Литмир - Электронная Библиотека
A
A

День ото дня она чувствовала себя все счастливее. Она не сокрушалась больше по поводу того, что миссис Лэтч не хотела обучить ее приготовлению желе, да и язвительные намеки Сары на неграмотность уже не задевали ее так, как бывало. У Эстер по-прежнему не было ни гроша, не хватало даже самой необходимой одежды, и в повседневной ее жизни случалось немало мелких огорчений и забот, но теперь выдавались минуты, которые вознаграждали за все. Ведь именно к ее помощи прибегала миссис Барфилд, когда у нее внезапно возникала в чем-нибудь нужда, и мисс Мэри тоже всегда обращалась к Эстер, если ей требовалось молоко для котят или отруби и овес для кроликов.

Жизнь в Вудвью текла по двум руслам: Старик и его скаковые конюшни. Ангелочек и ее оранжереи. Изредка приезжали гости; их принимала мисс Мэри в гостиной или на теннисной площадке. Миссис Барфилд не выходила к гостям. Она предпочитала оставаться в своем домашнем платье — старом, давно отвергнутом ее дочерью и державшемся кое-где на булавках, — и в таком же древнем чепце с выгоревшим цветком мака, свисающим с макушки. В этом одеянии она бродила от оранжереи к садовому сарайчику и обратно, поливала, подрезала, опрыскивала свои растения и желала только одного — чтобы ей не мешали заниматься этим делом. Цветы свои она любила больше всего на свете, не считая детей; да она и в самом деле заботилась о них, как о детях, и день-деньской могла просидеть, склонившись над цветами, очищая их от вредных насекомых, в то время как солнце немилосердно жгло ей спину сквозь стеклянную крышу оранжереи. И она могла лейку за лейкой носить воду по длинной садовой дорожке, никогда не жалуясь на усталость. И лишь тогда с ее губ срывался жалобный упрек, когда мисс Мэри забывала покормить кого-нибудь из своих любимцев, которых у нее было бесчисленное количество — кролики, котята, грачи, — и весь уход за ними был возложен на нее. Голодный вид этих бессловесных тварей был для миссис Барфилд непереносим, и она поспешно направлялась в конюшню и возвращалась оттуда с охапкой сена. А если одной пары рук не хватало, она посылала Эстер с молоком и кусочками хлеба с мясом покормить несчастных грачей, столь безжалостно позабытых мисс Мэри.

— Я не буду больше заводить животных, — говорила миссис Барфилд. — Мисс Мэри нисколько о них не печется и все перелагает на мои плечи. Взгляните на этих несчастных котят — как они жалобно мяукают и цепляются за мой подол! — Миссис Барфилд могла без конца говорить о своей безграничной любви ко всем животным, и, пересказывая Эстер различные мелкие события, она мало-помалу развертывала перед ней картину своей жизни.

Однако миссис Барфилд, в свою очередь, любила послушать, как Эстер рассказывает о своем отце и маленькой антикварной лавочке в Барнстейпле, о молитвенных собраниях, о суровой и бесхитростно простой вере добрых Плимутских Братьев. Под воздействием обстоятельств жизнь Ангелочка не была столь строго ограничена религиозными рамками, как прежде, однако она не утратила совсем своих религиозных привычек. Ее религия была подобна саду, который стали менее усердно возделывать, чем в былые времена, но не стали менее горячо любить, и, слушая рассказы Эстер, она заново переживала свою молодость и замирала, опустив лейку, погружаясь в сладостные воспоминания о счастливых днях. Так текла и формировалась жизнь Эстер; так в бесконечном повторении простых повседневных дел хозяйка дома и служанка учились понимать и любить друг друга, и взаимная ножная симпатия, объединявшая их, росла и крепла, питаясь общностью расы и религии.

V

В дремотном летнем зное выгорала трава на холмах, и после каждой езды Старик осторожно и боязливо ощупывал стройные ноги своего лучшего скакуна, проверяя, нет ли где опухоли. Почти каждый день наведывался Уильям — разузнать новости. Он поставил пять шиллингов и, по его расчетам, должен был выиграть пять фунтов десять шиллингов — целое маленькое состояние. Направляясь в буфетную, он обычно задерживался возле Эстер и расспрашивал, что слышно нового. Да, говорят, будто Серебряное Копыто в порядке, отвечала Эстер, продолжая выбивать ковер.

— Тебе до скончания века не выбить этого ковра, — говорил Уильям. — Давай-ка его сюда. — После некоторого колебания Эстер все же отдавала ему ковер, и он выколачивал его о стену. — Вот, — говорил он, — вот как я выбиваю ковры. Теперь в нем нет ни пылинки.

— Спасибо… Сара ушла часа полтора назад.

— А! Верно, отправилась в Городской сад. Ты никогда там не бывала? Там и театр, и танцевальная площадка, и разные аттракционы, словом, всякая всячина. Но ты такая набожная, небось не захочешь пойти туда?

— Просто каждый воспитан по-своему.

— Ну так что ж, пойдешь?

— Я думаю, мне не понравится в этом Саду… Хотя, может, там и не хуже, чем в любом другом таком месте. Я уже-столько всего наслушалась с тех пор, как попала сюда, что, по правде-то говоря…

— Что — по правде-то говоря?

— Да другой раз кажется, что вроде и ни к чему слишком-то всего бояться.

— Ну правильно… Чепуха все это. Так что ж, может, сходим в следующее воскресенье?

— Ну уж нет, только не в воскресенье.

Уильям сказал Эстер, что Старик взял его к себе в ливрейные лакеи. В субботу будет готова его ливрея, и с понедельника он приступит к исполнению своих обязанностей. И оба они сразу подумали о том, что теперь, значит, будут видеться каждый день. Уильям опять сказал, что мать будет очень расстраиваться, как только увидит, что он сбегает с крыльца и становится на запятки.

— Она вбила себе в голову, что мне не подобает быть слугой, а я так считаю: делай то, за что тебе больше платят. Я бы хотел стать жокеем и, верно, сумел бы неплохо показать себя — Старик одно время говорил, что я в седле лучше Рыжего. Но мне не повезло — к пятнадцати годам я начал расти… Эх, если бы я остался таким, как Демон!

Эстер поглядела на него с недоверием — всерьез ли он это говорит, вправду ли хотел бы он променять этот замечательный рост и эти плечи…

Прошло еще несколько дней, и Уильям убедил ее приобрести за шиллинг лотерейный билет — он взялся распространить эти билеты среди домашней прислуги и работников усадьбы. Эстер пыталась отговориться: у нее нет денег, жалованье ей заплатят только в конце августа. Но Уильям сказал, что одолжит ей деньги, и с такой умильной улыбкой протянул шляпу с билетиками, на которых были написаны клички лошадей, что она не устояла против внезапно охватившего ее желания сделать ему приятное, не раздумывая больше, сунула руку в шляпу и взяла билетик.

— Никаких билетиков, никакой игры у меня в кухне, — сказала миссис Лэтч, оборачиваясь от плиты. — Не можешь ты, что ли, оставить в покое эту девчонку, пока вы ее вконец не испортили?

— Хватит вам ворчать-то, маменька. Мы же не бьемся об заклад — это лотерея.

— Хрен редьки не слаще, — буркнула миссис Лэтч. — Так вот оно и начинается, а потом и пошло и пошло. До добра это никогда не доводит, а уж несчастий, видит бог, видела я от этого на своем веку предостаточно.

Маргарет и Сара, несколько смущенные, глядели на миссис Лэтч, держа билетики в руках. Эстер еще не развернула свой билетик. Она посмотрела на миссис Лэтч и пожалела, что приняла участие в лотерее.

А вдруг Сара или Гровер, которая только что заглянула на кухню, поднимут ее на смех, — ведь она даже не могла прочесть кличку лошади на своем билетике. Поняв ее затруднение, Уильям пришел ей на выручку.

— Серебряное Копыто… — прочел он. — Черт побери, она вытащила то, что надо.

Тут со двора долетел стук подков, и все служанки бросились к окнам.

— Он выиграет! — закричал Уильям, стоя позади девушек и махая рукой Демону, проскакавшему мимо на Серебряном Копыте. — Старик приведет его первым к финишу, будьте спокойны.

— И я так считаю, — сказал мистер Леопольд. — А дождь сыграл нам на руку: неделю назад Серебряное Копыто начал было сдавать. Нам бы еще немножко дождя. Еще бы недельку-другую.

И небеса, казалось, шли навстречу желаниям мистера Леопольда, словно и они принимали интересы конюшни близко к сердцу. Дождь обычно начинал накрапывать с вечера и шел всю ночь, а утра были ясные, погожие, и Серебряное Копыто ежедневно делал свою положенную милю и становился все крепче, все выносливее. И под шум этих дождей, которые приносил с моря ветер, обитатели Вудвью все веселели, и уверенность в предстоящем успехе начала отражаться на всех лицах. Исключением были лишь миссис Барфилд и миссис Лэтч, косо поглядывавшие на торжествующего дворецкого. А сам он все чаще становился темой разговоров. Всем казалось, что он держит нити их судьбы где-то в недрах своего шкафа. Больше всего нагонял он страху на мисс Пегги.

13
{"b":"860415","o":1}