— Чего тебе надо?

— Вы миссис Спайрс? Мне нужно пристроить ребенка.

— Да, я миссис Спайрс. А тебя кто прислал, позволь узнать?

Эстер объяснила, и миссис Спайрс предложила ей зайти в кухню.

— Видела во дворе ребятишек? Я присматриваю за ними, пока их мамаши работают — кто стирает, кто ходит делать уборку… А вечером они забирают ребят домой. Я беру с них всего по четыре пенса в день, и это совсем даром, возни с ними не оберешься. Твоему сколько?

— Моему только месяц. Я могу сейчас наняться кормилицей, если пристрою куда-нибудь ребенка. Могли бы вы приглядеть за моим малышом?

— А сколько ты будешь мне платить?

— Пять шиллингов в неделю.

— А сама в кормилицах будешь получать фунт в неделю? Ты можешь раскошелиться и на большее.

— Я буду получать пятнадцать шиллингов в неделю.

— Ну что ж, значит, можешь платить шесть. Больно уж это муторное дело стало — смотреть в наши дни за младенцами; за меньшее смысла нет.

Эстер колебалась, ей не нравилась эта женщина.

— Небось тебе ведь захочется, чтобы твой малютка получал все самое что ни на есть лучшее, — сказала женщина уже совсем другим, льстивым тоном. — Не захочешь небось, чтобы я сливала ему в бутылочку остатки молока, какие под рукой?

— Я хочу, чтобы за моим ребенком был хороший уход и чтобы вы показывали мне его раз в три недели.

— Ты что ж, хочешь, чтобы я возила к тебе ребенка — туда, где ты будешь служить, и платила за автобус из пяти шиллингов в неделю? Нет, так не пойдет! — Эстер молчала. — Ты небось не замужем? — неожиданно спросила миссис Спайрс.

— Нет, я не замужем. Ну и что?

— Да ничего. Просто таких, как ты, много сейчас. А папашу потрясти нельзя? Или ты не можешь до него добраться?

Снова наступило молчание. Эстер была в какой-то странной нерешительности. Она с недоверием поглядывала по сторонам, и, перехватив ее взгляд, миссис Спайрс сказала:

— Здесь за твоим малюткой будет хороший присмотр. Кухонька у меня теплая, других младенцев пока нет, а те ребятишки мешать не будут, они играют во дворе. Советую тебе принести сюда твоего малыша, лучшего места ты не найдешь.

Эстер сказала, что она подумает и завтра даст ответ. Пока она, пересаживаясь с омнибуса на омнибус, добиралась до дому, уже успело стемнеть. Первое, что она услышала, отворив дверь, был плач ее малютки.

— Что случилось? — воскликнула она, опрометью бросаясь через прихожую.

— Это ты? Как долго тебя не было. Несчастный ребенок совсем изголодался, плачет почитай что целый час. Я бы дала ему молочка, да у меня даже бутылки с соской нет.

— Он проголодался? Ну, сейчас получит вдоволь. Может, мне уже недолго кормить его, бедняжку.

Эстер рассказала миссис Джонс про миссис Спайрс, и они стали сообща решать, как быть.

— Раз тебе так и так придется оставлять на кого-то ребенка, почему бы не оставить там? Эта женщина постарается за ним присматривать наилучшим образом хотя бы ради шести шиллингов в неделю.

— Да, это верно, я понимаю. Только все говорят, что дети, оставленные кому-нибудь на попечение, часто умирают… Если мой сын умрет, я никогда себе этого не прощу.

Вскоре Эстер легла спать, но уснуть не могла; она лежала, легонько обхватив ребенка рукой, и мысль о разлуке с ним приводила ее в отчаяние. За что ей такое наказание, почему должна она отдавать куда-то своего ребенка? Чем провинился несчастный малютка? Он-то, во всяком случае, ни в чем не повинен, за что же разлучать его с матерью? В полночь она встала, зажгла свечу, поглядела на ребенка и взяла его на руки; она так крепко прижала его к груди, что он заплакал; безумная мысль промелькнула у нее в голове: лучше задушить его собственными руками, чем отдавать чужому человеку. Он будет заброшен и зачахнет! Наконец сон принес ей избавление от этих страшных мыслей.

Когда она проснулась, ярко светило солнце, и безумная мысль — убить ребенка — растаяла вместе с ночным мраком, а поездка в Уондсуорт даже доставила ей удовольствие. Малыш улыбался и ворковал, пассажиры в омнибусе расхваливали его на все лады, и закоулок, где жила миссис Спайрс, показался теперь Эстер не таким уж убогим. Разгружали воз сена, и это сразу придало тупичку приятный сельский вид. И миссис Спайрс была на этот раз одета чище, опрятнее. Эстер уже не чувствовала к ней неприязни. Миссис Спайрс соорудила для малютки славную маленькую колыбельку, и у него был такой довольный вид, когда его положили в нее, что прощание с ним оказалось для Эстер не столь мучительным, как она ожидала. Через несколько недель она опять увидит его, а за это время подработает денег. Ей не сразу удалось сосчитать, сколько же это будет за три недели. Просто не верилось, что она может заработать так много денег за такой короткий срок. Ей долго не везло, но вот наконец счастье ей как будто улыбнулось. Эстер так углубилась в мечты о светлом будущем, что едва не проехала свою остановку на Чаринг-кросс: окажись кондуктор менее внимательным, она бы уехала невесть куда — до Клеркенуэлла или даже до Айлингтона. Она пересела в другой омнибус и вышла на Оксфорд-стрит, решив остальной путь проделать пешком. Ей не хотелось тратить ни единого пенса зря…

Миссис Джонс нашла, что Эстер сделала все правильно, помогла ей собрать ее пожитки и, от души пожелав удачи, проводила до извозчика, который повез ее на Керзон-стрит.

Эстер чувствовала себя окрыленной, будущее рисовалось ей в радужном свете. Она старалась представить себе новый дом: будет ли он таким же роскошным, как Вудвью? Дверь ей отворила горничная в аккуратном черном платье с белыми манжетами и с белой наколкой на волосах. В холле ей бросился в глаза витраж; на выкрашенных белой масляной краской стенах висели гравюры в белых рамах. Где-то справа отворилась дверь, и из желтой гостиной появилась миссис Риверс.

— А, это вы! — сказала миссис Риверс. — Я с нетерпением ожидаю вас. Малютка капризничает. Ступайте прямо в детскую. Как, кстати, вас зовут?

— Уотерс, мэм.

— Эмили, распорядитесь, чтобы вещи Уотерс отнесли к ней в комнату.

— Хорошо, мэм.

— Так идите же, Уотерс. Надеюсь, от вас будет больше толку, чем от ваших предшественниц.

Высокий благообразный мужчина стоял в дверях комнаты, которая была полна всевозможных красивых вещей; миссис Риверс сказала, проходя:

— Это наша новая няня, дорогой.

Они поднялись по лестнице, и Эстер краем глаза увидела спальню, завешанную мягко ниспадающими драпировками, заставленную изящными фарфоровыми безделушками. Они преодолели еще одну лестницу и услышали жалобный плач ребенка. Миссис Риверс сказала:

— Бедная крошка! Это дитя все время плачет. Возьмите ее, Уотерс, возьмите скорей!

Эстер села, и вскоре крошечное существо затихло.

— Кажется, вы ей понравились, — сказала заботливая мамаша.

— Похоже, что так, — сказала Эстер. — Какая она крохотная, мой мальчик вдвое больше.

— Надеюсь, что ваше молоко придется ей по вкусу и она не будет срыгивать все обратно. Иначе я просто не знаю, что делать.

— Думается мне, обижаться не будете, мэм. А сами-то вы не можете ее кормить? Нездоровы, верно? А ведь по виду не скажешь.

— Я? О нет, этого я не могу себе позволить. — Миссис Риверс с подозрением покосилась на небольшую грудь Эстер, похожую на перевернутую чашу, и сказала: — Надеюсь, у вас много молока!

— О да, мэм. В больнице говорили, что у меня хватило бы и на близнецов.

— Ужин будет в девять часов. Но вам не годится так долго ждать. Я распорядилась, чтобы вам подали стакан портера и сандвичи. А может быть, вы предпочитаете дождаться ужина? Если хотите, вам могут дать ужин и в восемь часов.

Эстер взяла сандвич, и миссис Риверс налила ей стакан портера.

Вечером миссис Риверс, покинув гостиную, снова появилась в детской, чтобы проверить, какой ужин подали кормилице; превосходная еда, стоявшая перед Эстер, не получила ее одобрения; миссис Риверс направилась в кухню и строго-настрого наказала повару, чтобы мясо в следующий раз не было пережаренным.