— Двенадцать человек брали билетики. Правильно? Сара, Маргарет, Эстер, мисс Гровер, мистер Леопольд, я, четверо жокеев, Надувало и Уолл… Условия были такие: чья лошадь пришла первой, получает семь долей, у кого пришла второй — три доли, и у кого третьей — две. Третьей лошади ни у кого не было, значит, я полагаю, эти два шиллинга должны достаться главному победителю.

— Главному победителю? Это что — Эстер? А почему, скажите на милость, ей? Что же такое получается? И как это не было третьей лошади? Третьим пришел Мыльный Пузырь, так ведь?

— Так, только эта лошадь не участвовала в лотерее.

— Почему это она не участвовала?

— Потому что не попадала в число первых одиннадцати — в число фаворитов. Мы играли только на тех лошадей, которые были названы в «Спортсмене» как фавориты, на которых больше всего делали ставок.

— А как же тогда попал в игру Серебряное Копыто?

— Да что ты так кипятишься, Сара, никто не собирается тебя обманывать, все делается честно, а если ты нас в чем-то подозреваешь, говори прямо.

— Я хочу знать, как попал в игру Серебряное Копыто — он же не был в числе фаворитов.

— Ну, не строй из себя дурочку, Сара. Ты же прекрасно знаешь, что мы согласились сделать исключение для нашей лучшей лошади. Хороша была бы лотерея, если бы мы не включили в нее Серебряное Копыто.

— А если бы первым Мыльный Пузырь пришел, — воскликнула Сара, сдвинув брови, — что бы тогда было с нашими денежками?

— Вам бы их вернули — каждый получил бы свой шиллинг обратно.

— А теперь я, видите ли, должна получить три шиллинга, а эта святоша, Плимутская Сестричка, или как там ее, получит девять! — вскричала Сара, быстро, несмотря на выпитое пиво, все прикинув в уме. — Почему это два шиллинга, которые должны были достаться за Мыльного Пузыря, отдавать теперь за первую лошадь, а не за вторую?

Уильям был в нерешительности, он не мог сразу найти на это убедительного ответа, и Сара, почувствовав, что берет верх, тотчас обвинила его в том, что он просто старается угодить Эстер.

— Будто мы не видели, как ты с ней гуляешь допоздна, чуть не до полночи, — вот потому ты и хлопочешь, чтобы все денежки достались ей. Что же, ты нас за дураков считаешь, что ли? Вот уж, у кого бы я ни работала, а такого еще не видала, — где это слыхано, чтобы лакей гулял с судомойкой, да еще с сектанткой.

— Ну ты, потише! Не смей задевать мою религию! — Эстер вскочила с места, но Уильям успел схватить ее за руку.

— Не обращай внимания, пусть себе мелет языком…

— Ишь ты, не обращай внимания!.. Чтобы такая особа… Она даже и не служила прежде нигде. Верно, ее взяли из какого-нибудь работного дома — так вроде это называется…

— Я не позволю ей оскорблять меня!.. Не позволю! — кричала Эстер, вся дрожа от ярости.

— Подумаешь, важная птица — оскорбили ее! — уперев руки в бока, выкрикивала Сара.

— Вот что я тебе скажу, Сара Тэккер, — сказала миссис Лэтч, поднимаясь со стула. — Я запрещаю тебе дразнить эту девушку. Ты нарочно ее бесишь, чтобы она сделала что-нибудь, чего не положено, а ты тогда ухватишься за это и побежишь жаловаться на нее хозяйке… Пойдем отсюда, Эстер, пойдем со мной. Пускай делят свои выигрыши, если им охота. Я-то знаю, что это никогда не приводило к добру.

— Вам хорошо так рассуждать, маменька, но нам же надо договориться и поделить деньги.

— Не нужны мне ваши деньги, — угрюмо сказала Эстер. — Не возьму я их.

— Что за вздор, черт подери! Ты должна взять свои деньги. Ага, вон идет мистер Леопольд — он нас рассудит.

Мистер Леопольд сразу же сказал, что деньги, которые должны были бы достаться за третью лошадь, следует поделить между теми, кто получает за первую лошадь и за вторую. Однако Сара не согласилась с таким решением. В конце концов было предложено передать этот вопрос на решение редактору «Спортсмена», но поскольку Сара и тут осталась глуха ко всем доводам, Уильям предложил ей выбрать самой, кому она больше доверяет — «Спортсмену» или «Спортивной жизни».

— Послушайте, вы, — сказал Уильям, становясь между обеими девушками, — в такой вечер, как сегодня, грех ссориться. Каждый из нас что-то выиграл и должен быть этому рад. Спор-то ведь пошел из-за двух шиллингов, которые должны были бы достаться за третью лошадь, если бы она участвовала в лотерее. Мистер Леопольд сказал, что эти деньги надо поделить. Ты, Сара, с этим не согласна. Мы предложили написать в «Спортсмен». Эстер сказала, что она вообще отказывается от этих денег. Так, Христа ради, Сара, скажи же нам, чего ты хочешь?

С минуту Сара колебалась; затем предложила что-то совсем нелепое и после продолжительной перепалки с Уильямом, состоявшей преимущественно из брани и оскорбительных намеков, объявила, что не возьмет этих двух шиллингов и одного не возьмет тоже. Пусть ей отдадут те три, что она выиграла, больше ей ничего не надо. Уильям поглядел на нее, пожал плечами, достал свою трубку и кисет и заявил, что, по его глубокому убеждению, ни одна женщина на свете не должна играть на скачках.

— Спокойной ночи, сударыни, на сегодня я сыт вашим обществом по горло, пойду лучше покурю в буфетной. Смотрите не выдерите друг другу волосы — оставьте что-нибудь для медальона мне на память.

Дверь буфетной захлопнулась. Несколько минут мужчины курили в молчании, затем Уильям сказал:

— Как вы считаете, у него есть шансы выиграть Честерфилдский кубок?

— Он выиграет шутя, если пойдет сразу. Только на месте Старика я бы посадил на него парня покрепче. Его же могут загандикапировать на семь фунтов, а тогда на него можно посадить и Джони Скотта.

Разгорелся жаркий спор по вопросу о том, в какой мере можно рассчитывать на то, что норовистая под одним жокеем лошадь станет спокойной под другим; приводились интересные примеры из того далекого прошлого, когда мистер Леопольд служил еще камердинером у Старика, и оба они были холосты, и в их жизни не было ничего, кроме скачек и бокса. Однако, закончив свой рассказ о том, как однажды он встретился в раздевалке с Бирмингемским Цыпленком и, не зная, с кем имеет дело, предложил выйти с ним на ринг, мистер Леопольд признался, что он не уверен в том, как ему следует сейчас поступить: он может поставить пятьдесят фунтов против десяти шиллингов в дубле. Ставить все на одну лошадь или подстраховаться, поставив часть денег на другую? Уильям даже затрясся от восторга. Ну и отчаянная же голова! Кто бы мог подумать, что эта маленькая, чуть больше кокосового ореха, голова начинена такими мозгами! Пятьдесят фунтов к десяти шиллингам — поставить все на одну лошадь или подстраховаться? Кто может ответить на этот вопрос лучше, чем сам мистер Леопольд? Только, конечно, жалко разбивать такую круглую сумму. Какое значение могут иметь десять шиллингов? Мистер Леопольд не такой человек, чтобы не выдержать удара, если даже эти деньги ухнут. Уильям был очень горд, что у него спросили совета. Никто до сих пор не слыхал о том, чтобы мистер Леопольд посвящал кого-нибудь в свои планы.

На следующий день они вместе отправились в Шорхем. В «Красном льве» было полно народу. Порой голос трактирщика или кого-нибудь из посетителей перекрывал шум:

— Две кружки бартоновского, кружку горького, три порции виски со льдом!

Железнодорожные служащие, матросы, рыбаки, приказчики, торговцы овощами — все собрались здесь. Каждый из них что-то выиграл на скачках, и все пришли за своими выигрышами.

Старина Уоткинс, пожилой мужчина с седыми бакенбардами и округлым брюшком, тоже заглянул в бар, чтобы промочить горло. В контору к себе он вернулся вместе с мистером Леопольдом и Уильямом. Контора представляла собой просто маленький закуток, отгороженный от какого-то флигеля; в нее попадали прямо с улицы.

— Вот и говорите о фаворитах! — сказал Уоткинс. — Мне куда легче выплачивать за трех первых фаворитов, чем за одного этого: тридцать — двадцать к одному стартовая ставка, и весь город на него ставит, это кого хочешь разорить может!.. А вы, друзья, зачем пожаловали? — спросил он, обернувшись к станционным носильщикам.