Спустя два года он, совместно с Васей Кёнигом, организовал на судостроительном заводе в том же Адубисе «серийное производство» балкеров на пятнадцать тысяч тонн. Суда в полтора раза меньшие чем собираемые здесь же двадцатипятитысячники от последних «выгодно отличались» тем, что полностью изготавливались на месте и из местных же материалов (ну, если считать сталь, выплавляемую из австралийского сырья, местной). А недостатком корабликов являлось то, что двигались они не с помощью паровой турбины, питаемой углем, а двумя дизелями по тысяче лошадок. Которые, конечно, неплохо работали и на «флотском мазуте», однако избытка этого мазута все же не наблюдалось.
Зато наблюдалось кое-что другое: вот уже несколько лет Эфиопия добывала многие тысячи тонн хлопка, а тонна хлопка-волокна — это почти семьсот килограмм семян. Тонна семян — почти два центнера хлопкового масла, которое в принципе (и после специальной обработки) в пищу употреблять можно — но категорически не хочется, в особенности когда других, причем совершенно «пищевых», масел изобилие. Так что балкеры, перевозящие руду и уголь из Австралии, хотя и могли на мазуте работать, но работали на «биодизеле» из хлопкового масла.
Пока работали — то есть пока кораблей таких было немного и им масла для моторов хватало. А чтобы масла хватало для большего числа кораблей, нужно больше выращивать хлопка. А чтобы вырастить больше хлопка, нужно очень много воды…
Став императором, Али немедленно приступил к воплощению мечты своей юности. А если ее воплощает император, то и воплощение происходит очень быстро, ведь ему радостно помогает все население империи. Ну, может быть и не очень радостно — однако в данном случае именно радость строители и испытывали. И благодаря тому, что за работу на стройке людям платили по местным меркам весьма неплохо, и — главным образом — из-за того, что благодаря грамотно построенной пиар-кампании «каждый эфиоп знал» что после завершения строительства в Эфиопии «будет много дешевой еды». А строил Али плотину на шестом Нильском пороге…
Сама плотина была относительно небольшой: высотой до десяти метров и длиной около полукилометра. Еще выше каньона, в котором, собственно, пороги и находились, по берегам реки были отсыпаны две дамбы длиной километров в двадцать — но и дамбы были невысокие, в пределах метров пяти. Для того, чтобы всё это не смыло во время половодий, в плотине были сделаны два десятка закрываемых «в мирное время» водосливов — но Алемайэху сильно переживал из-за того, что потенциальные сто шестьдесят мегаватт электричества Нил в этом месте ну никак не отдавал. И говорил об этом с Катей уже много лет…
Причем Али разговаривал не только с Катей, он умудрился даже Ларса Северова достать так, что «скандинав» передал ему три двенадцатимегаваттных генератора и даже помог их на плотину поставить. Но ведь Али и сам был по образованию энергетиком, а потому прекрасно понимал, что электростанция и двадцати процентов потенциала не выдает. Не выдает потому, что мощных генераторов не хватает. То есть раньше их делать просто некому было, а вот теперь, когда заработал новый завод…
Конрад в принципе о притязаниях Алемайеху знал, и был уверен, что одними из первых заказов будут генераторы для Верхненильской ГЭС. Вот только действительность оказалась «страшнее»:
— Значит так, — Катя, когда Конрад приехал в Госплан, решила лично с ним встретиться, чтобы парень «глубже проникся важностью задач», — мы уже созрели для начала постройки Верхнеднепровской ГЭС, и там будет установлено десять агрегатов по сорок четыре мегаватта. В принципе, таких же, как и в Электростали, только делать их придется уже твоему заводу. Десять штук за четыре года.
— Сделаем, откровенно говоря я думаю что их мы сможем сделать даже быстрее. За три года — так точно сделаем, а, скорее всего, вообще за два.
— Не сделаете. Потому что у нас есть еще станции, которым такие генераторы нужны.
— У Алемайеху? Но насколько я знаю, ему даже четырех таких генераторов лишку будет.
— Знаешь правильно, для него мы пока только три отправим. Причем два — уже в этом году. Но чтобы ты не особо расслаблялся, я тебе расскажу о других запланированных стройках. Причем запланированных уже сейчас, то есть строительство или в этом году начнется, или уже началось. У нас в Танзании есть небольшая речка, называется Лапуля. Там на двух порогах неплохие ГЭС поставить можно, и вот верхнюю уже начали строить. Речка заметно сезонная, но для электростанций подходящая: на первой ГЭС два месяца в году можно получать по двести восемьдесят мегаватт, а почти все остальное время — в районе ста. Ну и месяца три — только около пятидесяти, даже меньше чуток. Подпор для турбин там будет двадцатиметровый, генераторы — все те же по сорок четыре мегаватта плюс парочка для собственных нужд мегаваттные, но это не к тебе. Следующая ГЭС уже на четырнадцать метров со соответствующим снижением мощности…
— То есть семь агрегатов и, скорее всего, пять… турбины только разные придется сделать.
— А ниже — еще три или даже четыре плотины уже десятиметровые. Там по три таких агрегата и еще по паре средних и мелких туда Ларс поставит. И вот всё это — очень срочно, потому что возить медную руду из Катанги гораздо дороже чем готовую медь. То же относительно кобальта, олова — да ты, наверное, и сам знаешь что там есть. Так что программа на первые четыре года…
— Понятно. Мне денег на расширение заводов Госплан даст?
— Вижу, что ты уже стал настоящим директором. Даст, потому что Лапуля впадает в озеро, а из озера вытекает другая речка — которая на тридцати километрах умудряется упасть на сорок пять метров, причем, если озеро задейстовать как водохранилище, то полтораста мегаватт с каждой из двух станций…
— На десять турбоагрегатов в год я, наверное, смогу выйти уже года через два-три — но это если очень постараться.
— Очень постарайся за два, причем не на десять в год, а штук так на пятнадцать-двадцать. Потому что рек на планете много, а электричества нам не хватает. И последнее: план твоего комбината возьмешь в секретариате, но там только срочные задания на ближайшие три года. А из несрочных — отправь конструкторов генераторного завода с Лемминкэйненовной пообщаться: есть мнение, что нам скоро потребуются генераторы в сто и больше мегаватт. Пусть народ подучится пока завод серию гнать будет…
Глава 8
Кати посмотрела по телевизору пуск и второй, и третьей турбины ДнепроГЭС. И даже четвертой и пятой — а пуск шестой она встретила уже в парке Мнемозины. Усевшись на здоровенный электрический мотор и держа в руках электропилу с большой надписью Husqvarna на шине. Катя-старшая про себя подумала, что скорее всего легенда о том, что Трофим заранее изготовил памятники для всех попаданцев, не очень-то далеки от истины… хотя он ведь совсем недавно делал бюст Лемминкэйненовны для установки «на Родине героя», а в его мастерской — давно уже превратившейся в средних размеров «завод» — три десятка весьма талантливых скульпторов почти любые заказы исполняли за считанные дни.
А Катя-младшая подумала что теперь-то понятно, почему электропилы все называли именно «Хускварнами». Грамотный народ пошел, буквы латинские выучил — а на саму пилу в Историческом музее много кто посмотреть успел…
Когда все уже уходили из парка, Ксюша, которая последний раз была здесь когда хоронили Ларису, вдруг остановилась и, показывая рукой сквозь облетевшие ветки сирени, тихо спросила у идущей рядом Алёны:
— А это что? Я думала, что парк только для наших…
— Это — наши. Они, сами того не зная, нас ведь спасли, я из-за них тогда притормозила и успела остановиться. Каждый год девятого мая им цветы приносила, а когда парк строить закончили… я Кате сказала, она со мной согласилась. Фотографии тогда Кати из их телефонов вытащила, я для себя распечатала. Трофиму хватило…
Пожилой мужчина с ежиком седых волос и белобрысый парень сидели на невысоком «бетонном» заборчике, а стриженый «под ноль» худощавый мужчина с восточными чертами лица стоял рядом с ними, держа в руках баллонный ключ.