— Вот уж докатились! Завод на полтораста тысяч тонн стали считаем небольшим… а я, помнится, гигант индустрии в Туле поднимала, который и тридцати тысяч в год не выдавал…
— Мама Катя, ты свой гигант индустрии поднимала когда мы население поштучно считали, а сейчас отправке двадцати тысяч человек на Тайвань препятствует лишь недостаток комфортабельных океанских лайнеров. Кстати, на всем Тайване народу, к моему удивлению, вряд ли больше сорока-пятидесяти тысяч. Причем там дикари еще более дикие, чем на Хайнане. Материковые китайцы не зря остров называют Ижу, то есть «остров дикарей». Забавно то, что для ханьцев дикари эти злые…
— Так ханьцы их грабить заезжали, а мы вроде даже помогаем по мелочи. Чего на нас-то им злиться?
— Они друг на друга злятся: воюют друг с другом непрерывно. То есть не то что воюют, а так: увидел человека из соседского племени и быстренько его убил.
— И съел!
— Ты не поверишь…
— Я теперь всему поверю. Старая стала, глупая.
— А как Берлин строить, так молодая и умная. Ты ведь всего-то одну улицу выстроила, а теперь в городе уже народу за двадцать тысяч, Витя Соболев мне раз в неделю проекты новых заводов, которые там выстроить срочно требуется, шлет.
— Ну и ты его шли. Небось уже взрослая девочка-то!
— Это ты верно заметила. Я, наверное, после Нового года на пенсию пойду уже. Ведь если прикинуть, то ничего принципиально нового из будущего мы больше предложить людям не можем, а то, чему задел положили, молодые и без нас разовьют, да так, как нам и не снилось. А общее планирование, я думаю, сейчас и Гриша Кабулов прекрасно потянет.
— Не Оскар?
— Нет. Оскар сам не согласится, он уже пробовал и ему хватило. Планировщик он великолепный, но фантазии маловато. И немножко слишком уж он перфекционист. Если какой-то план срывается, даже по самым что ни на есть объективным и полностью форсмажорным причинам, у него начинаются приступы паники. А на такой позиции должен быть человек со слоновьей шкурой и флегматичностью австралийского ленивца.
— То есть вроде тебя, — радостно засмеялась старшая собеседница. — Ладно, шучу я. А отдохнуть от забот тебе пожалуй уже пора. Чем на пенсии заняться думаешь?
— Поеду в Школу, отдохну от шумного города. Мемуары напишу, меня вот тетя Лера как раз просила. И за домом пригляжу, а то Оля говорила, что ей уже трудновато стало и Никита опять в Москву перебраться хочет.
— Я не просила, а требовала! — заметила Лера, — Потому что ты сколько лет Госпланом управляешь? И кто лучше тебя сможет донести потомкам как мы дошли до жизни такой? — Лера ехидно улыбнулась. — Кстати, раз уж до Нового года ты еще поработать собралась, почитай одну книжечку. Я ее специально для тебя написала, под грифом «совершенно секретно» между прочим. Про текущие расклады на Дальнем Востоке, много интересного узнаешь. Я сама удивлялась, когда ее писала…
Новый трехсотый год попаданки встретили в том же составе, в каком отмечали и пуск ДнепроГЭС — за исключением, конечно, Кати Клее. К ним присоединились Денис, окончательно «ушедший на пенсию» и Никита с Олей, тоже приехавшие из Школы в Москву. Еще Маркус собирался заехать всех повидать, но сильно приболел и только позвонил чтобы всех поздравить. Ну и сообщить, чтобы за него не волновались, с ним ничего серьезного, просто радикулит замучил…
Все-таки число с двумя нулями на конце почему-то воспринимается несколько иначе, чем любые другие даты, и хотя Екатерина Первая выпустила специальный циркуляр, «запрещающий» считать этот Новый год началом нового века, все тогда быстренько решили бурно отпраздновать последний год века текущего и отметить такую дату с должным усердием. Не в смысле «напиться до поросячьего визгу», а торжественно.
Председатель Госплана «торжественности» добавила изрядно: за два дня до праздника она подписала (от имени всей России) договор с Алемайеху и «другими заинтересованными лицами» о создании нового государства — Союза Социалистических Республик. Кроме собственно России и Эфиопии членами этого Союза становилась Скандинавия и Германия. Просто «по статусу» в республиках официальным становился и «основной язык местного населения», а на территории между Одером и Рейном из пяти миллионов человек больше трех все же в быту разговаривали на разных именно германских диалектах. И при этом понимали друг друга, так что Брунн немедленно принялась организовывать «германские» радио- и телевизионные редакции, громко при этом заявляя, что «теперь-то она научит всех германцев хохдойчу». И радостно при этом смеясь, потому что прекрасно знала, что этот хохдойч ни один нынешний германец даже примерно не понимал.
Так же в республиках уже местные власти получали право организовывать начальное образование на местных языках, и в дальнейшем, по мере появления собственных кадров — и среднее, однако русский — как «язык межнационального общения» — во всех школах все равно преподавался в обязательном порядке. Но единодушным решением всех «присутствующих здесь дам» даже старшая школа оставалась полностью русскоязычной, не говоря уже об образовании высшем. Брунн во время обсуждения данного вопроса высказалась очень даже конкретно:
— Мы не настолько богаты образованными людьми, чтобы выращивать ученых и инженеров, не понимающих друг друга. К тому же я просто не знаю, как по-немецки называется… как это… вспомнила: главный циркуляционный насос, вот! Кстати, Кать, расскажи мне как-нибудь, что это такое — а то внуки спрашивают и заставляют меня чувствовать себя дурой.
А за праздничным ужином Брунн все же поинтересовалась у Кати Владимировны:
— Девочка, ты мне все же поподробнее расскажи, зачем вся эта эпопея с Союзом. Я понимаю, с эфиопами есть какие-то сложности, а про Скандинавию и Германию я все же до конца причин не постигла.
— Да всё просто: Россия выросла настолько, что управлять всем из Москвы стало несколько… обременительно. Мы с Али и Ларсом посидели, подумали и решили: из Москвы мы будем только основные направления задавать, а как эти задачи реализовать на местах виднее будет. Кстати… Никита, ты же сейчас дурью маешься и не знаешь чем себя занять. А я как раз подыскала тебе непыльную работенку.
— И какую же? Я для нынешнего развития точной механики уже слегка устарел.
— В этом ты прав, механикой и без тебя есть кому заняться. Но в новой организационной структуре над нашим Госпланом — и над Госпланами всех отдельных республик — будет создан новый координирующий орган. Который будет просто обозначать новые направления нашего развития, вот ты этим и займись. Не работа, а просто праздник какой-то: сиди себе в кресле, поплевывай в потолок и озвучивай республиканским Госпланам свои светлые мечты. Откуда мечты черпать будешь — об этом Маркус уже позаботился, у него новые компьютеры умеют даже видео дешифровать, а все книжки он уже обратно на магнитные диски перекачал. Он здесь, точнее в подвалах под Кремлевским дворцом поставил дисковый массив на два терабайта, так что читай — не хочу.
— У меня зрение уже слабое.
— А Маркус наладил и выпуск экранов сорок пять сантиметров по диагонали, так что давай, не сачкуй.
— Я не сачкую. И даже прочитал книжку, которую Лера для тебя написала.
— И что ты там вычитал? — поинтересовалась писательница.
— Я не знаю, что имел в виду автор, — не удержался от старой учительской шутки Никита, — но мне кажется, что скоро в Союз придется принимать и КНДР.
— Что принимать? — удивилась Катя.
— Корейскую народно-демократическую республику. Тетя Лера написала, что сейчас там штук шесть-восемь мелких как бы государств, мечтающих освободиться от ханьского владычества…
— И тебе захотелось им срочно помочь, да?
— Нет. Но я вычитал, что еще возможно живы те корейцы, которые помнят что Ляодуньский полуостров был как раз частью Кореи.
— Не выдумывай, не писала я такого, — встрепенулась Лера. — Там просто жили — давно жили, больше ста лет назад — как раз племена, впоследствии ставшие корейцами. Сильно впоследствии.
