Как только они привели буер в движение, он двигалась уже достаточно легко, и пока они постепенно удалялись от доков, Корис почувствовал первые ледяные пальцы освежающего бриза, который, как обещал Теннир, ждал их на озере. Им потребовалось больше трёх четвертей часа, чтобы уйти достаточно далеко, чтобы удовлетворить Теннира, но затем снежные ящерицы были отцеплены, старший погонщик весело помахал рукой, и команда буксировщиков направилась обратно в Лейквью.

Корис наблюдал за их уходом, но только до тех пор, пока отданные чётким голосом команды с тесных шканцев не отправили команду «Шершня» по своим местам поднимать паруса. Находившееся на расстоянии руки очарование этими приготовлениями отвлекло его внимание от удаляющихся снежных ящериц, и он стал смотреть, как поднимают латинский парус буера. В некотором смысле его знакомство с обычными кораблями только сделало этот процесс ещё более странным. Несмотря на то, что его мозг знал, что под ними, вероятно, сотни футов воды, он не мог избавиться от ощущения, что стоит на суше, и было что-то странно сказочное в том, чтобы наблюдать за моряками, снующими по палубе корабля, в то время как сверкающий, твёрдый как скала, лёд простирался далеко вперёд, насколько только мог видеть глаз.

Но даже если он и испытывал такие ощущения, то он явно был единственным на палубе «Шершня», кто их испытывал. Или, возможно, остальные просто были слишком заняты, чтобы беспокоиться о таких причудливых впечатлениях. И они определённо знали своё дело. Это стало ясно, как только был поднят парус. Парусина жаловалась, тяжело хлопая на сильном ветру, свистящем по палубам, и «Шершень» зашевелился под ногами, как будто ледяной буер задрожал от нетерпения. Затем на парусе были выбраны шкоты, рю был[6] сбалансирован, и судно начало движение.

Сначала медленно, со своеобразным скрежещущим и в то же время свистящим звуком от его полозьев. Движение под ногами было странным, оно отдавало вибрацией сквозь настил палубы с силой и… твёрдостью, которых Корис никогда не испытывал ни на одном плавающем по воде судне. Это был не совсем правильный способ описать то, что он чувствовал, но Корис не смог придумать лучшего, и протянув руку и коснувшись поручня, он почувствовал ту же вибрацию, передающуюся по всей ткани судна и мягко танцующую в его собственных костях.

Вначале буер набирал скорость очень медленно, но по мере того, как он постепенно удалялся от ветровой тени Лейквью, он постепенно начал ускоряться. На самом деле он делал это быстрее, чем любая галера или галеон, и Корис почувствовал, как его губы поджались от внезапного понимания. Он должен был подумать об этом раньше, понял он, когда Теннир впервые описал ему скорость «Шершня». На своих полозьях буер избегал огромного сопротивления воды, создаваемого погружённым корпусом обычного судна. Конечно, он ускорялся быстрее… и без этого самого сопротивления он должен был быть намного быстрее при любом заданном наборе условий ветра.

Потому что именно для этого он и был предназначен.

— Наслаждаетесь, милорд?

Халису Тенниру пришлось практически крикнуть в ухо Корису, чтобы его вопрос был услышан сквозь рёв скользящий полозьев. Корис не заметил его приближения — он был слишком занят, глядя вперёд, цепляясь за поручни, в то время как его глаза сверкали от восторга — но он быстро повернулся, чтобы встретиться взглядом с капитаном «Шершня».

— О, определённо, отче! — крикнул в ответ граф. — Боюсь, я не совсем поверил вам, когда вы сказали мне, какой он быстрый! Он, должно быть, делает…сколько? Миль сорок в час?

— Не при таком ветре, милорд. — Теннир покачал головой. — Он быстрый, но потребовался бы, по крайней мере, сильный шторм, чтобы двигать его так быстро! Думаю, мы сейчас делаем миль тридцать.

У Кориса не было другого выбора, кроме как поверить младшему священнику на слово. И, по его признанию, у него самого не было опыта в оценке таких больших скоростей.

— Я удивлён, что холод ощущается не так сильно, как кажется! — прокомментировал он, и Теннир улыбнулся.

— Мы идём по ветру, милорд. Это значительно снижает кажущуюся скорость ветра на палубе. Поверьте мне, если бы мы приводились к ветру, вы бы это почувствовали!

— Не сомневаюсь, я бы почувствовал. — Граф покачал головой. — И я поверю вам на слово относительно нашей скорости. Но я никогда не думал, что что-то может двигаться так быстро… особенно по такой твёрдой поверхности, как эта!

— Тут помогает, что лёд такой гладкий, как здесь, — ответил Теннир.

Он махнул одной рукой, указывая на лёд вокруг них, затем указал на ещё один флагшток, вертикально установленный на замёрзшей поверхности озера и поддерживающий флаги того или иного цвета, мимо которых «Шершень» проходил через равные промежутки времени с тех пор, как покинул Лейквью.

— Видите его? — спросил он, и граф кивнул. Этот конкретный флагшток мог похвастаться зелёным флагом, и Теннир ухмыльнулся. — Зелёный указывает на гладкий лёд впереди, милорд, — сказал он. — Но только дурак полностью доверяет флагам — вот почему мы держим хорошего вперёдсмотрящего. — Он мотнул головой в сторону явно замёрзшего человека, сидевшего в вороньем гнезде «Шершня». — Тем не менее, геодезические группы хорошо справляются с обновлением флагов. Мы должны увидеть жёлтые предупреждающие флаги задолго до того, как выйдем на лёд с торосами, а сами торосы будут помечены красным флагом. И флаги также служат нашими ориентирами — типа портовых буёв — во время движения через озеро.

— Как, во имя Лангхорна, они вообще устанавливают эти флаги? — Корис практически прокричал свой вопрос сквозь буйный рёв их полёта, и ухмылка Теннира стала ещё шире.

— Это на самом деле не слишком сложно, после того как лёд станет достаточно твёрдым, милорд! Они просто прорубают дыру, вставляют в неё флагшток, а затем дают дыре снова замёрзнуть!

— Но как они умудряются не дать флагштокам провалиться прямиком в воду?

— Он закреплён на полой опоре с крестовиной, — ответил Теннир, махая руками, и иллюстрируя то, что он говорил. — Опора железная, около трёх футов высотой, с двумя парами перекладин, расположенных под прямым углом примерно на половине её высоты. Прутья крестовины заметно длиннее ширины лунки, и они лежат поверх льда, удерживая опору в нужном положении, пока лунка снова не замёрзнет. Затем они просто вставляют флагшток в опору. Когда приблизится весна, они будут следить за каждой опорой, чтобы она не затонула, когда растает лёд, чтобы они могли их снять и снова использовать следующей зимой.

Корис понимающе кивнул, и они вдвоём несколько минут стояли бок о бок, наблюдая, как лёд пролетает мимо, пока «Шершень» рвался вперёд. Затем Теннир пошевелился.

— Предполагая, что моя оценки скорости точны — а я должен скромно признаться, что на самом деле я очень хорош в оценке такого рода вещей, милорд — мы всё ещё в добрых одиннадцати или двенадцати часах езды от Зиона, — сказал он. — Обычно я бы предположил, что даже дольше, но погода ясная, и сегодня вечером у нас будет полнолуние, так что нам не придётся так сильно снижать скорость, когда закончится день. Но хотя я рад, что вам здесь нравится, возможно, вы захотите подумать о том, чтобы спуститься вниз и выпить чего-нибудь горячего. Честно говоря, я бы очень хотел, чтобы вас доставили размороженным, и мы тоже придём пообедать через пару часов, собственно говоря.

— Говоря за себя, думаю, я предпочёл бы прибыть размороженным, — ответил Корис. — Но мне бы очень не хотелось пропустить что-нибудь из этого!

Он взмахнул обеими руками, указывая на солнечный свет, палубу вокруг них, мачту с туго натянутым парусом и сверкающую ледяную крошку, осыпающуюся с неуклонно скрежещущих полозьев, когда они пробивались сквозь яркое (хотя и несомненно, очень морозное) утро.