Стремительным своим течением река вытянула плотик из суводи, понесла на своей упругой спине. Вынесла, наконец, в заливчик за церковью, протянувшийся длинным языком почти до самого, одиноко стоявшего на взгорье рыбацкого домика.
Сквозь подтопленный кустарник увидел лодку, до половины вытянутую на берег, понял, что домик не пуст, что живая душа в нём есть. Слабыми усилиями рук долго продвигал плот ближе к лодке, пока не упёрся в мелководье. Попытался крикнуть, сил не достало. Так и сидел безгласно и недвижно, выжидая появления человека.
Лодка была рядом. И мотор, готовый к работе, был при ней. Но лодка была чужая, и Алексей Иванович в недоверии ко всему, что могло ещё с ним случиться, сознавал, что судьба его и теперь после всех свалившихся тягот, полностью зависит от того человека, что находился в рыбацком домике, доползти до которого сам он был уже не в силах. Захочет ли тот человек поступиться своей рыбацкой или охотничьей страстью ради другого? Решится ли на десятикилометровый путь по разливам, чтобы доставить его, одинокого и беспомощного, на базу, откуда две ночи тому назад он так самонадеянно отплыл?..
Никогда прежде Алексей Иванович не засомневался бы в готовности даже незнакомого человека помочь другому, попавшему в беду. Но пули, выпущенные в него Авровым, убили его веру, не осталось даже надежды на какое-либо к себе сочувствие.
Человек появился. С ружьём на плече, опоясанный патронташем, он взбодрено торопился к лодке. Увидел плот, человека на плоту, остановился, пугливо, какими-то крадущимися шагами подошёл.
− Это вы? Что с вами? – спросил, округляя глаза в изумлении.
Алексей Иванович узнал человека по широкому лицу и пышным бакенбардам интеллигента девятнадцатого века. Давняя и единственная их встреча случилась на этих же разливах, когда с Зойченькой возвращались они домой, отчуждённые друг от друга долгим одиночеством вдвоём.
Человек с бакенбардами был тогда в отчаянье от заглохшего среди моря мотора, и Алексей Иванович, жаждущий хоть какого-то общения, хоть какой-то душевной разрядки, долго возился с чужим, казалось, безнадёжным мотором, и в конце-концов оживил. Человек запомнил его.
Не в силах уразуметь необычайность того, что было перед ним, человек снова спросил:
− Что с Вами?..
Алексей Иванович, рукой показывая на свой полуоткрытый рот, слабым голосом попросил:
− Если можно, что-нибудь поесть…
− Конечно, конечно. Сейчас, - забормотал, заторопился к дому человек.
Человек возвратился, зашёл в воду, к плоту, расстелил перед Алексеем Ивановичем газету, выложил половину хлебного кирпича, ломоть колбасы, луковицу, несколько отваренных картофелин.
Алексей Иванович с трудом сдержал себя. Дрожащие его руки потянулись к хлебу, разломили, зубы вгрызлись сразу в обе половины. Он жевал, одолевая немоту скул, и хруст от луковицы отдавался в ушах и голове, как будто череп был пуст. Лицо человека искажалось то ужасом, то состраданием.
− Что всё-таки случилось с Вами?.. – тихо спросил он.
Алексей Иванович, возбуждённый едой, торопливо ответил:
− Лодка перевернулась. Остался как видите… - Он показал на плот. – Не могли бы вы довезти меня до базы? У меня там машина… - Алексей Иванович снизу вверх напряжённо смотрел на человека.
− Собственно, я собрался на зарю… Нет, нет, разумеется. Я сейчас же отвезу Вас. И помогу добраться до дома. Это же беда! Это же чудовищная беда!.. – Человек, уговаривая себя, подвёл лодку к плоту, и Алексей Иванович, с трудом приподнявшись, перевалился через борт на стлани…
УХОД
1
Ещё одна близкая встреча со смертью, случившаяся уже в как будто бы мирной жизни, не могла не изменить движение духовной жизни Алексея Ивановича Полянина.
Ужас пережитого он осознал не сразу. Потрясение пришло позже, когда нарастающей чередой подробностей он мысленно – в который уже раз! – проживал то, что случилось на весенних разливах. Холодело лицо, болью, раскаяньем сжимало сердце, особенно, когда вспоминал минуты возвращения домой. Белое, почти безумное лицо Зои, вбежавшей в гараж. Почти упавшей в раскрытую дверцу машины, где на сиденье, уронив голову на руль, сидел он, почти мёртвый, как призналась она потом. Подняв от руля голову, он попытался улыбнуться, попросил едва слышным голосом принести ему старые протезы, что лежали в передней, на полатях. На немой вопрос, что криком кричал из широко раскрытых глаз Зои: «Что случилось?..», - измученно пояснил:
− Да, вот, так вышло, - лодка перевернулась…
Он не сказал правды, и потом старательно убеждал в придуманной им истории с лодкой, налетевшей на топляк, с островом. Где сооружал он плот, с зайчишкой, согревшим его, со всеми трудностями, что случились на пути к дому. Ни единым словом не упомянул Аврова. Само это имя не должно было войти в их жизнь, слишком чудовищная разрушительная сила стояла за этим именем.
Однажды утром, с трудом выйдя из болезненного сна, он увидел как Зоя со своей подушки пристально смотрит на него, напряжённый её взгляд вопрошал, она ждала объяснений.
− Ты что, Зой?! – шутливым вопросом он попытался погасить её напряжение.
− Алёша, - сказала Зоя с дрожью в голосе. – Что-то ты мне не договариваешь. Ночью ты стонал. Кого-то проклинал. Я слышала, ты выкрикивал имя. Имя это – Авров.
Алексей Иванович смутился. Действительно, спал он плохо, мучили его неприятные видения, но страшное это имя он не должен был произносить. Даже во сне! Он попытался увести мысли Зои в далёкое прошлое. Зоя не приняла уклончивых его объяснений.
− О войне, о твоём фронтовом старшине я знаю. Ты рассказывал. Но через сорок лет после войны солдаты уже не кричат. Даже во сне. С тобой что-то случилось, Алёша. Почему ты не говоришь? Скажи что случилось?..
Перед взыскивающим её взглядом, требующим от него правды. Одной только правды, он не устоял – непосильной оказалась та нравственная ноша, которую он пытался протащить на себе.
Он долго молчал, слышал, как от едва сдерживаемого волнения Зоя судорожно, маленькими глоточками проглатывала слюну.
Глухо проговорил:
− Зой, я вернулся в войну! Я чуть не убил человека…
Зоя замерла на подушке, он даже не слышал её дыхания. Не открывая глаз, охватив, сдавив свою грудь руками, он рассказал ей всё.
Зоя несколько дней ходила с опухшими от слёз глазами.
Алексей Иванович уединялся в своей комнате. Среди исписанных, исчёркнутых листочков пытался осознать правоту своего отчаянного поступка.
Прежде он смотрел на Аврова, как на некое нравственное уродство, случайно проникшее в людскую жизнь. Нечто вроде заглубившейся в живое тело занозы: можно выковырнуть, а можно, претерпевая неловкость и боль, подождать, когда организм сам отторгнет чуждое ему тело. Жизнь, как верил Алексей Иванович, умеет сама восстанавливать справедливость.
Но жизнь развернулась вдруг, и не в сторону справедливости. Открыто, цинично вошли во власть авровы. Занозы, оставленные в теле, воспалили весь организм.
Власть обнажает тех, кто входит во власть. Авров среди авровых предстал открытым, циничным разрушителем человечности, что свято было для самого Алексея Ивановича. Тогда-то и решился он на свой отчаянный поступок…
На этом обрывалась у Алексея Ивановича логика болезненных раздумий. Он не мог разгадать того странного, в то же время ясного ощущения обоюдной смерти, когда лишь дымящий костерок разделял его и Аврова. Он мучительно искал объяснений. Думал: «Всё можно объяснить просто. Если бы я выстрелил, этот робот Жорик, стерегущий из темноты каждое моё движение, тут же расстрелял бы меня. Из жизни ушли бы мы оба.
Но ведь я не знал, что Жорик рядом, что кто-то охраняет Аврова?!. Нет, в ощущении обоюдной смерти было что-то иное, сковавшее мою волю к поступку, до конца ещё не осознанное. Не проявил ли себя заложенный в подсознании закон развития самой жизни?.. – Мысль, поначалу показавшаяся дикой, всё настойчивее завладевала воспалённым сознанием Алексея Ивановича. – Если суть развития жизни в единстве противоположностей, - думал он, мучаясь неясностью догадки, - то нет ли такого же диалектического единства во взаимоотношениях Добра и Зла? Исчезни из жизни Зло, отомрёт и Добро, как диалектическая его противоположность? Добру не надо будет отстаивать себя в противостоянии Злу? Стремление к совершенствованию потеряет энергию развития, в духовную жизнь человека войдёт апатия, хаос. В конце-концов, апатия, хаос воцарятся в жизни человечества!.. Двуединая полярность в различных проявлениях жизни – в магнитных полях, электричестве, в микромире атома и макромире Вселенной, в разделении всего живого на женские и мужские особи, в созидательной и разрушительной деятельности самого человека – всё это не подтверждение ли необходимости такой же полярности и в духовной жизни человека?