— Тебе хочется остановиться поближе к посольству?

— Откровенно говоря, да.

Перед тем как спуститься в тёмную, душную, наполненную людьми станцию метро, Шамрай приостановился и взглянул на Париж. Гигантский город казался озабоченным чем-то своим, неведомым Роману, безразличным к нему, Шамраю, чужим. На мгновение стало страшно. Там, в Терране, его знали все. Здесь же — не знал никто. Как отнесутся к нему в Париже?

Сдерживая волнение, Шамрай двинулся вслед за Жаклин.

Пересадка, и вот они снова на поверхности, именно в том месте, где под острым углом сходятся бульвары Распайль и Сен-Жермен. На розовом большом доме вывеска «Отель Каире».

Невероятная гимнастёрка Шамрая произвела впечатление. Портье, не раздумывая, дал ключ.

— Вы надолго к нам?

— Не знаю, — ответил Шамрай.

— У нас часто останавливаются советские офицеры, — приветливо сказал портье. — Удобно — рядом посольство.

В маленьком номере Жаклин поставила на пол чемодан и сказала:

— Уже поздно. Пожалуйста, никуда не ходи сегодня.

— Хорошо, — ответил Шамрай.

Только сейчас почувствовал он, как болит нога. Ничего, первое испытание она выдержала. Завтра уже будет легче.

— Я попробую достать кофе, — проговорила Жаклин, берясь за телефонную трубку. — Сейчас будем ужинать.

— Хорошо, — вновь согласился Шамрай.

Ом произносил необходимые слова, соглашаясь во всём с Жаклин, а сам думал только об одном — о своём посещении посольства. А может, там завтра ничего не решится? Просто скажут: «Возвращайся в Терран, после победы всё станет ясно, а пока подожди». Это будет горькая для него пилюля, но, может, именно так и случится.

— Я сейчас приду. — Жаклин положила телефонную трубку на аппарат.

Шамрай подошёл к окну, раскрыл его. Внизу жил ещё освещённый вечерним солнцем бульвар Распайль. Машины пробегали редко, серо-зелёные, военные, скорее всего американские. Прохожих на тротуарах не очень-то много. Окна пока затемнены. В ожидании победы Париж нахмурился, затаился.

Где-то здесь, пожалуй, ходит тот весёлый паренёк, шофёр грузовика со смешным номером 123–456. Здорово бы было неожиданно встретить его. Но такие случайности редко встречаются в жизни. Их следует организовывать.

Вернулась Жаклин.

— Вот бурда, которую они называют кофе. — Она уже овладела собой, вынула из сумки еду, став снова прежней, очень домашней, родной, хозяйственной и озабоченной.

Шамрай подошёл к окну. Долго смотрел на тёмный бульвар и попробовал представить, каким он будет в День Победы. Но фантазия не помогла. Представить не смог, что-то мешало…

Над Парижем пролетал невидимый самолёт. Размеренный гул долго, колыхаясь, плыл над улицами, подчёркивая тишину и вечернюю уютную успокоенность города. И Шамраю невольно припомнился смертный ад Террана в дни обороны и вспомнились люди, которые заплатили своей жизнью за эту уютную тишину Парижа. Может, случится и так, что многих из них никто даже и не вспомнит. Не только право, но и обязанность живых чтить память о мёртвых!

Жаклин подошла, встала рядом, прижалась к нему всем телом, будто желая запомнить, унести с собой навсегда ощущение этого прикосновения.

Шамрай обнял её за плечи. Высокая и сильная, Жаклин в Париже почему-то казалась и меньше и слабее. Ей больше подходил Терран, с его шахтами и дымными трубами, такими же, как она, крупными и неторопливыми людьми. И так же к лицу ей будет Суходол, с его огромными заводами и неоглядным Простором Днепра.

— О чём ты думаешь? — спросила Жаклин.

— О завтрашнем дне.

И вот наконец-то он настал, этот завтрашний день. Четыре квартала от отеля по дороге к Советскому посольству Шамрай прошёл легко, как бы проверяй себя, не опираясь на палку. Остановился невольно у газетного киоска.

— Потрясающие новости!. «Красная Армия окружает Берлин», — радостно кричал киоскёр.

Шамрай купил газету и поспешно зашагал, увлекая за собой Жаклин. Они уже вышли на тесную, густо застроенную улочку Гренель. Слева высокие металлические ворота. За ними старинный особняк. На медной, до солнечного блеска начищенной табличке надпись: «Посольство Советского Союза», а сверху Государственный герб, которого так давно уже не видел Шамрай. Рядом с воротами небольшие двери.

Шамрай остановился, взглянул на Жаклин и с треском сломал о колено свою палку.

— Что ты делаешь? — вскрикнула Жаклин.

— Она не потребуется мне больше.

Шамрай вошёл и остановился в проходной комнате. Одни двери на улицу, другие во двор посольства.

— Вы к кому? — спросил дежурный в форме лейтенанта.

Шамрай впервые увидел погоны советского офицера, вскользь взглянул на свою экзотическую гимнастёрку с кубарями на петлицах воротника и смутился.

— Мне нужен товарищ Монахов, — обратился Шамрай, — вот его письмо.

— Сейчас позвоню, — ответил лейтенант.

Монахов появился через минуту, весёлый. Вид Шамрая не удивил его нисколько.

— Очень рад тебя видеть, — сказал он, обнимая Романа, — пошли.

Какими-то древними деревянными коридорами прошли они в маленькую комнату левого крыла посольства.

— Садись, рассказывай, — то ли попросил, то ли приказал Монахов. — Откуда ты раздобыл такую опереточную форму?

— Жена сшила. Ты теперь здесь служишь?

— Да, работаю в аппарате военного атташе. Рассказывай. Только покороче. И самое главное. Понимаешь. очень мало времени.

Монахов был откровенно рад встрече. Шамрай это понял и успокоился.

Рассказ, даже очень краткий, занял полчаса. Когда Шамрай вспомнил о памятнике Ленину в шахте «Моргенштерн». Монахов взглянул на него пристально и снова склонился над листком бумаги, где он изредка кое-что вписывал.

— Неужели действительно можно убежать из гестапо в наручниках? — удивился он.

— Оказывается, можно.

— Чудеса!

— Да, чудеса, — согласился Шамрай.

О защите Террана майор знал подробно.

— Да, это героическая оборона, — сказал он. — Вы очень помогли союзникам. Без вас они крепко бы завязли у Террана, а гитлеровцы тем временем сожгли бы Париж. Тебя ранило под Терраном?

— Да. Но сейчас я здоров.

— Вижу. Жена твоя где? Вы венчались в церкви?

— А что разве и это бывает?

— Всё бывает на свете.

— Нет, мы не венчались, мы зарегистрируемся в загсе, в Суходоле, что над Днепром, — ответил Шамрай. — А жена моя здесь, ждёт около ворот.

— Ты прямо одичал в этом Терране, — сказал, шутливо улыбаясь, Монахов. — Ну как же так можно? Немедленно идём к ней. Нужно извиниться. Здесь всё-таки Париж.

Жаклин стояла у ворот, бледная и взволнованная.

— Я думала… — кинулась она к Роману.

— Знакомься, Жаклин, это Монахов, мой друг, — проговорил Шамрай, представляя майора.

— Я пришёл специально попросить прощения у вас за вашего не очень-то любезного мужа, который заставил вас так долго ждать, — сказал Монахов на отличном французском языке и, обернувшись к Шамраю, сказал — А ты владеешь французским?

— В лагере всему научат.

— Иди, Роман, в отель и жди. Не волнуйтесь, мадам, — Монахов улыбнулся Жаклин. — Я доложу начальству и позвоню тебе… — Он посмотрел на Шамрая, потом на часы. — Позвоню часа через два. Есть одна интересная деталь в твоём рассказе. Рад, очень рад был видеть тебя живым, что мы с тобой встретились и что ты оказался настоящим человеком.

Монахов, прощаясь, поцеловал сильную руку Жаклин, обнял Шамрая и исчез за воротами посольства.

— У меня в жизни не было более трудных и страшных минут, чем эти, — сказала Жаклин, когда они вернулись к себе в номер. — Вы что, вместе воевали?

— Я уже говорил: вместе кончали военную школу…

— Ты тоже мог бы быть майором?

— Я мог бы быть даже генералом, — весело ответил Шамрай. — Но ни капельки не жалею о том, что не стал им. Подумай только: ведь тогда бы я не встретился с тобой.

— Оказывается, ты умеешь говорить комплименты.

— И всё-таки это правда.

— Знаешь, у меня что-то очень тревожно на душе…