Теперь мы готовы воспринять два главных гегелевских понятия, без которых его тексты также остаются непонятны. Это, во — первых, понятие негативности, а во — вторых, непереводимое словечко Aufhebung, преодоление — сохранение,
а) Как мы уже упоминали, гегелевский субъект должен пройти через точку осознания своей негативности (или «смерти») и даже через самоубийственную попытку непосредственной реализации ничто — прежде чем он учится опосредовать, воплощать свою негативность в действительности. Один из центральных вопросов философии Гегеля — особенно в «Феноменологии Духа» — состоит в том, как именно может негативность, «эта недействительность», в действительности воплотиться? Как задержать летучую нереальность отрицания? Ниже мы увидим некоторые возможные ответы.
Негативность, или отрицательность, — это логический термин. В обычной логике он обозначает, что мы признаем ложность определенного высказывания. Но поскольку для Гегеля реальность подчинена логическим отношениям, для него «негативность» — это закон движения самой действительности. То, что в физических терминах описывается как движение, происходящее во времени, с точки зрения логики является отрицанием. В том, что Россия была социалистической, а теперь стала капиталистической, заключается, даже если мы вставим в эту констатацию обстоятельства времени, логическое противоречие. «Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, что она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод»[7]. Вещи в мире, сталкиваясь, уничтожая друг друга, вступают друг с другом в логические отношения, стремятся разрушить саму идею и память о разрушаемой вещи.
Но как цветок на самом деле является органической частью растения, так и различные моменты развития духа — например, античный рабовладельческий строй — оттого, что отрицаются, не исчезают. Ложной является претензия односторонней истины на всеобщую значимость. А когда та односторонность преодолена, то во вторую очередь отрицается уже само отрицание (категорическое отвержение цветка, или рабовладельческого строя), и подвергшаяся сначала отрицанию реальность «составляет момент истины уже не в качестве ложного»[8]. И здесь мы переходим ко второму фундаментальному понятию — преодолению, Aufhebung.
2. Отрицание не уничтожает вещь до конца, — даже если оно разрушает ее, то остается память, идея этой вещи. Таким образом, когда «рассеивается дым» борьбы и отрицания, мы имеем дело с вещью, у которой отняли ее непосредственность, претензию на абсолютную значимость — но которая зато приобретает идеальную определенность. Это относится как к отдельным феноменам и позициям, так и к целым стадиям, логико — историческим расстановкам сил. Гегелевская история, переплетенная с логикой, развивается во времени, но оставляет каждый из своих этапов значимыми — в качестве своих моментов, аспектов.
Для нас здесь важно, что гегелевское Aufhebung — это историзированная версия кантовской критики. В своей критике Кант указал пределы научного знания — но при этом не отрицал его значимости. Он просто указал науке — а также религии, праву, медицине — их место в рамках более всеобщей системы свободы. Гегель применяет же операцию ко всевозможным феноменам природного и общественного бытия, — например, к капиталистической экономике. Но источником критики выступает здесь не абстрактный субъект, а сама история. В этом смысле и Гегель, и Кант мыслят либерально — они признают ограниченную значимость не вполне аутентичных, частично ложных, форм природного и общественного бытия. Отсюда у Гегеля сложное органическое целое государства, в котором подлинная свобода придает смысл различным формам отчуждения, таким как абстрактное право и эгоистический индивидуализм. Именно в этом пункте с Гегелем будет спорить Маркс.
3. Политическая философия
Политическая философия движется тем же импульсом диалектического объединения, что и его основная философия. Как пишет Гегель в ранней «Системе нравственности», понятием «абсолютной нравственности», то есть права, является «абсолютное бытие индивидуальностей в качестве единобытия» (Einseirif, то есть такое слияние уникальных субъектов, которое бы сохранило их уникальность и само стало бы уникальным, само стало бы большим воплощенным субъектом.
С точки зрения этики эта цель требует переопределения понятия свободы — свобода начинается как присвоение мира, затем проходит через бунт, но в конце концов разрушительная сила этого бунта перерывает мир до такой степени, что он становится беспрецедентно един, и свобода — душа его единства.
Но может быть, самым важным для Гегеля был аспект объединения, который можно условно назвать эпистемологическим, — аспект самопознания единичного в едином, а человека в государстве. Это самопознание будет, логично полагать, и самопредъявлением, самопрезентацией. Поэтому, уже с иенского периода в центре гегелевской политической философии находится понятие признания (Anerkennen).
Роль этого понятия совершенно ясна, исходя из общей гегелевской системы. Действительно, поскольку субъект является также и субстанцией, то он должен быть не только субъектом, но и предметом познания. Это значит, что в истории человек стремится не только к адекватному познанию мира, но и к такому раскрытию себя, которое воплощается вовне, — тебя адекватно «познает» сам мир, на мир наложена твоя печать. Настоящее знание есть также знание явленное, ставшее всеобщим. Поэтому история не является внешним объектом изучения философа — ее движение это и есть осуществление философского знания, Нетрудно увидеть здесь диагноз Гегеля в отношении собственной эпохи: прогресс общезначимой науки в классическом рационализме XVII века, его технические приложения, а также построение национального государства постепенно привели к идее Просвещения, то есть к реальной демократизации знания и к идеалу общества, основанного на разумности каждого гражданина. Частное обладание знанием не могло по — настоящему устраивать просветителей: они захотели поделиться им с каждым.
В «Системе нравственности» борьба за признание относится Гегелем к сфере «преступления». Преступник недоволен своей непризнанностью и бунтует, требуя признания и отказывая в признании другому. Но ответная реакция этого другого, задетого во всей полноте своей личности, — восстановление справедливости — собственно, приводит обоих к полному самопризнанию в качестве целостных свободных субъектов и подготавливает режим «абсолютной нравственности», государства. В третьей части «Иенской реальной философии» «бытие в признанности» характеризует правовую реальность вообще и становится центральным понятием, применяемым не только к взаимной борьбе индивидов за признание, но и к признанию их обществом. В дальнейшем, хотя Гегель не отказывается от категории признания и систематически применяет ее к сфере нравственности, он сужает применение этого понятия, отходя от чистого «социального детерминизма» и перенося часть ответственности за самосознание на субъекта[9]. Мы, однако, обратимся к наиболее известному анализу признания у Гегеля — к диалектике господина и раба из «Феноменологии духа».
В биографическом очерке мы уже упомянули о замысле «Феноменологии духа» — обрисовать постепенное восхождение человеческого сознания к абсолютному знанию. В этом восхождении Гегель устанавливает параллелизм между формами мысли (анализируемыми логически), историко — культурными ситуациями и психологическими состояниями человека. Исторические отсылки значимы только в двух разделах «Феноменологии» — в разделе «Самосознание» (где мы проходим путь от раннего античного общества к эллинизму и христианству) и в разделе «Дух» (где мы опять начинаем с античности, классической, но потом постепенно восходим к современному обществу).