— Я, верно, надоела тебе. И чего я разболталась, какое тебе до всего этого дело!

— Ну что ты, мы ведь с тобой старые друзья.

Сара поглядела на Эстер и тут же, не совладав с искушением, снова принялась болтать: Билл сказал… я ему сказала… и не умолкала всю дорогу, пока они не вышли на угол Олд-Кэмптон-стрит. Эстер, которой все это порядком прискучило, протянула Саре руку.

— Тебе, верно, пора возвращаться. Может, зайдешь, выпьешь чего-нибудь?

— Седьмой час, поздновато. Но раз уж ты так добра, пожалуй, от кружки пива не откажусь.

Прощаясь, Сара спросила:

— Ты небось много слышишь вечерами всяких разговоров про скачки?

— Я не прислушиваюсь, но тут хочешь не хочешь — наслушаешься.

— А про Бена Джонсона, которого готовят к скачкам на Приз Цесаревича, разговору много?

— Только и слышно. Он сейчас у всех на языке.

Хмурое лицо Сары сразу просветлело, и Эстер спросила:

— Ты что, поставила на эту лошадь, что ли?

— Да, совсем пустяк. Полкроны — один приятель одолжил. А что говорят — может он выиграть?

— Говорят, если брок на ноге не подведет, то он обойдет всех на полмили. Все будет зависеть от того, выдержат ли сухожилия.

— А ставки на него растут?

— Да, сейчас как будто дают двенадцать к одному. Хочешь, могу спросить Уильяма.

— Нет, не надо. Мне просто хотелось узнать, не слышала ли ты чего новенького.

После этого Сара стала снова наведываться к ним в пивную. Она появлялась часов около девяти вечера и задерживалась на полчаса, а иной раз и дольше, и так продолжалось недели две. Она говорила, что заходит проведать Эстер, однако всякий раз отказывалась пройти с ней в гостиную, где они могли бы спокойно поболтать наедине, и предпочитала сидеть в пивном зале, прислушиваясь к разговорам мужчин и согласно кивая головою, когда старик Джон принимался расхваливать выносливость старого Бена. А на следующий день все ее внимание было уже целиком поглощено Кетли, она начинала допытываться, не произошло ли чего-нибудь, похожего на предзнаменование. Ей снились скачки, заявила Сара, но это был совсем дурацкий сон, просто какая-то неразбериха. Кетли горячо восстал против такой легкомысленной оценки столь важного предмета и даже пошел проводить Сару до Оксфорд-стрит и посадить в омнибус, надеясь, что ему удастся ее разубедить. Однако на следующий вечер Сару уже не интересовал никто, кроме мистера Джорнеймена, утверждавшего, что, принимая во внимание гандикап Бена в весе, его победа становится все более и более реальной, и он берется это доказать; он высчитал, что этой лошади можно дать шесть стоунов десять фунтов, а ее гандикапировали всего в шесть стоунов семь фунтов.

— Они пришлют ее сюда на этой неделе, и, если нога в порядке, на старину Бена можно ставить сто фунтов против медного фартинга.

— А сколько они еще будут его тренировать? — спросила Сара.

— Сейчас он делает полторы мили в день… Послезавтра его будут испытывать, проверять, не потерял ли он в скорости, и если испытание пройдет как надо, верьте мне, эта лошадь не подведет.

— А когда вы будете знать, как прошло испытание?

— В пятницу утром мне должны прислать письмо, — сказал Стэк. — Загляните сюда вечерком, и я уже смогу вам сообщить кое-что.

— Очень вам признательна, мистер Стэк. А теперь, мне, пожалуй, пора домой.

— Нам с вами по пути, мисс Тэккер… Если вы не против, я вас провожу… — мистер Стэк понизил голос до шепота, — и расскажу вам все про эту лошадку.

Когда дверь за ними закрылась, участие женщин в игре на скачках подверглось обсуждению.

— Воображаю, что бы это было, если бы моя жена заделалась букмекером. Держу пари, набрала бы ставок сверх головы, а потом сама начала бы ставить на фаворита ниже, чем принимала.

— А я не вижу причины, почему это мы должны быть умнее вас, — сказала Эстер. — Ты-то сам разве никогда не набирал лишнего? А как было с Синтаксисом и с той лошадью, про которую ты мне сказывал на прошлой неделе?

Уильям крупно погорел на прошлой неделе, когда не поверил в одну лошадь и напринимал на нее ставок, а она выиграла скачку. Слова Эстер были встречены общим смехом.

— Какие из них букмекеры, я не скажу, — заметил Джорнеймен, — но только в теперешнее время и среди женщин есть немало таких, что распознают лошадку лучше тех, кто ее гандикапирует.

— Вот и эта особа, — сказал Кетли, ткнув указательным пальцем в сторону входной двери, за которой Сара скрылась вместе со Стэком, — тоже, похоже, что-то пронюхала.

— Надо будет попытать Стэка, когда он воротится, — сказал Джорнеймен, подмигнув Уильяму.

— Женщины умеют волноваться из-за самых ничтожных пустяков, — презрительно заметил старик Джон. — Небось и поставила-то полкроны, как не меньше. Ей же наплевать и на лошадь, и на скачку, ни одну женщину это сроду не интересовало. Она о каком-нибудь своем дружке печется, а тот небось играет по крупной.

— Пожалуй, вы правы, — задумчиво сказала Эстер. — Прежде я никогда не замечала, чтобы ее так уж занимали скачки.

В день розыгрыша приза часа в три пополудни Сара снова заглянула в маленькую буфетную при пивной. Вестей с ипподрома еще не поступало.

— Может, посидишь в гостиной? — спросила Эстер. — Там тебе будет удобнее.

— Нет, спасибо, милочка, не стоит. Мне просто хочется узнать, кто возьмет приз.

— Ты что, много поставила?

— Нет, всего пять шиллингов… Но один мой приятель рассчитывает выиграть крупную сумму, А у тебя, никак, новое платье, милочка? Где ты его покупала?

— Материя лежала у меня давно, да я только в прошлом месяце собралась сшить. Тебе нравится?

— Очень хорошенькое платьице, — отвечала Сара. Однако Эстер видела, что мысли ее далеко.

— Скачка, верно, уже закончилась. Она ж должна была начаться в два тридцать.

— Да, только там никогда точно не начинают. Могло быть несколько фальстартов.

— Я вижу, ты теперь во всем разбираешься.

— Да здесь же ни о чем другом и не говорят.

Эстер спросила Сару, когда ее хозяева возвращаются в город. Сара изменилась в лице.

— Их ждут завтра, — сказала она. — А почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, просто так.

Обе примолкли; взгляды их встретились. И в эту минуту до них долетели крики, которые быстро приближались: «Победитель скачки! Победитель скачки!..»

— Я пошлю за газетой, — сказала Эстер.

— Ой, нет, не надо… А вдруг он не выиграл!

— Так от этого теперь ничего не изменится.

— Ах, нет, Эстер, подожди, кто-нибудь придет и все нам расскажет. Скачка не могла так рано кончиться. Это же большая скачка, они долго скачут.

Мальчишка-газетчик тем временем уже пробежал мимо. Вызывавшие трепет слова: «Победитель! Победитель!» — звучали все слабее.

— Все равно теперь уж поздно бежать за газетой, — сказала Сара. — Сейчас кто-нибудь вернется, и мы все узнаем… Я уверена, что в газете вообще ничего нет. Эти мальчишки кричат что попало, лишь бы распродать свой товар.

— Победитель! Победитель!.. — Крики приближались снова.

— Если эта лошадь взяла приз, мы с Биллом поженимся… Но у меня какое-то дурное предчувствие.

— Победитель!..

— Сейчас мы все узнаем. — Эстер вынула из кассы полпенса.

— Не надо, давай обождем. Это же не могло уже попасть в газету, а если там что-нибудь напутали…

Но Эстер, не говоря ни слова, протянула Чарльзу монетку. Чарльз вышел и через несколько минут возвратился с газетой.

— Первым пришел Ураган, вторым Бен Джонсон, третьим Лесничий, — прочел он. — Хорошие вести для хозяина. На Урагана мало кто ставил…

— Значит, эта лошадь пришла второй, — сказала Сара. Лицо ее было смертельно бледно. — А говорили, что она не может не выиграть.

— Надеюсь, ты не так уж много потеряла, — сказала Эстер. — Ты не у нас делала ставки?

— Нет, не у вас. Да я и поставила-то всего несколько шиллингов. Не о чем говорить. Я хочу выпить.

— Чего тебе налить?