Фальдийца признали, чем немало удивили Брака. Имени его парни не знали, но едва завидев пышный халат, рыжие усы и круглые темные очки – расслабились и радостно согласились обогреться у костра. Там, за разговором, и выяснилось, что работают они простыми плотовиками, а шикарную лодку и ответственное поручение им дал наниматель, некий Мерех Ухокрут из Кривой Излучины, у которого были какие-то торговые дела с Подречьем и тамошним заправилой Филроем. Подробностей парни все равно не знали, им без лишних разъяснений поручили как можно быстрее доставить запечатанный пакет, увесисто погромыхивающий металлическими пластинами, а заодно выяснить, все ли в порядке в поселке стеклодувов – последняя партия каких-то пробирок задерживалась. Лодка у них была хорошая, шла ходко и уверенно, а на дорогу щедрой рукой Мереха были выданы два бочонка с пивом, целая гора сушеной рыбы и обещание неплохой платы – поэтому нежданное поручение Филм и Колум восприняли, как заслуженный после выматывающего лета отдых.

Раскон вникал, кивал, расспрашивал. Посетовал, в свою очередь, на покореженную горжу и идиота-рулевого, на цены и погоду… А затем вручил плотовикам крохотный красный сверток и пару серебряных чешуек, с просьбой вручить его лично Филрою, раз уж они все равно отправляются в Подречье. Парни, не будь дураками, отказываться не стали. Выжрали орешки, допили варево – и с довольными рожами отбыли, получив на прощанье наставление передать привет Мереху Ухокруту от Раскона Рыжегривого и осведомиться о здоровье его прекрасной супруги. Плотовики заверили, уверили и пожелали, после чего скрылись за поворотом, оставив за собой ясно различимый на темной воде пенистый след.

Пока остальная команда “Карги”, с помощью лебедки, куска кровянки и пары длинных шестов топили и маскировали обреченный на вечное прозябание в тине скраппер, фальдиец размеренно мерил тяжелыми шагами палубу, изредка поглядывая на цветную бляшку часов и задумчиво гмыкая. Затем позвал к себе в пристройку охотника, где они долго и приглушенно спорили, перемежая речь отголосками называемых чисел и руганью.

А немного позже, когда Раскон полез на топорщащуюся рычагами крышу, не забыв поманить за собой Брака – хмурый сильнее обычного Везим тихо и молча забрался в свою лодочку, отвязал веревки и уплыл в сторону Подречья, сопровождаемый пожеланиями удачной охоты от ни шарга не понявших братьев. Юркая посудина шла ходко, резала реку, как раскаленный нож режет полотно из паутинки – водная гладь послушно расступалась и смыкалась прямо за кормой, а едва заметный след тут же терялся среди барабанящих по нему капель дождя. Нахохленный Кандар, все еще приходящий в себя в кресле у костра, проводил охотника слезящимися от недосыпа серыми глазами, сплюнул на палубу и присосался к бутылке, не озаботившись перелить ее содержимое в стоящую рядом кружку.

– О чем задумался? – не отрываясь от рычагов спросил Раскон. Несмотря на навес, он успел поймать свою порцию дождя, поэтому рыжие усы не пышно топорщились, как это обычно бывало по утрам, а уныло свисали влажными сосульками. – Хочешь что-то сказать – смелее. Не стесняйся. К людям, способным без раздумий прыгнуть с одним ножом на шарка, стоит прислушиваться.

– О том, что статую тоже стоило бы утопить, – скривился Брак, с усилием переводя постоянно норовящий обернуться взгляд на нос плота. – Весит она не меньше скраппера, а толку от нее никакого.

Совместными усилиями, уродливую старуху кое-как выпрямили, но выглядеть она после этого стала еще хуже. Тяжелая, пропитанная какой-то темной дрянью древесина, из которой она была сделана, притягивала взгляды лишь для того, чтобы смотрящий в отвращении отвернулся и больше никогда не желал ее видеть.

– Нет, милейшая Карталейна останется с нами, покуда это корыто держится на плаву, – доброжелательно улыбнулся фальдиец, – Ее вырезал из древесины драгуба один известный мастер в Троеречье, содрав с меня полторы фиолки и заверив, что породившее ее дерево было столь же уродливо, как и его дитя. И я склонен ему верить – из прекрасного, стройного гиура такой ужас не дано создать даже самому гениальному творцу. Я не готов ждать еще полгода, или платить безумные кри за новую статую.

– А смысл?

– Гхм. Скажи, Брак, что ты думаешь о Карталейне До-Легиано?

– А кто это?

– Не важно. Твои первые мысли?

– Она…Старая и уродливая? – спросил механик. – А ты… Не знаю, имеешь к ней какое-то отношение, поэтому повсюду таскаешь ее статую, и даже назвал в ее честь горжу. Либо, ты ее ненавидишь и желаешь ославить.

– Она старая и уродливая, – усмехнулся фальдиец, остро взглянув на калеку. – Важно лишь первое впечатление, твои остальные размышления мало кого заинтересуют. А ведь правительнице Легиано всего сорок три, и вот уже больше двадцати лет она считается первой красавицей Фальдии. Вплоть до того, что ее изображения, пусть и верноподданно приукрашенные, который год мелькают на обложках ежемесячников, а бюсты украшают собой интерьеры взыскательных доми далеко за пределами Легиано. Но ты этого не знал. Зато, не раздумывая, обозвал незнакомую тебе женщину отвратительной уродиной.

– Ты ее ненавидишь, – уже утвердительно кивнул Брак.

– Гхм. Возможно. – поморщился Раскон и ткнул пальцем в очередной рычаг. – Этот поднимает сети, но без движка будешь качать полчаса. А движок…

– Вон там, внизу. Я его на насос сводил.

– Ах да. Так вот, скраппер – это инструмент для боя. Хороший, полезный, особенно, когда за рычагами умелый наводчик. Им можно перебить отряд вооруженных гвардейцев, уничтожить частокол поселка или даже сбить цеп, если сильно повезет. Но он – всего лишь инструмент, как вот этот движок. Полезный, но без него можно обойтись.

– Статуя ни шарга не делает, – покачал головой Брак, – Зато весь запад наверняка заочно ненавидит эту Карталейну.

– Бери больше и севернее, мы не только по лесам плаваем, – усмехнулся фальдиец и с гордостью посмотрел на выдающееся седалище деревянной старухи, – И все видят эту красоту. Хватит уже оглядываться.

Брак вздрогнул от неожиданной смены тона и поспешно перевел взгляд вперед.

– Давай, говори уже то, о чем на самом деле думаешь, – фальдиец вывел плот на ровный участок реки, заблокировал рычаги и потянулся в рукав за длинной, деревянной трубкой, забранной причудливо гравированными золотыми кольцами. – Обещаю, что честно отвечу.

Калека думал о двух парнях в лодке, но не видел смысла спрашивать.

– Статуя, название горжи, – начал загибать пальцы Брак, старательно отгоняя от себя мысли о молодых плотовиках. – Ящик, ради которого разнесли Подречье. Это война? Против этой доми?

– Война? – удивленно поднял рыжую бровь Раскон, пыхнув трубкой, – Нет, это не война. Кто я такой, чтобы воевать с правительницей Фальдии? Это так, мелкие дружественные уколы, которыми мы обмениваемся с прекраснейшей Карталейной. И даже их можно было бы избежать, оставайся она в неведении о моем местоположении. Ты еще увидишь последствия этой ошибки, за которую я по сей день вынужден расплачиваться солидными суммами.

– Тогда зачем?

Фальдиец выбил трубку и вновь встал за рычаги, огибая широкую отмель. Нос горжи вновь стал погружаться под воду, и по палубе, суетливо пошатываясь, бегал Кандар, что-то подкручивая в насосах. Жерданы зубоскалили, спасаясь под навесом от усилившегося дождя, но попыток помочь не делали.

– Воюют с теми, кто равен тебе. Или хотя бы стоит на одной ступеньке, – покачал головой Раскон, – Иначе ты как грязь, налипшая на ботинки – раздражает, но и только. А с грязью сам знаешь, как поступают. И даже в войне исход зачастую предрешен задолго до начала самой драки. Гарнизоны сдаются без боя, капитаны цепов отказываются воевать, казначей проворовался и сбежал, голод выкосил весь юг страны, народ бунтует… К моменту, когда раздадутся сигналы к атаке, и первый солдат в синем мундире пырнет первого солдата в красном мундире копьем в живот – наверху уже все подсчитали и вовсю занимаются дележкой. Так что нет, это ни в коем случае не война.