Длинные чёрные волосы императрицы рассыпались по плечам, ограниченные лишь светло-золотым ободком простой короны. Её платье было таким же простым, без сложной вышивки, лишённое драгоценных камней, которые сверкали бы и танцевали в многоцветном солнечном свете собора, и Кайлеб, шедший рядом с ней, был одет так же просто. Вместо короны на нём было надето изумрудное ожерелье, являющееся символом короля Старой Черис, но никаких других украшений, кроме обручальных колец, которые они оба носили, на нём не было. На их месте могла бы быть любая черисийская пара, пришедшая, чтобы их новорожденная дочь была благословлена и крещена их деревенским священником, но ни одна деревенская церковь никогда не была такой переполненной и трепетно внимательной, как Теллесбергский Собор в этот день.

«Нет, — подумал Мерлин. — У неё и так уже достаточно забот в голове, и слишком важно, чтобы никто из них не отвлекался, пока мы не закончим с этим».

Конечно, сегодняшний день был чем-то большим, чем простым Днём Именин. Все в Теллесберге уже точно знали, кто такая кронпринцесса Элана, но это утро было формальным представлением её личности — законным свидетельством её родителей и светских и светских лордов Черисийской Империи о том, что она не просто самая последняя из её подданных, но в своей крошечной персоне наследница её престола — перед объединенными коронам Старой Черис, Чизхольма, Изумруда, Зебедайи, Корисанда и (хотя никто ещё не знал об этом) Таро. Это была формальность, правда, формальность необходимая, которая не допускала никаких конкурирующих отвлекающих факторов.

«Конечно, она всё равно будет злиться, — признался он себе. — Она и так достаточно зла из-за того, что Подводная Гора не был полностью допущен внутрь. Когда же она узнает, что я приказал Сычу закрыть ей доступ к любому материалу со СНАРКов о Гвилиме и его эскадре, она будет готова грызть подковы и плеваться гвоздями».

Единственной хорошей новостью было то, что по собственному предложению Кайлеба, он сделал то же самое, когда дело коснулось императора. В отличие от Шарлиен, Кайлеб знал о колоссальном шторме, в который попали галеоны Гвилима Мензира, но его собственный доступ к расположенным на орбите СНАРКам был временно закрыт. Он знал, что там бушевал шторм, и это было больше, чем знала Шарлиен, но это было всё, что он знал, и Мерлин был снова впечатлён его актёрскими способностями.

«Нет, не „актёрскими способностями“, — поправил себя Мерлин. — Это неправильный термин. Он подразумевает какую-то… фальшь, и это не то, что здесь происходит. Он просто сосредоточен, концентрируется на этом событии, и в этой сосредоточенности нет ничего ложного или наигранного. Наверное, что меня действительно впечатляет, так это тот факт, что он может сосредоточиться на этой церемонии, в то время как в глубине души он должен сильно беспокоиться о том, что может случиться с Гвилимом».

Середина утра в Теллесберге была серединой ночи в окрестностях Доларского Залива, и в глубине своего собственного мозга Мерлин наблюдал, как крошечные бусинки света ползут по карте, отображая как эскадру Мензира всё глубже и глубже заносит в Залив.

«Хотел бы я, чёрт возьми, чтобы у него был коммуникатор», — с горечью подумал Мерлин за своим невозмутимым выражением лица. Но даже когда он думал об этом, он знал, что это ничего бы не изменило. Знать, что надвигается шторм, было очень хорошо, но это предвидение было бы академическим для флота деревянных парусных галеонов, слишком медлительных, чтобы убраться с его пути. Даже Сыч был застигнут врасплох скоростью, с которой возникла массивная штормовая формация, а Мензир уже направлялся к Острову Когтя к тому времени, когда ИИ узнал об угрозе. В отсутствие более близкого дружественного порта, у него действительно не было другого выбора, кроме как продолжать делать то, что он уже начал.

Всё это было достаточно правдой, но то, что уже произошло, не касалось Мерлина. Все модели Сыча сходились во мнении: когда центр шторма обрушится на побережье Тигелкампа, он потеряет большую часть своей силы, что во многих отношениях было неплохо. Но все эти модели также настаивали на том, что галеоны Гвилима Мензира в первую очередь должны будут принять — уже принимали — на себя его основной удар, а вот эскадра графа Тирска, расположенная далеко на северо-востоке, не примет. Доларцам предстояло испытать на себе тяжесть непогоды, но она не могла сравниться с тем, что переживут корабли Мензира, потому что Тигелкамп должен был рассеять худшую часть его мощи, прежде чем шторм достигнет их. Хуже того, если бы Тирск отреагировал так быстро и разумно, как опасался Мерлин, его галеоны смогли бы пробиться под защиту Бухты Сарам на побережье провинции Стини, прежде чем до них доберётся вся ярость ветра и волн.

И пока они бы это делали, Гвилима Мензир постепенно, и беспомощно, уносило всё ближе и ближе к поджидающим их рукам.

Мерлин Атравес мог изменить это не больше, чем императрица Шарлиен, и он это знал. Но, по крайней мере, если бы у Мензира был коммуникатор, его можно было бы предостеречь о присутствии Тирска. Он мог быть предупрежден о потенциальной угрозе, и…

«И что, Мерлин? — резко спросил он себя. — Он и так уже полностью осознаёт, что Тирск почти наверняка где-то в море и ищет его. Вот почему он в первую очередь направлялся на Остров Когтя! И, если бы была хоть одна чёртова вещь, которую он мог бы сделать, чтобы его не загнали на восток, неужели ты хоть на минуту думаешь, что он бы уже этого не делал?»

Это было правдой, и он знал это, и ему хотелось, чтобы он мог заставить себя перекрыть себе доступ к СНАРКам — по крайней мере, достаточно долго, чтобы завершить эту церемонию. Но он не мог. Он просто не мог, и поэтому укрылся за суровым фасадом «несущего службу» сейджина Мерлина, в то время как в глубине души продолжал наблюдать за этими крошечными бусинками света, неуклонно сносящимися на восток.

.V.

К востоку от Харчонгского Пролива, Доларский Залив

Гвилим Мензир не был удивлён своей усталостью. После трёх последних дней, он был бы поражён, если бы его колени не казались слишком дрожащими, а глаза не болели.

Он потянулся и зевнул, оглядывая квартердек «Танцора» в утреннем свете. Его флагман прошёл через бурю более или менее невредимым, но и совсем в целости он не остался. Несмотря на то, что он приказал спустить брам и бом-брам стеньги, грот и бизань-стеньги он потерял, когда норовистая волна почти положила его на борт. Он вернулся в вертикальное положение — на что в тот момент он совсем не был готов сделать ставку — но сильный рывок от того, что он дёрнулся в другую сторону, выбил его стеньги.

Хорошей новостью было то, что ветер продолжал постепенно менять направление. К этому времени он сместился с юго-юго-востока, достаточно далеко от носа, чтобы «Танцор» снова мог держать курс на запад, держась левого галса под гротом и бизанью и фор-марселем. Это был неуклюжая, плохо сбалансированная конструкция из парусов, но это было лучшее, что мог сделать капитан Махгейл, пока он не мог установить запасные мачты и реи. К сожалению, грот и бизань брам-стеньги, а также бом-брам-стеньги были привязаны стеньгам, в тот момент, когда их сорвало. Они упали за борт вместе с нижними мачтами, а это означало, что их тоже нужно было заменить. Мало того, что это требовало дополнительного времени, так ещё и у «Танцора» на борту было не так уж много запасного рангоута. Что бы они ни смогли придумать, это в лучшем случае будет импровизацией на тему рангоута, по крайней мере, до тех пор, пока капитан Махгейл не сможет вернуться на Остров Когтя и сделать надлежащую работу.

«Похоже, что некоторые из тех каботажников, которые были полны военно-морских припасов, и которых ты отправил на Остров Когтя, всё-таки пригодятся», — подумал он с некоторым удовольствием. Идея использования запасных частей, принадлежащих Королевскому Доларскому Флоту, для ремонта своих собственных повреждений ему очень понравилась.