— У вас двоих, очевидно, прискорбно низкое — и пугающе точное — представление о моём характере, — сказал Стейнейр.

Архиепископ последовал за хозяевами к ожидающему его креслу и позволил себе сесть раньше их обоих. Большинство — не все, конечно, но определённо большинство — архиепископов Церкви Господа Ожидающего потребовали бы приоритета над любым простым монархом. Можно было бы ожидать, что хозяева останутся стоять, пока он не займёт своё место. Стейнейр этого не требовал… и это была одна из причин, по которой они всё равно настаивали на этом.

Как только они усадили его в удобное кресло, Шарлиен свернулась калачиком на одном конце дивана, сбросив туфли и поджав под себя ноги, в то время как Кайлеб занялся тем, что налил в три солидных бокала терпкого янтарного виски. Он добавил воды во все три и немного льда (который Чизхольм производил оптом в зимние месяцы) в стакан свой и Стейнейра. Шарлиен, которую барон Зелёной Горы научил правильно ценить изысканные напитки, расценивала загрязнение превосходного виски льдом как черисийское извращение. Когда она была в лучшем настроении, чем обычно, она была готова признать, что, учитывая тёплый круглогодичный климат Старой Черис, варварский обычай мог иметь некоторое оправдание в действительно экстремальных условиях, но это не делало его тем, чем должны были заниматься порядочные люди. Конечно, немного родниковой воды, чтобы смягчить алкоголь ровно настолько, чтобы выявить весь спектр запахов и вкусовых оттенков, было совершенно другим делом.

— О боже, — вздохнул Стейнейр, полуприкрыв глаза от блаженства, когда несколько мгновений спустя опустил свой бокал. — Вы знаете, не часто что-то действительно превосходит свою репутацию.

— Я должен признать, что Чизхольмские винокурни действительно лучше, чем наши в Черис, — согласился Кайлеб. — Я всё ещё нахожусь в процессе отбора проб и правильного развития своего вкуса. Но хорошая новость заключается в том, что мне понадобятся годы, чтобы попробовать их все.

— Это невероятно мягкое, — сказал Стейнейр, делая ещё один глоток и осторожно катая его по языку, прежде чем проглотить.

— Они перегоняют его трижды, — сказал ему Кайлеб. — И большинство винокурен тоже обугливают внутренности бочек. Винокурня на Западном Острове находится недалеко от Трейнсайда, и они добавляют немного торфа в сушильную печь — вот откуда берётся этот лёгкий привкус дыма. Мерлин говорит, что, помимо торфа, это очень напоминает ему то, что на Старой Земле называли «Бушмиллс[9]».

— Почему-то, когда он сказал нам это, это сделало больше, чем что-либо ещё — по крайней мере, для меня — чтобы установить связь между нами, живущими прямо сейчас на Сэйфхолде, и тем, откуда мы все действительно пришли изначально, — тихо сказал Шарлиен. — Мы не только по-прежнему перегоняем виски, но и кто-то, кто был там — на Старой Земле — ценит то, что мы производим.

— Во всяком случае, ценит вкус. — Улыбка Кайлеба была столь же кривой, сколь и печальной. — Очевидно, ПИКА больше не может по-настоящему ценить алкоголь. И для меня это доказательство того, что Мерлин отказался от всего, чтобы быть здесь.

— Аминь, — тихо сказал Стейнейр, и это единственное слово было такой же молитвой, как и простым согласием. Архиепископ посидел несколько секунд, глядя в свой стакан, затем снова неторопливо отхлебнул и откинулся на спинку кресла.

— Раз уж мы заговорили о Мерлине…? — сказал он, приподняв одну бровь.

— Он будет здесь к ужину, — заверил его Кайлеб. — Он выполняет поручение Альбера Жастина и графа Белого Утёса.

— Вот как? — Другая бровь Стейнейра приподнялась.

Сэр Альбер Жастин был чизхольмским эквивалентом Бинжамина Райса, а Ховерстат Томпкин, граф Белого Утёса, был Чизхольмским Лордом Правосудия. Жастин и Белый Утёс тесно сотрудничали, потому что по чизхольмской традиции шпионские функции распределялись несколько иначе. Жастин отвечал за слежку за другими людьми, в то время как одной из обязанностей Белого Утёса было не позволять другим людям шпионить за Чизхольмом.

— Могу я спросить о природе этого поручения? — осведомился архиепископ.

— На самом деле, он в основном готовит с ними почву для завтрашней конференции Нармана, — ответила Шарлиен и скорчила гримаску. — Я боюсь, что даже сейчас Ховерстату будет трудно представить, что он встретит Нармана с распростёртыми объятиями. Учитывая, сколько лет он потратил, пытаясь отбиться от Изумрудских шпионов.

— Так почему же это может быть? — сухо поинтересовался Стейнейр.

— Не имею ни малейшего представления, — сказал Кайлеб ещё более сухо, а затем фыркнул со смешком. — Ты бы видел этих двоих, когда мы останавливались здесь, в Черайасе, по пути в Чизхольм в прошлом году, Мейкел! — Он покачал головой. — Никто не мог бы быть вежливее, но почему-то каждый раз, когда Нарман начинал немного приближаться к обсуждению чего-либо из того, во что Белый Утёс так долго не совал свой нос, Лорд Правосудия внезапно обнаруживал что-то ещё, что он абсолютно, положительно должен был сделать прямо сейчас.

— Я ругала его за это с тех пор, как вернулась домой. — Шарлиен выглядела немного смущённой. — Он пообещал, что на этот раз будет вести себя лучше. Но, если быть до конца честной, я бы предпочла, чтобы он был чрезмерно подозрительным, чем слишком самодовольным.

— О, тут не о чем спорить. — Кайлеб энергично кивнул. — И Нарман, очевидно, понял. Кроме того, Белый Утёс был полностью готов поделиться со мной любой информацией, которая у него была, так что Нарман всё равно получил бы всё это из вторых рук. Тем не менее, нам действительно нужно, чтобы наш имперский советник по разведке имел прямой доступ ко всем поступающим к нам разведданным. Именно это Мерлин — и Албер, который немного более… гибок в этих вещах — втолковывают Белому Утёсу прямо в эту минуту. — Император пожал плечами. — К настоящему времени все здесь, в Чизхольме, считают Мерлина моим личным посланником. И Шарли, если уж на то пошло. Они все готовы согласиться с тем, что он говорит непосредственно от нашего имени, но он может быть немного более откровенным, чем любой из нас, без того, чтобы всё стало официально липким. И, если уж на то пошло, люди могут быть «более откровенными», отвечая ему, в то время как все притворяются, что это не связано с нами.

— Понятно. — Стейнейр покачал головой и усмехнулся. — Почему-то немного трудно думать о Мерлине, изображающим посредника.

— В самом деле? — Кайлеб склонил голову набок, глядя на архиепископа со странным выражением, наполовину улыбкой, наполовину гримасой. — Поверь мне, «посредник» — довольно хорошее описание пары вещей, которые он имеет в виду.

— Какого рода вещей? — спросил Стейнейр очень насторожённым тоном, но Кайлеб только покачал головой.

— О, нет, Мейкел! Мы не собираемся обсуждать эту конкретную маленькую дискуссию до тех пор, пока Мерлин не появится здесь, чтобы самому принять в ней участие. Если уж на то пошло, он был немного загадочным даже с Шарли и со мной, так что мы с нетерпением ждём возможности услышать, чем он на самом деле занимается, в то же время, что и ты!

Стейнейр задумчиво посмотрел на своих монархов. Бывали времена, когда ему приходилось напоминать себе, что у Мерлина Атравеса были свои собственные планы. Или, возможно, было бы точнее сказать, что у Нимуэ Албан были свои собственные планы. А ещё лучше — её собственная миссия. Архиепископ никогда не сомневался в преданности Мерлина Черис и людям, которые стали его друзьями, его семьёй. И всё же под всем этим — иногда скрытым этой преданностью, какой бы она ни была, — скрывалась гранитная цель, которая сознательно послала Нимуэ Албан на смерть, чтобы девять столетий спустя её ПИКА могла ходить по земле планеты, которую она сама никогда не увидит. Стейнейр подумал, что должны были быть моменты, когда Мерлин считал, что императивы миссии Нимуэ вступают в противоречие с его собственной лояльностью здесь, на Сэйфхолде. Вряд ли могло быть по-другому, и архиепископ надеялся, что всё, что он имел в виду на этот раз, не подпадает под эту категорию. И всё же, если бы это произошло, он знал, что Мерлин встретил бы этот вызов так же непоколебимо, как и любой другой вызов, и тут Стейнейр обнаружил, что бормочет тихую, искреннюю молитву за душу, которая приняла на себя такое бремя.