Когда грузовик остановился перед строящимся четырехэтажным зданием и все, подталкивая друг друга, попрыгали на землю, Омер почувствовал себя еще более одиноким и чужим. Рабочие быстро разбежались по своим местам, и каждый из них принялся за привычное для него дело. Омер одиноко стоял посреди строительной площадки.

— Ты первый раз пришел на строительство? — раздался рядом с ним голос толстяка.

Омер сокрушенно опустил голову.

— Да...

— Оно и видно, что ты новичок... Ты кем был раньше?

Омер почему-то вспомнил своего ночного собеседника в парке Гюльхане и механически ответил:

— Конвертником...

Толстяк недоуменно посмотрел на него:

— Конвертником?..

— Да... — неуверенно подтвердил Омер, — продавал конверты...

— Ха-ха-ха, — рассмеялся толстяк, — так бы и сказал... А потом?

— Потом лавка закрылась, и я остался без дела.

— Значит, ты был продавцом?

— Да...

Толстяк подумал, потом махнул рукой и проворчал:

— Ладно, иди работай...

Таская для каменщиков на четвертый этаж кирпичи, Омер испытывал истинное удовлетворение и счастье. Это было для него совершенно новое ощущение. Ему стоило немало усилий удерживать равновесие, подымаясь по шатающимся доскам, заменявшим лестницу, но он упрямо шагал, сгибаясь под тяжестью ноши. Сверток, в который были завернуты пиджак и рубаха, он бросил куда-то в угол и больше о нем не вспоминал. Лежавший в кармане револьвер и бумажник с деньгами оттягивали ему брюки.

— Что это у тебя там? — спросил его один из каменщиков, показывая глазами на топорщившийся карман.

— Так, ничего... — смутился Омер, — утром не успел поесть... Захватил кое-что с собой...

Омер не мог даже поднять руку, чтобы вытереть лоб, покрытый крупными каплями пота. И все же, несмотря ни на что, он чувствовал себя счастливым и уверенным, как никогда.

Подымаясь в третий раз по колеблющимся доскам, он чуть было не упал. То, что не мог сделать револьвер, лежавший сейчас у него в кармане, в один миг могла бы сделать его ноша за спиной. Свалив кирпичи около старого каменщика, он медленно спустился на второй этаж и, усевшись за бетонной стенкой так, чтобы никто его не увидел, решил немного передохнуть. Омер закурил сигарету и тут заметил, что другие рабочие тоже, как и он, время от времени незаметно отдыхают за этой бетонной стеной. Теперь он начал входить в курс дела и стал понимать, что к чему.

— Куда запропастился этот тип? — донесся до него снизу голос одного из рабочих, нагружавших им кирпичи.

— Какой?

— Да этот новенький...

Омер улыбнулся. С шеи на грудь ему стекали капли пота, красные от кирпичной пыли. Брюки и майка стали грязными.

«Как я в таком виде пойду вечером к Гёнюль? — подумал он. — От меня, наверно, потом пахнет...»

Когда Омер поднимался наверх в восьмой раз, ноги у него подгибались от усталости, и он с трудом волочил их по колеблющимся доскам. Ноги отказывались повиноваться ему и двигались сами по себе. Свалив наконец свою ношу около каменщика, он готов был свалиться здесь и сам. Каменщик удивленно поднял на него глаза:

— Да ты отдохни. Не привык ведь еще...

И откуда они знают о его неопытности? Нечто подобное ему сказал и толстяк, когда Омер спрыгнул с машины. Как ни старайся, а все сразу видят, что ты новичок. И сочувствуют тебе.

После работы Омер взял под мышку свой сверток и незаметно покинул строительную площадку. Он облегченно вздохнул, войдя в баню. Попарившись на каменной лавочке и смыв с себя с помощью банщика всю грязь, Омер одел новое белье, которое купил по дороге, с удовольствием растянулся на тахте и задремал.

Когда он очнулся, большая стрелка часов почти догнала маленькую: было около половины шестого. Он быстро вскочил и оделся. Снова взяв пакет, в котором теперь было завернуто грязное белье, Омер вышел из бани и зашагал в сторону Сиркеджи.

Он побрился в парикмахерской рядом с отелем, где останавливался по приезде. Ему казалось, что он неплохо потрудился и хорошо отдохнул. Он был доволен собой.

Его попытка испробовать свои силы на тяжелой физической работе хотя и не увенчалась полным успехом, но породила в нем приятное чувство. А то, что он смог вдобавок провести ночь на холоде в парке Гюльхане и не замерзнуть, еще больше подбадривало его.

Омер попросил позвать Неджми. Встречаться с рыжеусым дежурным гостиницы ему не хотелось. Завидев в дверях маленького подмастерья и рядом с ним Неджми, он искренне обрадовался и почувствовал облегчение, словно встретился со своим старым, любимым другом. Омер, улыбаясь, пошел ему навстречу, и они крепко обнялись.

— Неджми, отдай куда-нибудь вот это постирать, — попросил Омер, протягивая ему пакет с грязным бельем, — а я завтра зайду.

Простившись с Неджми, он вышел на улицу и долго бродил по городу.

Когда он наконец добрался до улицы, где жила Гёнюль, было уже темно.

За стеклянной дверью комнаты Гёнюль трепетал свет — так в храме горят свечи...

После ужина Гёнюль хотела отдать ему свою комнату, а сама перейти в комнату матери, но Омер, не желая никого беспокоить, настоял чтобы ему постелили на полу в гостиной.

Сейчас он сидел на тюфяке, подложив подушку между спиной и стеной, и смотрел на свет, трепетавший в комнате Гёнюль.

Весь дом погрузился в тишину. На стекле двери, как на экране, появлялись оживавшие в его душе воспоминания, сливаясь в один светлый образ неуловимой мечты.

Находиться между жизнью и смертью и вдруг получить возможность быть так близко, почти рядом с Гёнюль — это было похоже на какое-то чудо, возможное только во сне! И хотя ее тень совершенно явственно двигалась сейчас на стекле двери, он никак не мог этому поверить. Перед его глазами вновь проходили все радости минувших лет, которые так неожиданно были прерваны.

После стольких лет опять, как наяву, он увидел ложу в кинотеатре, загородную кофейню и их самих, крепко прижавшихся друг к другу в темноте. То, что, казалось, навсегда погибло и было похоронено, стало вновь прорастать и возвращаться к жизни.

Свет вдруг погас.

Послышался тихий скрип пружины. Потом этот звук растаял и канул где-то в ночной тишине, словно камень, брошенный в спокойную воду. Омер знал, что он уже не сможет уснуть. Все его тело пылало. Губы пересохли. Горячее дыхание словно обжигало их.

Он не выдержал. Встал, подошел к окну и прильнул пылающим лбом к холодному стеклу.

Свет опять зажегся.

Скрип пружины еще раз нарушил застывшую тишину. На стекле двери вновь появилась тень. Дверь отворилась. Показалась Гёнюль.

— Тебе неудобно? — шепотом спросила она и сделала несколько шагов к нему.— Ты же сам не захотел лечь на кровати... — все тем же шепотом продолжала она, — а на полу, наверно, не сможешь уснуть...

Омер молчал. Тишина, сгущаясь, наполнила комнату, поглотила все и словно остановила время. Только трепет огня, светившего в комнате Гёнюль, ничто не могло остановить...

В то утро короткий весенний дождь смочил землю, а затем настал теплый день.

Омер поднялся раньше всех, быстро оделся и приготовился к переезду. Поскольку никаких вещей у него не было, он ограничился тем, что вместе с матерью Гёнюль сходил на новую квартиру, осмотрел предназначенную ему комнату и тут же обо всем договорился со своими новыми хозяевами. Это была довольно большая комната с железной кроватью и гардеробом. На единственном окне висела простенькая занавеска с яркими цветами.

Теперь Омер сгорал от нетерпения как можно скорее осуществить все то, о чем он день тому назад мог лишь мечтать.