Выполнив задание, группа Шамрая присоединяется к основному отряду. Возвращаемся все вместе.
— Красота! — восторженно воскликнул Мунтян. — Я готов.
— Рано ещё радоваться, — перебил его Колосов. — Рассчитывать, что мы застанем гестаповцев спящими, не приходится. Конечно, элемент внезапности сыграет свою роль, и победа может быть на нашей стороне. Но необходимо быть готовыми к настоящему бою. Силы гестапо здесь незначительны, но за полчаса к ним может подоспеть подкрепление. Возможно, придётся отступать с боем. В нём могут быть и убитые и… раненые. Раненым будем помогать, но следует иметь в виду и непредвиденные случаи. Никто не имеет права попасть живым в руки врагов. Ясно?
Они понимали и это. Бывает момент — нужно иметь смелость поднести пистолет к собственному виску или лечь на гранату, вырвав из неё чеку. Это закон партизанской войны!
Разобрали оружие и вышли из шахты. И снова произошло чудо — перевоплощение бесправных, жалких пленных в вооружённых воинов. На этот раз в нише между стояками креплений лежало одиннадцать автоматов. Французские товарищи хорошо позаботились об оружии для отряда.
В эту минуту Шамрай почему-то подумал о простой Франции, Франции маленьких городов и сёл, шахт и заводов, о рабочих руках, которые принесли и положили сюда оружие, о женщинах, которые аккуратно и заботливо залатали эти старые пиджаки, о смелых людях, арестованных гестапо. Этой ночью он шёл в бой за неё, за эту трудовую Францию. Может, придётся пасть в бою. Не исключено, о такой опасности предупредил командир. Умирать не хотелось, ох как не хотелось умирать именно сейчас, когда так близка победа и свобода» по страха в сердце не было.
Круглая луна взошла и осветила Терран. Велосипедисты мчались по шоссе, как быстрые, лёгкие тени.
Перед первыми домиками на окраине Террана Колосов приказал остановиться. Тень отделилась от забора, за ней вторая. Послышался тихий свист, кто-то насвистывал мотив незнакомой Шамраю весёлой песенки.
К людям у ограды подошёл Колосов. О чём они там говорили, услышать было невозможно. Потом все трое вернулись к отряду. В одном из французов Шамрай к удивлению узнал Робера Коше.
А собственно говоря, чему удивляться? Разве не вместе они работают в шахте?
— Чтобы не заблудиться в городе, нам дали проводников. Шамрай, с тобой пойдёт Робер. А товарищ Жак останется с нами.
— Марш, марш! — сказал Робер, берясь за велосипед.
«Самая короткая дорога та, которую ты хорошо знаешь», — ещё на фронте Шамрай слышал эту поговорку и не раз убедился в её справедливости.
Возле нефтехранилищ они очутились минут через пять.
— Осторожно, — предупредил Робер, — часовой за углом, другой возле дверей.
— Морозов, Мунтян, — тихо сказал лейтенант.
— Есть, — послышался шёпот расторопного Морозова.
Они отсутствовали минут пять, не больше. Морозов вернулся первым. За ним следом Мунтян.
— Товарищ лейтенант, ваше задание выполнено.
— Кикоть, у вас всё в порядке?
— Как на крейсере, — ответил сапёр.
— Давайте!
Когда взорвались и загорелись подорванные толовой шашкой бензобаки, они уже успели отъехать метров на триста.
— Не могли найти подлиннее шнура, — выругался Шамрай.
— Нужно экономить материал, — резонно ответил, оправдываясь, сапёр.
В Терране стало светло, как днём.
Потом плотная дымовая туча опустилась на землю. Померкла луна. Круг её стал тёмно-багровым, чётким, без обычного лучистого сияния, и покатилась она сквозь клубы жирного тяжёлого дыма, как раскалённое ядро.
К дому гестапо они поспели вовремя. Ребята уже высадили входные двери.
Шамрай вбежал в подвал по освещённому фонарём коридору, замер перед Колосовым, который пытался открыть тяжёлым болтом дверь запертой камеры.
— Товарищ командир, ваше задание выполнено. Потерь нет.
— Чёрт, не откроешь без ключей, — с остервенением выругался Колосов.
— Где они могут быть?
— Где? У коменданта гестапо. Засели, гады, на втором этаже.
— Может, поджечь дом? Сразу выскочат… Да, а как быть тогда с арестованными? — сам себя тут же опроверг Шамрай.
— Надо взять штурмом второй этаж.
Наверх вела деревянная лестница с широкими дубовыми поручнями. Не только пройти, ступить на лестницу невозможно — бил автомат,
— Телефон! Связь перерезали?
— Нет.
— С ума сошли! Они наверняка уже вызвали подкрепление.
— Это и так ясно.
Мунтян вбежал в переднюю:
— Товарищ командир, гранаты нашёл.
— Отлично! Давай сюда.
— Нет. Это моя специальность, — сказал Ганковский. — Зайду со двора. А вы с улицы отвлеките их внимание.
— Давай, — согласился Шамрай. — Ребята, за мной. Огонь!
Каменный двухэтажный дом качнулся от шквала огня. Потом послышался звон разбитого стекла и тут же один за другим ударили четыре взрыва. И сразу настала тишина.
— Мунтян, разведай-ка, только осторожно, — приказал Колосов, прижимаясь к резной дубовой балюстраде.
Мунтян осторожно переступал со ступеньки на ступеньку, ловко и споро продвигаясь по лестнице на второй этаж, где застыла настораживающая мёртвая тишина. Вот он приостановился, вскинул руку. Выстрела не последовало. Осмелев, приподнялся и быстро взбежал наверх — в большой комнате, с развороченной мебелью, выбитыми стёклами, лёжа на полу, истекали кровью гестаповские офицеры.
— Ключи! — крикнул Колосов,
Прикосновение к тёплым трупам, запах крови вызывали мучительное чувство тошноты. Переборов его, Мунтян выхватил из кармана мёртвого офицера связку тяжёлых ключей.
— Вот они!
— Вниз! Живее.
Тяжёлые железные засовы раскрылись с грохотом. Семеро мужчин и три женщины вышли в коридор, освещённый тусклой электрической лампочкой.
— Робер, забирай своих друзей, — крикнул Колосов, — Ну, ребята, подсуньте огонька под дом — и ходу. Нужно вырваться отсюда, пока не подошло подкрепление. Робер, ты готов?
Робера Коше и его друзей уже не было в доме гестапо.
— Огонька, ребята, огонька! — командовал Колосов.
С улицы послышался сухой треск коротких автоматных очередей. Это оставленное Колосовым боевое охранение вступило в бой. Видно, успели подойти гестаповцы из соседнего города.
— Чёрт! — выругался капитан. — С боем придётся отходить. Ну ничего, прорвёмся. Поджигай, ребята!
Кикоть притащил из гаража две канистры бензина, вылил их содержимое на ковёр, отбежал, выстрелил в растёкшуюся лужу. Загудело, заиграло, набирая силы, весёлое пламя. Дом тотчас же окутался дымом, будто завернулся в тёмную шаль.
Колосов кинулся к углу улицы, откуда слышалась стрельба.
— Что здесь у вас?
— Прорвались две машины. Одна гестаповская, другая — с французской полицией.
— Где же они?
— За углом. Видно ждут подкрепления. И тогда окружат…
— Чёрта с два! Отходить!
После удачного партизанского налёта это самая приятная команда. И было бы совсем хорошо, если бы только удалось оторваться от погони.
Не удалось. Выстрелы слышались со всех сторон, будто огромный невод охватывал Терран, угрожая опутать смельчаков своими огненными сетями.
— А, дьявол, ранило, — вскрикнул Морозов, сжимая ладонью почерневший от крови рукав.
— Дойдёшь до велосипеда? — спросил Колосов.
— Попробую…
— Ехать сможешь? — спросил Морозова командир, когда они добежали до места, где стояли велосипеды.
— Не знаю… рука пробита.
Стрельба угрожающе приближалась с правого фланга — видно, прибыло подкрепление. Багровое зарево пожара разлилось по аспидно-чёрному небу, освещая город. Резко пахло нефтяным дымом.
— Шамрай, — сказал Колосов, — вы и Ганковский остаётесь здесь и прикрываете наше отступление. Другого выхода нет. Понимаешь? На вас одна надежда. Минут через пятнадцать — отходите…
— Часов нет…
— Приблизительно.
— Есть, отходить через пятнадцать минут.
Роман Шамрай отлично знал, что означал для него и Ганковского приказ командира. Это единственно верное решение. Двое остаются, прикрывая отступление остальных. Смерть двоих обеспечивает жизнь многим. А смерть в бою — лёгкая смерть. На месте Колосова он, Роман, поступил бы так же. Теперь нужно думать не о том, как уцелеть, а о том, как лучше выполнить приказ.
