— Я знаю. И я не пытаюсь приказать вам, чтобы вы спустились вниз, милорд! — Теннир громко рассмеялся. — Честно говоря, я был бы немного лицемерен, если бы сделал это, учитывая, как мне нравится здесь, на палубе! Но вы, возможно, захотите подумать о будущем. И не забывай, что у вас впереди целый день, чтобы наслаждаться этим. Поверьте мне, если вы думаете, что то, что происходит сейчас — волнующе, то подождите, пока не увидите всё это при лунном свете!

.III.

Храм, Город Зион, Храмовые Земли

Бесшумные снежинки бились в окна высотой от пола до потолка, как заблудившиеся призраки. Яркое, мистическое освещение, которое всегда освещало внешнюю часть Храма, превращало кружащиеся хлопья в сверкающие драгоценные камни, пока ветер не подхватывал их и не нёс на встречу с окном. Ховерд Уилсинн наблюдал, как они превращаются из великолепных драгоценностей в пернатых призраков, и чувствовал холод, гораздо более глубокий, чем холод ночи за окнами, шепчущий, шепчущий в глубине его костей.

Он перевёл взгляд с кружащихся снежинок на роскошные апартаменты, отведённые его брату. У каждого викария в огромном, величественном комплексе Храма были личные апартаменты, но, как и следовало ожидать, апартаменты Сэмила Уилсинна не были особенно огромными. Они не были крошечными, но всё же были значительно скромнее, чем мог бы потребовать викарий с таким положением, как у Сэмила.

Кроме того, они были обставлены более аскетично и просто, без вызывающей роскоши, которой требовали другие викарии. Жаспер Клинтан, нынешний Великий Инквизитор, был тому примером. Ходили слухи (почти наверняка верные), что одни только произведения искусства в его покоях, вероятно, стоили общего годового дохода большинства баронств. Не говоря уже о том факте, что Клинтан потребовал и получил одни из вожделенных угловых апартаментов, с окнами, выходящими одновременно на восток и на север, что позволяло ему обозревать крыши, башни и здания Зиона через окна с одной стороны и великолепный купол, и колоннаду главного Храма с другой.

Ховерд предположил, что кто-нибудь мог бы утверждать — как, очевидно, и сделал Клинтан, — что такие апартаменты соответствовали должности человека, ответственного за надзор за состоянием души Матери-Церкви. Не раз он слышал, как Клинтан благочестиво декламировал о необходимости должным образом поддерживать авторитет и престиж Великого Инквизитора. О необходимости подчёркивать требуемую — всегда требуемую — степень власти этого должностного лица над всеми детьми Матери-Церкви, способами, которые могла бы распознать даже самая мирская душа. Достучаться до тех, кого слишком легко впечатлить атрибутами и силой этого мира, способами, которые даже они не могли игнорировать. Речь никогда не шла о его собственном прожорливом, жадном, развратном, властолюбивом личном образе жизни или желаниях. О, Лангхорн, нет!

Ховерд почувствовал, как его губы сжались, а в животе вскипела кислота, когда он сравнил избранную братом простоту апартаментов — отсутствие скульптур, нехватку бесценных ковров, отсутствие потрясающих живописных холстов, которые когда-либо создавали величайшие мастера Сэйфхолда — с апартаментами Клинтана. На стенах Сэмила висели картины, но это были портреты его первой и его нынешней жены, трёх сыновей, двух дочерей, зятя и первого внука. Мебель была удобной и, конечно, недешёвой, но всё же это была всего лишь мебель, выбранная потому, что она была удобной, а не для того, чтобы подчеркнуть важность её владельцев. А произведения искусства, украшавшие его книжные полки и столик для молитв, были скромными и сдержанными, почти все изящно выполненные, но большинство из них были созданы менее известными художниками, которых он решил поддержать своим покровительством, потому что что-то в этих произведениях тронуло его собственное сердце, его собственную душу и веру.

«Если бы только Сэмил победил на выборах, — с горечью подумал Ховерд. — Он был так близок. На самом деле, я всё ещё не уверен, что победил действительно Клинтан. В конце концов, за подсчёт голосов отвечал этот лизоблюд Рейно, и посмотрите-ка, где он оказался!»

«Конечно, если бы победил Сэмил, если бы он стал новым Великим Инквизитором вместо Клинтана, огромная пропасть между тем, как он обставил бы свои апартаменты в Храме, и тем, как то же самое сделал Клинтан, была бы наименьшей из проблем Матери-Церкви».

«Во-первых, этого проклятого раскола никогда бы не произошло. Сэмил никогда бы не согласился на небрежное предложение Клинтана полностью уничтожить целое королевство только потому, что оно его разозлило. Если уж на то пошло, Клинтан вообще был бы не в том положении, чтобы выдавать подобные предложения! Конечно, — мрачно признал Ховерд, — есть не меньшая вероятность, что если бы он победил, то к этому времени его бы уже убили. В конце концов, такое случилось далеко не с одним из наших предков. Так что, как минимум, мы были бы избавлены от этого».

Не то чтобы это в конце концов хоть что-то изменило.

Он глубоко вздохнул, и его суровый взгляд смягчился, когда он взглянул на своего брата. Они с Сэмилом всегда были близки, несмотря на почти десять лет разницы в возрасте. Он всегда восхищался Сэмилом, всегда знал, что Сэмилу суждено совершать великие дела для Бога и Матери-Церкви.

Он знал, что его мать была охвачена ужасом, когда Сэмил выбрал Шуляритов. Возможно, она и не была Уилсинн по рождению, но вряд ли была слепа к тому, как наследие семьи, в которую она вышла замуж, настроило так много её членов против церковной коррупции за последние три или четыре столетия. Она поняла, что побудило Сэмила вступить в Орден Шуляра, признала его горячее желание сделать что-то для борьбы со злом, которое, как он видел, собиралось вокруг Храма… и она помнила, что случилось с его прадедушкой чуть больше ста лет назад. Великий викариат Святого Эврихарда был самым коротким в истории, и, что бы ни говорили официальные источники, никто никогда не сомневался, что его «случайное падение» было прямым результатом его усилий по реформированию викариата. Как и великий викариат Великого Викария Тейрела, двоюродного дедушки Сэмила и Ховерда, которое было почти таким же коротким. Не было никаких слухов, указывающих на то, что смерть Тейрела была подстроена, но он уже был стар и болен, когда его возвели на Трон Лангхорна, и в нём не было той напористости и энергичности, которые характеризовали Эврихарда. Его коллеги-викарии, возможно, считали, что они могли бы просто подождать естественных причин, чтобы положить конец его усилиям по реформированию. Конечно, также всегда было возможно, что «естественные причины», которые в конце концов убили его, были немного простимулированы, несмотря на то, кто и что мог подумать.

«Ну что же, мама, — подумал теперь Ховерд. — Ты был права, когда беспокоилась. Я очень рад, что тебя с отцом не будет здесь, чтобы увидеть то, что случится. Я уверен, что вы всё равно узнаете, и в Писании говорится, что с точки зрения Бога всё имеет смысл. Я надеюсь, что это правда, потому что с того места, где я сижу прямо сейчас, в том, что скоро произойдёт, нет ни смысла, ни здравомыслия. И уж точно, как и с Шань-вэй, в этом нет и следа справедливости!»

— Как тебе вино? — спокойно спросил Сэмил, и Ховерд фыркнул.

— Думаю, что оно было превосходно. Святой Хиндрик, как я полагаю? 64-го года? — Сэмил безмятежно кивнул, а Ховерд снова фыркнул, на этот раз громче. — Ну, по крайней мере, это единственное, до чего Клинтан не доберётся своими свинячьими лапами!

— Это не совсем та причина, по которой я решил открыть его сегодня вечером, но мысль, которую стоит запомнить, я полагаю. — Сэмил согласился так безмятежно, что в глубине души Ховерду захотелось закричать на него в отчаянии. Эта безмятежность, эта полная, всегда обоснованная вера, были одной из тех вещей, которыми Ховерд всегда больше всего восхищался в своём брате. Однако в данный момент это действовало ему на нервы почти так же сильно, как и успокаивало. Но настоящая причина, по которой так было, как бы мало ему не хотелось понять настоящую причину, заключалась в том, что спокойствие Сэмила — его принятие Божьей воли — фактически заставляло Ховерда усомниться в своей собственной вере.