самых старших советников помешало им извлечь максимум пользы из советов и рекомендаций двух очень способных людей. Что действительно беспокоило их — и Мерлина — так это то, что они чувствовали себя так, словно они делали что-то украдкой за спинами людей, которые были их друзьями. Доверенными лицами. А в случае с Зелёной Горой, даже вторым отцом, по крайней мере, в случае с Шарлиен.

Из-за всего этого, Мерлин был особенно рад, что Серая Гавань, по крайней мере, знал о «видениях» сейджина Мерлина. Граф также довольно хорошо свыкся с мыслью, что на Сэйфхолде могут существовать и другие сейджины. Он даже принял объяснение Мерлина — правдивое, насколько это было возможно, — что все эти другие сейджины, и сам Мерлин, были частью организации, которая тщательно скрывалась в течение многих лет (Мерлин полагал, что девятьсот лет квалифицируются как «много», и, учитывая сколькими личностями он, похоже, был, называть себя и Сыча «организацией» не казалось слишком возмутительным), пока её члены, наконец, не поверили, что есть возможность что-то сделать с разложением Церкви. Конечно, этих сейджинов было не так уж и много, но его признание их существования позволило ему спокойно относиться к таким вещам, как внезапно возросшая разумность тайной переписки короля Горжи.

Это также подготовило его к принятию того, что… соратники Мерлина в Корисанде были в состоянии сообщить Каменной Наковальне и генерал-наместнику Чермину, когда наступит подходящее время выступить против Северного Комплота. И у него не было никаких проблем с принятием «видения» Мерлина о том, насколько хорошо прошёл этот рейд.

«Я рад, — с чувством подумал Мерлин, улыбаясь первому советнику. — И не только потому, что это означает, что мы можем обратиться к его проницательности в том, что касается Корисанда и Таро. Мне нравится Рейджис, и это приятно».

— Итак, они схватили Штормовую Крепость и Шилейра, — сказал Серая Гавань, откидываясь на спинку стула и тоже улыбаясь. На самом деле, он даже позволил себе удовлетворённо потереть руки, и Мерлин усмехнулся.

— Гарвей и его люди взяли их обоих под стражу, — подтвердил он. — Я думаю, что они с Ховилом поступили мудро, решив, что он возьмёт на себя большую часть арестов, по крайней мере, наших наиболее… известных подозреваемых. Это даёт остальным сторонникам Штормовой Крепости гораздо меньше шансов оказать какое-либо сопротивление «черисийским угнетателям» до того, как их подкрепление сможет высадиться. Конечно, помогло то, что у них был список всех наиболее важных сторонников, находившихся в тот момент в Телифе. — Его улыбка превратилась в довольно мерзкую ухмылку. — Причём, они схватили почти всех из них за время первого налёта.

— А оружие?

— Майор Портир захватил склады без единого выстрела, так что ружья по-прежнему находились в зебедайских транспортных ящиках… и эти ящики были помечены как «скобяные изделия». Забавно, что грузовые и таможенные декларации, как в Телифе, так и в Зебедайе не уловили эту маленькую ошибку.

— Крайне досадная оплошность, я уверен — согласился Серея Гавань с ухмылкой, которая была такой же противной, как у Мерлина.

«И во многих отношениях это будет „крайне досадно“ для Зебедайи, — весело подумал Мерлин. — Таможенные декларации, его переписка со Скалистым Холмом и графом Свейлом, и эта неудачное дело с серийными номерами».

Единственная реальная проблема с преследованием Штормовой Крепости заключалась в том, что, хотя оружие было доставлено в Телифу, компрометирующая переписка Зебедайи всё ещё находилась в сейфе Скалистого Холма в Валейне. С другой стороны, Валейна находилась достаточно глубоко внутри материка, чтобы любую операцию против Скалистого Холма пришлось бы проводить по суше, и — к сожалению — это давало ему достаточно времени, чтобы понять, что на него надвигается. Поскольку в его случае было бы практически невозможно добиться внезапности, Кайлеб и Шарлиен решили, что важнее захватить ружья до того, как они разойдутся, особенно если они смогут одновременно захватить Шилейра. Они понимали, что Скалистый Холм почти наверняка узнает о том, что произошло в Телифе, достаточно заблаговременно, чтобы избавиться от любых компрометирующих документов, прежде чем его самого арестуют, но они были готовы принять это по нескольким причинам.