Следующую ночь он уже проведет в доме Гёнюль, а послезавтра снимет комнату в доме через одну улицу от ее дома. А потом?..

Омер вспомнил о деньгах, которые лежали у него в кармане. Он остановился у фонарного столба, достал бумажник и пересчитал оставшиеся деньги. Ровно четыреста двадцать лир. Чтобы прожить, нужно, конечно, искать какую-нибудь работу. Как бы там ни было, нужно жить. «В конце концов, — подумал он, — я могу заняться любым делом, каким занимаются люди. Ведь не для того я появился на свет, чтобы тянуть чиновничью лямку... Я ведь такой же человек, как и все остальные. Я тоже могу таскать камни, носить воду, мыть лестницы. Почему бы нет? Разве я не смогу с этим справиться?»

Подумав об этом, Омер почувствовал гордость от сознания собственной силы. Словно подталкиваемый этим сознанием, он сбежал вниз с откоса за площадью Султанахмет и очутился в парке Гюльхане. «А если понадобится, — продолжал он свою мысль, — то могу даже и переночевать где-нибудь под деревом...»

Он направился к морю, которое виднелось сквозь шумевшие на ветру ветви деревьев.

Омеру нравилось это новое для него чувство полкой свободы. Он захотел сейчас же проверить свои силы и, пройдя немного, сел на первую попавшуюся скамейку. Вначале он почти не чувствовал холода. Пиджак с поднятым воротником оберегал его от холода и как будто даже согревал грудь и затылок. Но вскоре он начал ощущать, как холод постепенно пронизывает его тело. Он достал зажигалку, посмотрел на часы: было около двух. До восхода солнца ждать еще довольно долго.

Сквозь ветви деревьев, щедро усыпанных свежей весенней листвой, во всем своем блеске и чарующей красоте сияло стамбульское небо. Волны с мерным шумом ударялись о берег. Ветер осторожно шарил по газонам, волнуя своим легким дыханием подстриженную зелень травы.

Вдруг Омер вздрогнул: со скамейки, стоявшей немного поодаль, поднялась какая-то фигура. Рука Омера невольно потянулась к карману, где лежал револьвер.

— Здравствуй, земляк! — раздался глухой, немного охрипший голос.

— Здорово.

— Подымить у тебя не найдется?

— Найдется.

Омер достал из кармана пачку сигарет. Человек встал и, немного прихрамывая, подошел к нему.

— Какие? — спросил он. глядя на протянутую Омером пачку.

— «Йенидже».

— Хорошо набиты?

— Хорошо... — недоуменно ответил Омер после некоторого колебания.

Человек протянул руку и взял одну сигарету.

— Дай-ка огоньку.

Омер протянул зажигалку.

Человек закурил, затянулся пару раз и тут же швырнул сигарету на газон. Потом откашлялся и сплюнул.

Он сел на другой край скамейки. Даже в темноте сквозь порванные на коленях штаны было видно голое тело. Длинные волосы свисали, почти закрывая уши.

— Ты откуда будешь? — спросил он нетвердым, хриплым голосом.

— Из Сафранболу.

— И давно тебя сюда занесло?

— Давно.

Незнакомец посмотрел на Омера стеклянными глазами, очевидно хорошо видевшими в темноте, и внимательным взглядом оценил его пиджак, брюки и ботинки.

— Ты что, конвертник?[116]

— Нет, — ответил Омер, хотя и не понял вопроса.

— А что же ты ловишь здесь?

«Рыбу», — хотел было ответить Омер, но, немного помолчав, сказал:

— Ничего... Я безработный.

Человек закашлялся. Внутри у него что-то глухо заклокотало и захрипело, как будто грудь его закупорило так плотно, что никакой кашель пробить ее уже не мог. Откашлявшись, он продолжал:

— И давно?

— Да вот уже несколько дней.

— Оно и видно... Форс еще свой не потерял.

Омер промолчал.

— Что, не идет сон?

— Нет.

— Отчего же?

— Холодно.

— Разве это холод?

Омер посмотрел на его голое тело и подумал про себя: «Пожалуй, он прав...»

— Сейчас уже лето, — продолжал человек, — ночи теплые... у меня сон не пропал, но вот без дымка никак не могу уснуть.

И он, закашлявшись, рассмеялся.

Омер не удержался, спросил:

— Без какого дымка?

— Да без гашиша... Никогда не тянул?

— Нет, не пробовал.

— Жаль, значит, ты еще не жил.

Омер поправил воротник пиджака и еще глубже втянул голову в плечи.

— Ты прав, — отозвался он, — я и в самом деле еще не жил.

Как только начало рассветать, Омер вышел из парка Гюльхане. В то время как «дымильщик», спокойно растянувшись на траве, спал крепким, безмятежным сном, Омер всю ночь бродил по дорожкам парка и, чтобы не замерзнуть, время от времени бегал взад и вперед, похлопывая себя руками. От бессонной ночи и холода все тело его словно онемело, глаза были воспалены.

Выйдя из парка, он остановил парнишку, продавца газет, бежавшего по трамвайным рельсам, и купил у него газету. Потом встал под деревом, снял с себя пиджак и рубаху, завернул их в газету и, взяв сверток под мышку, в одной майке зашагал к площади Султанахмет. По дороге он зашел в одну из кофеен, открывающихся обычно с рассветом.

Воздух в кофейне постепенно нагревался дыханием людей. Вскоре стало совсем тепло. Ранние посетители молча жевали горячие пирожки и пили чай. Омер тоже выпил подряд три маленьких стаканчика чаю, потом заказал еще чашечку кофе.

По одному, по два, по три в кофейню заходили рабочие, стекавшиеся сюда из самых различных мест, где удалось им провести эту ночь. В кофейне становилось все более и более людно.

— Здорово, земляк! — обратился к своему соседу Омер, научившийся уже таким образом завязывать разговор.

— Здорово.

— Какой у нас сегодня день?

— Четверг.

Омер повертел в руках кофейную чашечку, сбивая оставшуюся на дне кофейную гущу, и поставил ее на стол.

— Так, — протянул он.

Потом, помолчав, спросил:

— Ты где работаешь?

— Здесь, в городе.

— На строительстве?

— Да.

— Там нужны люди?

— Не знаю... Ты поговори лучше вон с ним, — и он показал рукой на какого-то толстяка, стоявшего около дверей.

Омер встал и подошел к толстяку:

— Я хочу наняться на работу...

Толстяк непонимающе посмотрел на него.

— Ты что, мастер?

— Нет, рабочий.

— Как тебя зовут?

— Хасан.

Работы, наверно, было много. Толстяк обменялся несколькими словами с мастером. Потом быстро что-то записал в блокнот и скомандовал:

— Ладно, иди садись... Машина у дверей.

Выйдя на улицу, Омер взглянул на машину. В нем происходила какая-то внутренняя борьба. Проснувшиеся было надежды сменились вдруг неуверенностью и страхом. Пожалуй, такого волнения он не испытывал даже в тот день, когда впервые садился за стол начальника управления.

В кузове машины от людей пахло сном и потом. Омер с трудом протиснулся среди рабочих. Машина тронулась. Чтобы не упасть, все крепко держались за плечи друг друга. Омер стоял, зажав под мышкой свой сверток. Улица постепенно наполнялась трамваями и автобусами. Спину приятно пригревало медленно поднимающееся над горизонтом солнце.

Только частые толчки машины спасали Омера от подкрадывающегося к нему сна. Рабочие, шутя, все время толкали друг друга в бок. Однако никто почему-то не решался заговорить первым, ехали молча. Глядя на их улыбающиеся лица, Омер испытывал какую-то непонятную робость и застенчивость.

Ему захотелось устранить эту натянутость. Улыбнувшись деревенскому парню, державшемуся за его плечо, он спросил:

— Ты откуда, земляк?

Парень оскалил зубы, но ничего не ответил. Сблизиться с ними было, оказывается, не так-то просто, как он думал. Очевидно, в Омере было что-то такое (что именно, он не мог догадаться сам), что настораживало и заставляло их держаться от него подальше. И действительно, в своей белой майке он скорее был похож на какого-нибудь канцелярского чиновника, у которого стащили пиджак и рубаху, чем на простого рабочего. Эта мысль еще больше обескураживала его. Сейчас он показался сам себе смешным и ничтожным.

Улицы все больше наполнялись спешащими куда-то мужчинами и женщинами. С портфелями в руках в школу бежали дети. Солнце весело играло лучами на трамвайных рельсах. Машину то и дело встряхивало и подбрасывало вверх, рабочие в кузове теснее прижимались друг к другу, покачиваясь в такт толчков взад и вперед.