{i}Лисбет{i}

Он знал, что означало это письмо. Он не знал, произошло ли это уже, но он знал, что это значило для его отца, дяди и всех других людей, которые присоединились к их борьбе за спасение Ордена Шуляра и самой Матери-Церкви.

Он заплакал, когда открыл это письмо накануне вечером. Заплакал о своём отце и его друзьях, и о Матери-Церкви… и о себе. Не из-за смерти своего отца — все люди умирали — а из-за того, какой смертью умрёт его отец. Из-за того, что его отец умрёт, не завершив великую задачу своей жизни.

И из-за того, что со смертью его отца эта великая задача ложилась на плечи Пейтира Уилсинна, который был навсегда сослан в страну, столь далёкую от Храма. Он был единственным живым человеком на Сэйфхолде — или станет им слишком скоро — который обладал Ключом, и он никогда не сможет им воспользоваться, если только каким-то образом Церковь Черис не сможет действительно победить Мать-Церковь и всю ту огромную власть, которой она обладала в мире.

Он провёл долгую бессонную ночь в молитвах и медитациях. Умолял Бога указать ему его путь, направить его туда, куда он должен идти. И он провёл столько же часов, молясь за женщину, которая написала это письмо.

«Ты никогда не позволяла мне называть тебя мамой, Лисбет, — подумал он. — Ты всегда настаивала, чтобы я помнил свою «настоящую» мать. И я это делаю, и благодарен тебя за это, но мне было всего четыре года, когда она умерла, рожая Эрейс, и как бы ты ни разрешила мне называть тебя, ты тоже моя мать».

Он не всегда чувствовал в себе это. На самом деле, он слишком ясно (и с большим чувством стыда) помнил, как его четырнадцатилетнее подростковое эго ощетинилось от оскорбленной пристойности, когда его престарелый отец — ему тогда был всего сорок один год — привёл домой новую «жену», всего на семь лет старше, чем его собственный сын, оставшийся без матери. Если уж на то пошло, менее чем на одиннадцать лет старше его собственной дочери! Позор! Какое право имел его отец увиваться вокруг кого-то, кто был намного моложе его? Ведь было же очевидно, что он просто был сражен её физической красотой и молодостью?

Лисбет потребовалась большая часть года, чтобы пригладить эти ощетинившиеся колючки. На сей день более взрослый (и, как он надеялся, более мудрый) Пейтир Уилсинн знал, что именно её физическая привлекательность впервые привлекла к ней Сэмила Уилсинна. И тот факт, что красота её образа стройной брюнетки так отличалась от образа его первой рыжеволосой голубоглазой жены, вероятно, помог. И всё-таки, какой бы ни была причина, по которой он впервые обратил на неё внимание, простая красота и молодость не были причинами, по которым он женился на ней. И по мере того, как Пейтир узнавал её, по мере того, как она убирала эти щетинки, он сам полюбил её так же сильно, как полюбил младших братьев и младшую сестру, которых она ему подарила.

И вот теперь она где-то пряталась… если ей повезло. Она и те братья и сестра, которых он так любил, спасались бегством, отчаянно прячась от членов того же ордена, чьи цвета и символ Пейтир Уилсинн носил даже сейчас. Если бы их нашли, если бы их схватили, она могла бы увидеть, как не только её муж, но и её дети будут подвергнуты Допросу прямо у неё на глазах. И всё же, столкнувшись лицом к лицу со всем этим ужасом, со всем этим потенциальным ужасом, она нашла время напомнить ему о любви его отца. Чтобы напомнить ему, утешить его.

«Пожалуйста, Господи, — взмолился отец Пейтир Уилсинн. — Пусть они будут в безопасности. Защити их. Яви Руку Свою над ними и приведи их сюда, в безопасное место».

.IV.

Замок, Остров Замка́, Глотка, Королевство Старая Черис

— Так насколько всё плохо на этот раз? — спросил верховный адмирал Брайан Остров Замка́, граф Острова Замка́, далёким от веселья тоном.

В данный момент он стоял на железном балконе, привинченном к фасаду самой высокой башни в городе-крепости, известной просто как Замо́к. Несмотря на то, что это был богатый город, а также самая важная единственная военно-морская база Королевства Старой Черис, и что он располагался на Остров Замка́, критически важном острове, который составлял все его графство, он всегда думал, что это было особенно лишённое воображения название для города. О, оно было достаточно красноречиво, поскольку он находилось прямо в центре Глотки, единственного пути, по которому любой захватчик мог добраться до Бухты Хауэлл, истинного сердца и жизненно важного центра Старой Черис. Пока Черис удерживала Замо́к, её контроль над Бухтой Хауэлл был абсолютным; а вот потеряй она Замо́к или позволь кому-нибудь взломать его силой, и Старая Черис оказалась бы открытой и уязвимой.

Когда он смотрел на воды Глотки, сверкающие и покрытые белыми шапками пены в свете позднего утра, он необычайно хорошо осознавал как ценность, так и уязвимость Замка́.

На протяжении веков, Старая Черис вложила целое состояние в укрепление Замка́ и двух крепостей, известных как Ключи, по обоим берегам Глотки. И всё же, несмотря на все заботы и расходы, потраченные на камень и катапульты, а затем и пушки, истинной целью крепостей было только высвободить истинную оборону королевства. Укрепления были щитом королевства; Флот был его мечом.

— Крепость Черис — это деревянные борта её флота.

Старый король Жан II сказал это более ста пятидесяти лет назад. Конечно, в то время это было скорее хвастовством, чем фактом. Королевский Черисийский Флот времён Жана II только начинал своё восхождение к известности. Но он точно знал, что имел виду, и с тех пор он и его наследники неустанно работали, чтобы поднять черисийскую морскую мощь на вершину, которую никто другой не мог оспорить. И до тех пор, пока Флот нёс вахту у её берегов, Старая Черис сама по себе была крепостью.

«Как-то ещё Жан II сказал, что Черис — это крепость, созданная Самим Богом», — подумал Остров Замка́. Графа всегда тихо забавляло количество крепостей, которые, по-видимому, представлял себе старый король, но это не означало, что старый чудак не имел полного представления о стратегических реалиях королевства, в процессе строительства которого в тот момент находилась его династия.

По мнению Острова Замка́, именно Жан II по-настоящему создал концепцию черисийцев как черисийцев, их чувства идентичности друг с другом, которая распространялась на весь огромный остров.

«Интересно, что бы он сделал в нашей нынешней ситуации?» — язвительно подумал Верховный Адмирал и повернулся спиной к залитой солнцем морской глади. Откинувшись назад, он прислонился спиной к перилам балкона, высотой ему по пояс, взялся за эти перила обеими руками, и, собравшись с духом, повернулся лицом к трём своим «гостям».

Рейджис Йеванс, граф Серой Гавани, был маленьким, щеголеватым мужчиной. Он был значительно ниже ростом, чем Остров Замка́, и сложен скорее для скорости и выносливости, чем для грубой силы. В виду того, что он был всегда безукоризненно ухоженным и одетым по последней моде, некоторые особо неосторожные души сначала могли списать его со счетов, как щёголя. Однако во второй раз люди такой ошибки не совершали. Остров Замка́ был готов признать, что в облике графа, вероятно, присутствовал некий намёк на щегольство, но, хотя Серая Гавань уже был в годах, в молодости он был королевским офицером — и хорошим офицером. Он также, вероятно, был одним из двух или трёх лучших первых советников, которыми когда-либо могло похвастаться Королевство Старой Черис, а также напрямую связан с императором Кайлебом — и, если уж на то пошло, с Брайаном Островом Замка́ — через брак.

С другой стороны, сэра Доминика Стейнейра, барона Каменного Пика, никто никогда не принял бы ни за кого другого, кроме как морского офицера. Он сильно походил лицом на своего старшего брата, архиепископа, но был значительно моложе и пользовался хорошей репутацией у дам. Как иронично подумал Остров Замка́, потеря ноги в Битве в Заливе Даркос, похоже, ничуть не замедлила его в этом отношении.