То, что его волновало и чего он опасался весь день, не произошло. Он не слышал, чтобы кто-нибудь из гостей, собравшихся на Динино рождение, поздравлял Ханцю с помолвкой. Этл и Фрума, которые приходили каждый вечер, тоже как будто не смотрели на него с Диной как на жениха и невесту.

Примерно на третий-четвертый вечер ему стало казаться, что Дине не очень по душе слишком частые приходы подруги. Однажды, не успела Этл затворить за собой дверь, как Дина увела его к себе, в дальнюю комнатку, и там они простояли у жарко натопленной печки до поздней ночи. Как начали вспоминать свои летние вечера на шоссе — им бы и всей ночи не хватило, чтобы наговориться об этих вечерах и о том, как они тосковали по этим вечерам.

— Рассказать?

И Дина рассказала, как однажды она, чуть не в полночь соскочив с постели, принялась писать ему письмо, как потом разбудила мать и упросила пойти с нею вместе к почтовому ящику, чтобы письмо ушло пораньше утром, и какая тогда была темная, ненастная ночь. Слушая ее, Цале казалось, что она рассказывает это не ему, а самой себе.

Еще оставалось несколько дней до конца каникул, когда Этл пришла попрощаться.

— Хочу еще заехать в город, к своим родственникам. А оттуда уже прямо в Ленинград. У вас нет желания прокатиться вместе со мной на станцию? Сегодня на улице не очень холодно. Ну, Дина?

— Когда ты едешь?

— Иоэл уже пошел запрягать.

— Как ты, Цаля? Съездим, а?

Любопытно, чему Дина так обрадовалась? Неожиданной санной прогулке или тому, что он будет возвращаться в Ленинград без попутчицы?

Буланый так несся по снежной лесной дороге, что трудно было усидеть в санях. Это не мешало Цале уверять девушек, которые, щурясь от встречного ветра, прятали лица в поднятые воротники, будто буланого ничего не стоит перегнать и он, Цаля, берется это доказать. И Этл и Дина делали вид, что принимают его уверения всерьез. Стоило ему двинуться с места, как обе, одна с правой, другая с левой стороны, с визгом хватали его за руки и заталкивали под запорошенную снегом полсть.

Постепенно в игру втянулся и Иоэл.

— Так его, девушки, так его! — гудел он, заглушая своим басом перезвон колокольчиков.

Буланый вскидывал голову, косился на хозяина карим выпуклым глазом, как бы испрашивая разрешения показать свою прыть, после чего легкие санки неслись с такой быстротой, что казалось — еще минута, и они взлетят к нежным вершинам сосен.

Встречные крестьянские сани уступали им дорогу, а сидевшие в санях мужики подмигивали Иоэлу: мол, куда жениха с невестой везешь — свадьбу справлять или уже со свадьбы? Должно быть, действительно его, Цалю, принимали за жениха и только гадали, которая же тут невеста. Та, что моложе? Обе молодые, почти одних лет. Та, что красивее? Вот если взять Иоэла, ему, например, больше нравится Этл, возчик сам говорил это Дине. «Своей дочери, — сказал он ей как-то, — я не дам засиживаться в местечке, окончит школу — и все. И нечего тебе, Дина, кивать на Липу, дело с «правом голоса» когда еще было — позапрошлым летом. А этим летом кто тебе мешал ехать учиться? Нет, как хочешь, я дочери велю не с тебя брать пример, а с Этл». И при этом намекнул, что, мол, такой парень, как Шлифер, может в один прекрасный день взять да и сказать...

Что может взять да и сказать такой парень, как Шлифер, Дина не захотела повторить это Цале и очень просила Иоэла не расспрашивать, вообще не упоминать об этом разговоре. А все же любопытно было бы узнать, что мог сказать о нем «квадратный Иоэл», как прозвали тут возчика за рост и толщину, если все их знакомство состояло в том, что Иоэл привез его со станции в местечко и отвез из местечка на станцию. Да еще он его видел как-то в клубе на своей лекции — тот стоял у стены и усердно кивал, выражая этим, надо полагать, свое согласие с лектором.

Однажды, правда, Иоэл попытался завести с ним разговор. Это было в конце прошлого лета, когда в ранний утренний час Цаля покидал местечко.

Через этот же лес такой же бодрой рысью вез его буланый, только лес был зеленый, полный звонкого щебета, которым птицы, выпорхнув из гнезд, встречали восходящее солнце. Иоэл повернулся на своих козлах и вдруг спросил его: «Так когда прикажете вас встречать? Когда, стало быть, свадебка? И нечего на меня глядеть, у нас так: раз парень сводил девушку к фотографу, поздравляй родителей с помолвкой».

Он ничего на это не ответил. От смущения он готов был спрыгнуть с подводы и проделать остальной путь пешком. Поди знай, что Иоэл истолкует его молчание по-своему и потом наговорит Дине бог весть чего. Если б не Этл, он бы все-таки спросил теперь у Иоэла, что, по его мнению, может взять да сказать такой парень, как Шлифер? И еще спросит. Не теперь, а на обратном пути. А что, если и тут не обошлось без Липы? Не он ли подговорил Иоэла, что мол, надо Дину предостеречь, а тот ей и выложил по-свойски: «Думаешь, твой Шлифер приехал невесту себе здесь подыскивать? В Ленинграде что, уже и девушек нет? Там у такого парня, как Шлифер, надо полагать, не одна девушка. Такие парни, если хочешь знать, ищут себе образованных. А с тобой он, может статься, погуляет этак, погутяет, а потом возьмет да и скажет: «Будь здорова. Мне скучно с тобой». Думаешь, не бывает? О‑го-го»... Нет, не может этого быть. Не мог Иоэл, тот самый Иоэл, который заступился за Дину и первый, по словам Шейндл, подписал письмо в губернию, довериться Липе.

Если Иоэл сейчас оглянется, значит, он угадал.

И Иоэл оглянулся. Взгляд его, казалось, говорил: «Гляи, гляди, как бы одна не отбила тебя у другой. А может, не Дина, а Этл твоя суженая, а?» В самом деле, Этл вела себя странно, он это уже и сам заметил. То вдруг прижмется, то за руку его схватит и до боли сжимает пальцы. Но Иоэл не видит того, что происходит под запорошенной снегом полстью, откуда бы ему взять, что Этл...

Что за странные мысли лезут все время в голову! А виновата во всем Дина. Незачем было затевать эту поездку втроем. Захотелось ей прокатиться по лесу, так ведь можно было с Иоэлом договориться на завтра, на послезавтра.

Буланый, который на некоторое время дал себе передышку, снова прибавил ходу. Вечереющий лес огласился веселым звоном колокольчиков.

Передние вагоны подошедшего поезда вместе с маленьким, белым от снега вокзальчиком исчезли в облаках пара. Дина, которая шла без вещей, разгоняла руками серую мглу, как бы прокладывая дорогу к вагону.

Разместив в одном из последних купе чемоданы и узелки и и попрощавшись с Этл, Цаля направился к выходу. В коридоре, проходя мимо заиндевевших окошек, он вдруг заметил, как мелькнула и исчезла тень фонаря, стоявшего на платформе. Шум колес донесся до него позже, когда он выскочил в тамбур.

— Куда? — остановил его кондуктор, загораживая открытую дверь. — Жизнь, что ли, надоела?

— Но мне нужно! Там...

— Что — там? Скажите спасибо, что штраф с вас не спрашиваю. Сели вот и едете без билета. Не знаете, сколько на вашем полустанке поезд стоит?

— Я не здешний.

— Сейчас еще скажете: «Я студент».

— Да, я студент.

— Так и знал. Все безбилетники выдают себя за студентов.

— Могу показать студенческий билет.

— Ладно, верю вам на слово. Налетит вот, на ваше счастье, контролер, тогда вам никакие документы не помогут.

Покуда они препирались, темнота снаружи сгустилась, колеса застучали быстрей, и кондуктор с фонариком в руке мог не опасаться, что безбилетный пассажир на ходу выскочит в открытую дверь.

— Что случилось?

Ему почудилось, что Этл обрадовалась, неожиданно увидев его в купе.

— Не успел выскочить.

Почему она так смотрит на него? Не верит, что он не успел выйти?

— Почему вы остались?

Потом, затенив глаза ресницами, она повторила:

— Почему вы здесь?

Она что, надеется услышать в ответ: «Я остался ради вас»?