Юля и сама ловила себя на мысли, что в её голове всё новые придуманные ею проблемы уже похожи не на отговорки и причины остаться дома, какими они были сначала, а на список вопросов, которые надо решить и организовать до отъезда. С работы Юлю отпустили без проблем – оказалось, что у Белкиной накопилось огромное количество неиспользованных дней отпуска, что является нарушением трудового законодательства, и девчонки из отдела кадров со своей стороны уже прожужжали руководству все уши, что скоро придётся выгонять сотрудников на принудительный отдых. Юля со своим «серьёзным разговором» оказалась как раз вовремя. А ведь она так долго настраивалась на беседу, придумывала аргументы и готовилась к отказу. А всего-то надо было подойти к начальнице, и вопрос решился буквально за три дня, необходимые бухгалтерии для выплаты отпускных. И теперь Белку ждали целых тридцать пять дней отпуска – как раз столько она заслужила, долгое время упахиваясь на работе «за себя и того парня». Так что она может легко лететь в Черногорию на две недели, о которых они договорились с Мирославом, а потом отдыхать дома, помогая сыну нагонять пропущенную учёбу. Да и просто. Просто побыть дома, побренчать на гитаре, а может даже придумать что-то новенькое – ведь когда-то она писала песни! А ещё – зализать раны на нервной системе, которые наверняка останутся после времени, проведённого рядом с Мирославом. Если после четырёх дней в Питере она никак не может прийти в себя, то после двух недель на берегу Адриатического моря, среди старинных улочек и живописных гор собрать свою душу из разорванных кусочков будет ещё сложнее. Но впервые в жизни Юле не хотелось прятаться. Её тянуло броситься в это приключение, отбросив сомнения и страхи. Даже если потом будет больно… Точнее не «если», а «когда» – это будет потом.
А вот здесь и сейчас её боль приобрела очертания четырёх ведёр с яблоками и двух – с грушами. Они выгрузились из такси вместе с Надеждой Константиновной, и наотрез отказывались сами подниматься по лестнице в юлину квартиру. Главнокомандующая фруктовым парадом на весь подъезд к радости любопытных соседей жаловалась на жару, от которой ей наверняка станет плохо с сердцем, и причитала, какая Юлька ужасная мать – выгнала кровиночку из дома, в какой-то ужасный лагерь, где Илья конечно же научится «всякому». Юля молча таскала вёдра, даже не вслушиваясь в ворчание матери. И только когда на последнем ведре от наверняка уже начавшего учиться «всякому» Ильи ей вдруг пришло сообщение «мам, я тебя люб-люб, не кисни там, среди скучных капиталистов», Юля заулыбалась и поняла, что так душило её последние два часа. Илюшка так радостно ускакал в электричку, что они и не попрощались толком, и глубоко в душе Юлька вдруг почувствовала себя ужасно одинокой – сын вырос и умчался в свою интересную жизнь, оставив свою мать одну на опустевшем перроне. И вот - это сообщение, всего несколько слов. Как мало нужно для счастья!
- Яяяаааблоки наааа снегу, яблоки наааа снегу!**** - пропела Юлька, ставя ведро в шеренгу к его однополчанам и вдруг обнимая свою маму со спины и прижимаясь щекой к её затылку. – Мам, а я тебя люб-люб.
Надежда Константиновна, которая совсем не Крупская, а в этот момент – обмякшая в руках дочери обычная мама, замерла на несколько мгновений, а потом, неловко потрепав Юльку по руке, забормотала что-то про глупые нежности, но не успела спрятать промелькнувшую улыбку и на миг заблестевшие влагой глаза. А потом два бойца яблочного фронта сидели на кухне, мыли, перебирали, чистили, резали, раскладывали, замораживали, варили, давили… А ещё громко хрустели, брызгая сладким соком на руки. И много смеялись, убирая со стола последствия фруктового побоища, а потом пили чай со свежей «быстрой», как называли в их семье этот рецепт, шарлоткой. И вспоминали «дядь витин» сад, куда он звал всех друзей и соседей собирать огромные ярко-красные яблоки с выгнувшихся до самой земли веток. И лето на даче, которую хоть и пришлось продать после смерти папы, но которая осталась в памяти густым запахом полыни и солнца, соловьиным пением в ночи и мягкими облачками тумана в низинах на рассвете.
И на этой пропахшей яблоками кухне Юля рассказала маме о поездке, об удивительном, сказочном, абсолютно нереально-восхитительном гостиничном комплексе, который появляется в руках настоящих волшебников, в том числе и благодаря её усилиям. О том, что пусть её вклад совсем маленький, но ей так нравится его вносить. И о том, как вообще она рада прикоснуться к этому большому и творческому процессу. И как в неё там верят. И конечно, немного о Мирославе Медведеве. Самую малость. О том, какой это умный и сильный медведь. Умолчав о зонтике и разбуженном посреди ночи генерале, о балалайке и поцелуе в макушку, об обещании позвонить и об её, юлькином, ожидании. Только о добром и гостеприимном брате Данелии («ты же помнишь Данелию?») и его предложении поработать. Рассказала и замерла, желая разделить с самым близким человеком радость и азарт, раскрывая свою душу как руки для объятий… И со всего размаха налетела на морозную стену, выросшую прямо посреди жаркого яблочного августа. С бойницами заледеневших глаз и сжатых губ.
- Растила тебя, растила, а ты осталась всё той же бестолочью! – Слова тяжёлыми бусинами рассыпались по кухне, нарушая тишину металлическим стуком, разбивая лёгкость и надежду.
- Ну, какую вырастила, - тихо прокомментировала Юля и горько усмехнулась, сворачивая невидимые крылья и убирая их обратно под привычный панцирь. С кухни в это время стремительно улепётывали призрачные соловьи и кузнечики, а запах полыни и свежего сена вытеснялся приближающимся смерчем с ароматом корвалола. И ведь уже даже не больно. Так, кольнуло что-то, похожее на привычное чувство вины – довела маму, неблагодарная дочь.
- Что? Бормочешь чего? – Даже странно, что Надежда Константиновна услышала и отреагировала на юлькин шёпот, обычно и более громкие попытки диалога оставались проигнорированы. – Вот в кого ты такая? А я тебе скажу! Вылитый отец! Тоже тот ещё мечтатель! Всё в облаках витал! Ты-то куда лезешь? И чего здесь не сидится? Работа хорошая, муж, сын. Чего тебе ещё надо?
- Мам, муж бывший, работа тоже далеко не предел мечтаний…
- Бывший! – Взвилась мама, переходя на свой фирменный, одновременно командирский и умирающий, тон. Голова повязана, кровь на рукаве*****, но шашкой над головой ещё есть силы махать. – То-то и оно, что бывший! А кто в этом виноват? Жила бы и горя не знала. А тебе подавай… Ох, голова твоя бедовая! А-а. Так может, ты к своему полюбовничку едешь? Воооот оно что! Бедный Костик. Узнал, какую змею пригревал всё это время, вот и не выдержал! Ах, вон как! Меня берёг, не говорил, какая ты! А родная дочь, родная дочь! Аптечку мне неси и воды дай…
Шумно вдохнув и выдохнув, Юля направилась за аптечкой, но через несколько шагов решительно свернула к шкафу. И уже через пару минут, в джинсах и майке, сжимая в руках сумочку и телефон, появилась перед мамой.
- Поехали, мамуль. Такси сейчас подъедет.
- Что? Куда? Какое такси!!! – Мама красивым жестом сложила ладошки у груди. – Доченька, ты же знаешь, у меня сердце слабое, а ты…
- А у меня дома нет корвалола, - прервала поток недовольства Юля спокойным голосом. – Мам, скорую, ты же знаешь, не дождаться. Быстро съездим, и тебе сразу станет лучше, вот увидишь.
Такси уже ждало у подъезда, когда Юля спустилась, придерживая одной рукой мамин локоть, а другой – пакет яблок. Маму торжественно разместили на заднем сидении, после чего Юля с доброжелательной улыбкой попросила водителя включить кондиционер и одновременно приоткрыть задние окна, пока мама не начала убеждать, что ей слишком жарко и в то же время – воняет «этим ужасным химическим ветродуем». Таксист хотел заворчать, но с такой же милой улыбкой Юля вручила ему пакет с ароматными фруктами и поблагодарила за доброту и неравнодушие. Откуда в ней отыскались такие дипломатические таланты, Юля не знала, да и не хотела задумываться. Слушая причитания с заднего сидения о неблагодарности и легкомысленности современной «молодёжи», она с улыбкой переглядывалась с таксистом. И виновато пожимала плечами, когда в ход шла тяжёлая артиллерия на тему излишней лёгкости поведения безответственной и безнравственной дочери. Когда такси остановилось, Юля всё с той же улыбкой повернулась к молчаливому мужчине за рулём и шепнула:
