Есть и другое возможное объяснение. Когда солдаты САС приблизились к террористам, они, воз­можно, выхватили свои 9-миллиметровые автоматические пистолеты Браунинга. Пистолет - лучшее оружие для нанесения смертельного удара, поскольку он наносит меньше травм телу це­ли при стрельбе с близкого расстояния и представляет меньший риск для стрелка из-за воздей­ствия рикошетов. Судебно-медицинская экспертиза показала, что оба солдата действительно использовали свои 9-миллиметровые пистолеты, поэтому им при­шлось дать какое-то объяснение тому, что они сделали.

Если бы они использовали свои Браунинги, чтобы прикончить мужчин с очень близкого расстоя­ния, были бы другие признаки. На одежде «временных» могли быть следы пороховых ожогов, а рядом с телами были бы найдены гильзы калибра 9 мм. Но осмотреть одежду было невозможно: КПО уничтожила ее. Судмедэксперт собрал с места происшествия восемьдесят три или восемь­десят четыре стрелянные гильзы. Когда он понял, что еще сорок две были не учтены, он попы­тался вернуться на место происшествия, но в КПО ему сказали, что он не может этого сделать по «оперативным причинам».

Возможно, оба HK53 действительно заклинило. Возможно, есть какое-то другое объяснение ис­пользованию 9-миллиметровых пистолетов. Сгоряча солдат мог принять пустой магазин за клин и выхватить пистолет. Но, что примечательно, даже некоторые ведущие представители сил без­опасности и администрации в Стормонте считали, что боевиков ИРА добили. Один высокопо­ставленный деятель сказал мне: «Единственное, в чем нельзя было быть уверенным после Стра­бейна, так это в том, были ли они убиты впоследствии... было много неофициальных свиде­тельств того, что так оно и было».

Есть еще один, не менее любопытный аспект в показаниях на следствии. Сотрудник полиции, осматривавший место преступления, сообщил суду, что в живой изгороди недалеко от места стрельбы были найдены два ящика, один c пустыми молочными бутылками, другой с одиннадцат­ью зажигательными бомбами. Он сказал, что не думает, что бензиновые бомбы были связа­ны с инцидентом, и, следовательно, их существование было опущено почти во всех сооб­щениях прессы о стрельбе. Однако в ходе нашего интервью солдат, знакомый со стрельбой, упо­мянул ящик с зажигательными бомбами, указав, что он сыграл важную роль в инциденте. Он на­стаивал на своей версии, несмотря на мое ошибочное утверждение, основанное на первоначаль­ном про­чтении вырезок из прессы и заявлений солдат, что никаких бомб с бензином не было.

По словам «солдата А.», перестрелка началась из–за того, что террористы услышали, как он предупредил других солдат об их присутствии, услышав его слова, «все трое боевиков направи­ли на нас свои винтовки». Человек, знакомый с этим делом, говорит, что все произошло по-дру­гому. Бойцы САС услышали звук шагов и «звяканье» бензиновых бомб в их ящике, который, по его словам, несли «временные». Он говорит, что бензиновые бомбы либо были взяты с собой для возможного использования в засаде, либо были перенесены из другого тайника. Боевики ИРА поставили ящик на землю, когда пробирались через густую живую изгородь с дороги в по­ле. Вполне вероятно, что они хотели поместить их в тот же тайник с оружием, что и другое ору­жие. Командир НП, хотя и не был там с заданием устроить засаду, на месте принял решение открыть по ним огонь, что и сделали, без предупреждения, когда те проходили мимо.

Утром, когда расследование закончилось, Джон Фейхи, адвокат семьи Бреслин, отказался от уча­стия в разбирательстве, заявив, что оно послужило лишь для того, чтобы закрепить незаконные убийства. Мистер Фахи говорит, что расследование было «пустой тратой времени, оно не имело никакой полезной цели». Существует такая вещь, как законное убийство со стороны сил без­опасности, добавляет он, имея в виду искреннее соблюдение правил «желтой карточки», но он считает, что в случае в Страбейне «полиция и армия собрались вместе вскоре после инцидента и разработали версию, которую они собирались рассказать миру».

Юристы, которые действовали в подобных случаях, говорят, что, по их мнению, у солдат есть достаточно возможностей вступить в сговор с целью сокрытия истинных фактов инцидента. Солдаты САС покидают место инцидента почти сразу же после прекращения стрельбы. У них есть возможность обсудить то, что они скажут, со своими офицерами, прежде чем пройти собе­седование с сотрудниками уголовного розыска. Во время собеседований солдат обычно сопрово­ждает офицер юридической службы армии, эксперт по законному применению смертоносной силы.

В то время как офицеры, служившие в Лисберне, были готовы, на условиях анонимности, ска­зать, что использование разведданных предполагает осознанный выбор: устраивать засаду или не устраивать, и прямо заявить, что политика в отношении таких действий менялась с годами, судебные показания солдат САС, участвовавших в перестрелках, не подтверждают этого.  Вме­сто этого они последовательно пытаются создать впечатление, что солдаты применяли смерто­носную силу только тогда, когда им самим угрожала непосредственная опасность.

Был Уильям Ханна, невооруженный прохожий, застреленный в Баллисиллане в 1978 году, пото­му что, по словам сотрудников САС, он внезапно потянулся за тем, что они приняли за пистолет. Колм Макгирр, застреленный у оружейного тайника в Коалисленде в декабре 1983 года, «развер­нулся», направив дробовик, по словам солдата, который стрелял в него. Уильям Флеминг, не­смотря на то, что в больнице Гранша его так сильно сбили с мотоцикла, что у него была раздроб­лена нога, начал, по словам солдата, «подниматься» и наводить оружие. Бойцы ИРА в Страбейне одновременно «взмахнули» своим оружием в сторону солдат.

Читая эти заявления, можно было бы прийти к выводу, что разница между периодами с 1976 по 1978 год и с 1983 по 1985 год и пятилетним периодом между ними, когда САС никого не застре­лила, может быть объяснена только желанием членов IRA «дотянуться», «развернуться», «наве­сти» или «замахнуться» на солдат САС с реальным или воображаемым оружием. Тот, кто пола­гался бы на официальную версию подобных инцидентов, пришел к выводу, что годы, когда САС преуспевала в проведении арестов, несмотря на тот факт, что в случаях, описанных в главе пят­надцатой, члены ИРА были вооружены или находились рядом с оружейным тайником, были го­дами, когда все воздерживались от каких-либо резких движений.

Офицеры, служившие в Лисберне на должностях, где они имели представление о тайных опера­циях, с готовностью признают, что вводили прессу в заблуждение после подобных инцидентов. «Существует огромная разница между тем, что вы говорите прессе сразу после инцидента, и тем, что вы говорите в суде», сказал один из них, который, тем не менее, не стал отрицать, что в суды также передавались ложные истории.

Желание офицеров Специального отдела защитить информаторов и природа технического сбора разведывательной информации лежали в основе обмана, раскрытого Сталкером. Среди многих армейских офицеров бытует мнение, что, рассказав суду всю историю, они скомпрометируют ис­точники разведывательной информации, заставят своих подчиненных неохотно выполнять опас­ные задания и дискредитируют их в националистическом сообществе. Они утверждают, что сто­ронники Шинн Фейн настолько укрепились в своей позиции, что жесты открытости не принесут никаких преимуществ силам безопасности. Сохранение молчания о таких операциях может под­питывать обвинения в сокрытии информации и политике «стрельбы на поражение», но судебное преследование людей за их участие в тайных операциях просто позволит республиканским про­пагандистам сказать: «Я же вам говорил», утверждают они.

Некоторые офицеры, участвующие в тайных операциях, рассматривают суды как опасное неу­добство. Они считают, что республиканские юристы используют судебное разбирательство для получения оперативной информации о спецназе. Один офицер говорит: «Все эти разговоры о «стрельбе на поражение». Как ты думаешь, что делает ИРА – стреляет-на-испуг?». Он утвержда­ет, что использование республиканцами судебных разбирательств является непристойностью, учитывая то, как ИРА убивает своих собственных людей, подозреваемых как информаторов, или расстреливает беззащитных резервистов в их домах. Если республиканское движение считает, что находится в состоянии войны с британским государством, то как оно оправдывает использо­вание своих судов таким образом? Ойстин Макбрайд, активист Шинн Фейн, говорит в ответ: «Мы не жалуемся на то, что он [Тони Макбрайд] погиб, сражаясь с САС, но как военнопленный он имел право на надлежащее обращение. Я не думаю, что есть что-то аморальное в том, что мы оспариваем судебный процесс. Есть определенная доля естественной справедливости, которой мы заслуживаем».